Он согласился, так как это было разумно. Но странно, что это предлагала Билли, которая открыто возмущалась большими хищными волками — крупными компаниями в сфере дизайна, пожирающими более слабых соперников. Похоже, она действительно загорелась этой идеей.

Билли. Он покачал головой. Смогу ли я когда-нибудь понять ее? — размышлял Трэвис, торопливо проходя по коридорам опустевшего здания, в тишине которых гулко отдавались его шаги. Все уже давно ушли, так как в пятницу рабочий день заканчивался в три, — это одна из установок Трэвиса, от которой он не собирался отказываться. Первое правило хорошего руководителя. Относись к людям хорошо, и они будут относиться к тебе соответственно. Относись к ним как к черни, и они восстанут.

Однако на протяжении нескольких последних недель этот принцип не срабатывал. Трэвис не сомневался, что кто-то сознательно накаляет обстановку на работе. Известно, что одно яблоко может испортить целый мешок, поэтому Трэвис знал: как только он выявит виновного, этот человек будет немедленно уволен.

Где-то хлопнула дверь. Трэвис замер больше удивленный, нежели обеспокоенный. Уборщики запоздали с уборкой? — размышлял он, прислушиваясь. Или охрана начала обход?

Он снова взглянул на часы. Уже поздно, пора домой. И незачем делать крюк, надо ехать по главной дороге мимо ворот Билли. Коттедж ее пуст, вот уже пять недель в нем не бывает света по вечерам. Не видно ни ее машины, ни кота. Она уехала, и одному Богу известно куда. Трэвис горестно застонал. Чего бы он сейчас не отдал за то, чтобы увидеть знакомую черно-белую мордочку Смаджа, пикирующего вниз с одного из его деревьев.

Но… некогда предаваться грустным размышлениям. Домой. Душ. Переодеться. Коньяк. Дорожная сумка. Сборы.

Неожиданно в дверь его офиса позвонили.

— Трэвис! Дорогой!

Клео бросилась в его объятия. Пьянящее облако духов показалось ему чрезмерным. Он ответил на поцелуй и автоматически обнял ее, чувствуя тепло и податливость ее тела, вдыхая мускусный запах волос. Да, он соскучился по ней. Как любая постоянная пара они хорошо изучили друг друга, знали настроения, желания, сомнения партнера. Вожделение еще не умерло, честно признался он, глядя в улыбающееся лицо Клео, ощущая, как твердеет его мужское естество. Умерла только любовь. Может быть, у него получилось бы собрать ее из осколков, загнав мысли о Билли на задворки своего сознания, и начать все заново с Клео?


— Ну как было в Шотландии? — спросил он, притормаживая, перед тем как выключить мотор и поставить на стоянку отеля холеный «лотус-элайз» Клео. Впервые за сорок минут ему каким-то образом удалось вставить слово в бесконечный поток ее речи.

Подскочил служащий в униформе. Трэвис придержал дверь для Клео, затем повел ее вверх по пологим ступенькам. На лестничной площадке стоял наготове швейцар в головном уборе. Он подобострастно согнулся перед ними. Трэвис поморщился. Все детали сервиса он знал, но впервые нашел такое внимание чрезмерным.

— Представляешь, — сморщилась Клео, — в Шотландии было так сыро и ветрено. Да еще эта дикая природа. Но мама наслаждалась каждым мгновением. Она объездила столько мест. И большую часть путешествия вплоть до сегодняшнего дня она потратила на то, чтобы уговорить папу приобрести небольшое имение к северу от границы. Для начала, — язвительно добавила Клео, — хотя бы несколько тысяч акров.

Трэвис улыбнулся.

— Шотландские имения не относятся к дешевым, — подчеркнул он, усаживаясь с ней на диванчик у столика для коктейля.

— Благодарение Господу! — отреагировала Клео с ехидной усмешкой. — Но, честно говоря, Трэвис, можешь ли ты меня представить живущей чуть ли не на краю света?

Он не ответил. Что касается Клео, то и Фелбраф для нее был краем света, и с тех пор, как он туда переехал, они ссорились гораздо чаще. Клео — типичная жительница большого города. Ее любимое время препровождение — походы по роскошным магазинам Мейфэра, Кенсингтона и Найтсбриджа[1], не говоря уже о регулярных увеселительных поездках в Париж, Милан и Рим. А по вечерам рестораны и ночные клубы, нескончаемые вечеринки и другие подобные развлечения.

А может ли она обосноваться в Фелбрафе? — задумался Трэвис. Или яркие огни Лондона будут постоянно манить ее? Но подходит ли Лондон им обоим? А если соединить все самое лучшее из его и из ее мира, предоставив каждому возможность идти своим путем?

— Не унывай, — прошептала Клео, ошибочно приняв его молчание за выражение неудовольствия от скуки предстоящего вечера. — Мама в превосходном настроении. Лорд и леди Снеллинг пригласили их на Рождество, и это даст нам свободу. Мы сможем делать все, что хотим, когда хотим и где хотим. А так как ты до сих пор не был в отпуске, — напомнила она ему, — думаю, мы могли бы уехать. Куда-нибудь, где жарко и солнечно и как можно дальше от Шотландии. Однако… — она заговорщицки сжала его руку, глаза ее блеснули, — об этом мы поговорим позже. И ни слова маме и папе.

Это был один из тех обедов, которые, кажется, длятся вечно. Зато мать Клео Сузанна Россингтон, похоже, наслаждалась каждым мгновением. Она пела ему дифирамбы, так что Трэвис с трудом сдерживал улыбку. Однако предложение Клео взять отпуск и куда-нибудь поехать с ней засело у него гвоздем в голове. Оно не выглядело как проявление заботы о нем или как экспромт. За этим стояла Сузанна Россингтон, известная своим честолюбием, настоящая сука — Трэвис в этом ни минуты не сомневался, видя опьяняющий блеск триумфа в глазах опытной стервы. Пропутешествовав две недели по Шотландии, а две другие погостив в одном из прославленных семейств страны, она сейчас напоминала кота, наевшегося сметаны. Удовлетворенная и самодовольная. Надо признать, что она была еще и красива — об этом красноречиво говорили взгляды, которые сопровождали ее и Клео, пока они шли по заполненному ресторану к своему столику, откровенные оценивающие взгляды. Издалека, решил Трэвис, мать и дочь можно было бы принять за сестер. И тут его буквально обожгла одна мысль, он даже сжал кулаки. Глядя на Сузанну, он видел Клео, какой она станет лет через двадцать. Жестокой и уязвимой. Уязвимой потому, что он будет обманывать ее.

— Трэвис?

Он не понял, что говорит Сузанна, и одарил ее печальной улыбкой, стараясь сосредоточиться.

— Извините, — вежливо пояснил он. — Я задумался.

— Вы пропустили мимо ушей наш разговор о Гиддингсах? Странно. Вышел последний журнал «Дом и сад», — объяснила она. — Я показала статью леди Мэри, и она была потрясена. Подумать только, заказ для Гарден-Хауса! — Она наклонилась вперед, накрыла своей рукой его ладонь. Удивительно непривлекательная рука, инстинктивно отметил Трэвис, пальцы короткие и толстые, несмотря на длинные наманикюренные ногти. Огромный сапфировый кабошон бросался в глаза. — И нет ни одной вашей фотографии, лишь вашего помощника, — журила она, ободряюще похлопывая его по руке. — Такое разочарование! О чем вы только думали, оказывая вашему помощнику столь высокое доверие?

— Я отдавал должное. — Резкая боль пронзила его изнутри. — Билли отвечала за реконструкцию. Я едва ли мог вмешиваться. Кроме того, она красивее меня, — добавил он, стараясь казаться непринужденным, что ему не удалось. — И гораздо фотогеничнее.

— В прошлом, Трэвис, — холодно подчеркнула Клео, — так как она больше не работает на Гиддингсов.

— В настоящем, Клео, так же холодно добавил он, переводя взгляд с матери на дочь. — Хоть она и бывший работник, но нельзя отрицать ее привлекательности.

— В некотором роде, возможно, — сухо согласилась Клео. — Но лично я всегда находила ее простоватой. Она слишком высокая и настоящий сорванец.

Он бросил салфетку рядом с тарелкой, откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Я что-то не припоминаю, чтобы ты встречалась с Билли настолько часто, чтобы составить о ней мнение, — сказал он как бы в размышлении. Трэвис нарывался на скандал, он знал это, но злобные замечания Клео его задели.

— Давай, давай, защищай ее. Полудикая девчонка. Невелика заслуга лазить по деревьям в чужом саду. Твоем саду. Я была там, помнишь?

— Однажды, — признал он. — Продолжай в том же духе. И после первой же встречи ты готова немедленно осудить Билли?

— Почему бы и нет? Да и на работу она одевалась едва ли лучше…

— Но ты никогда не встречалась с ней на работе, — мягко уточнил он.

— Ошибаешься. Просто тебя не было. Я случайно забегала один или два раза. Удивляюсь, что сверхнезаменимая Тейлор не упомянула об этом.

— Но я больше удивлен, что не упомянула об этом ты, — не унимался Трэвис, постепенно выходя из себя.

— Ладно, мне тогда это не казалось важным. А так как тебя там не было, я отменила ленч.

— И сознательно забыла упомянуть об этом позднее?

Лицо Клео помрачнело.

— Что это, Трэвис? Я совершила преступление? Да, я не упомянула о том, что забегала, потому что забыла. Это просто выскочило у меня из головы. Удовлетворен?

— А если нет?

— Еще вина, Трэвис? — Смягчающий тон Джона Россингтона разрядил напряженную обстановку.

Еще вина. Какая заманчивая мысль! Но нет, лучше не надо. Коньяк развяжет язык, и одному Богу известно, что может с него сорваться. Кроме того, было что-то еще, что тяготило его. Через полчаса, когда эта уютная семейная группа распадется, ему предстоит подняться с Клео наверх и лечь в огромную кровать с атласным покрывалом, которая предназначена разве что для медового месяца. И Клео будет ждать его действий, исполнения обязанностей. Как от настоящего жеребца, мрачно подумал он. О Господи! Какая ерунда.

Он перевел взгляд с полувызывающего, полуобиженного лица Клео на обеспокоенное лицо ее отца, его добрые серые глаза, исполненные молчаливого страдания. Неожиданно для себя Трэвис понял, что этот человек, возможно, болен. Он покачал головой.