Эмине же, услышав мамин протест, только звонко рассмеялась, продолжая исполнять свою миссию.

Она-то знала, когда мама вычитывает ее за серьезную провинность, а когда для проформы. Сейчас был второй случай.

Да, девочке действительно не пристало лазать по деревьям в ее-то возрасте, но… вот такая она девочка.

С этим Эмине смирилась давно. Она да, а вот окружающие все никак не хотели понять… Понять, что она другая. Что ее все разговоры о женском предназначении заставляли либо смеяться в голос, либо впадать в уныние. У нее были другие мечты и предназначения тоже другие…

— Мам, я к Аббас-бею, — спрыгнув с дерева, одарив всех желающих яблочками, Эмине понеслась домой, поцеловала маму в щеку, положила одно — самое красивое, спелое, с красным бочком яблоко на кухонный стол, а потом птицей унеслась прочь. Вразумить дочь Кямала уже даже не пыталась — просто не успела бы докричаться, слишком дочь быстро бегала…

Только и оставалось, что вновь выглянуть в окно, за которым Эмине-ханым уже мчала по двору, на ходу заплетая волосы в поистине царскую косу.

Девочка у них выросла небывало красивой. За что бог так их наградил, Кямала не знала. Ни она, ни муж не отличались ни особой красотой, ни особым талантом. Тахир всю свою жизнь проработал на заводе, хоть и обладая неплохими способностями, но абсолютно не умея их продавать, Кямала же как вышла замуж в восемнадцать, так и посвятила всю свою жизнь воспитанию детей. Благо, этим судьба их не обделила — родилось четверо девочек, и каждая чем-то примечательная. Кямала не волновалась за судьбу ни одной из них, знала, что каждая найдет свое место в этом мире. Место теплое, хлебное, уютно. Но Эмине считала своим брильянтом. Правда слишком уж своенравным и неусидчивым. Зато любимым. Всем сердцем…

Эмине бежала по улицам родного города, то и дело поглядывая на часики — подарок ненавистного жениха.

Да и жених — одно название. Зато вещь пригодилась. В отличие от остальных подарков, которыми Шахин не забывал ее награждать при каждом своем появлении на горизонте.

К несчастью, после окончания его учебы, таких появлений стало больше.

В частности и поэтому Эмине сейчас так спешила. Если не дай бог Шахин попадется на ее пути — у нее будет веская причина прошмыгнуть мимо — действительно ведь опаздывает на тренировку. А Шахин, каким бы дураком он ни был, понимал — с танцами в ее жизни он спорить не сможет. Наверняка надеялся, что после свадьбы попытается все же отвадить ее от этой бесовской забавы, вот только Эмине не сомневалась — никакой свадьбы не будет. Никогда. Поэтому все подарки жениха бережно хранила, чтоб потом вернуть, не будучи должной ему ни гроша.

Когда-то родители совершили ошибку, сватая ее с, как им казалось, надежным, способным обеспечить ей богатую, счастливую жизнь, Шахином. Вот только она видела свою жизнь другой.

В ней было место для танцев. Было место для мамы с папой, для сестер. Было место для Аббас-бея и его бесценной науки. А вот для кого место не предвиделось — так это для Шахина, да и прочих соискателей ее внимания.

Объяснять свою философию маме и остальным окружающим Эмине даже не пыталась — смирилась с тем, что не поймут, но гнуть свою линию собиралась до последнего. У нее было главное — вера в свои силы и поддержка любимого учителя. Аббас-бей обещал, что в обиду ее не даст. Никогда и ни за что. Она верила.

Добежала до школы, в которой и находился их репетиционный зал, заскочила внутрь, смахнула со лба испарину — лето в Баку было привычно жарким. Жарким до одури. Асфальт парил и плавился, воздух стоял, абсолютно не двигаясь, солнце жарило беспощадно. А школа и тут будто была приветливей, чем любое другое место в городе — встретило девушку прохладой и не таким густым воздухом.

Продолжая жадно дышать, Эмине заскочила в зал, пронеслась мимо собравшихся уже напарников и напарниц, бросая каждому торопливое «салам», быстро переобулась, сменила свой летний сарафан на тренировочную юбку с кофтой, вернулась в зал…

— Дети… — Аббас-бей заметил, что даже его вечная опоздашка — Эмине-ханым уже на месте, погрозил ей в шутку пальцем, в ответ на что получил полный раскаянья взгляд огромных черных глаз и сложенный в молитвенном жесте руки, улыбнулся, хлопнул в ладоши, привлекая всеобщее внимание.

Благо, с дисциплиной у его «Граната» проблем не было. То ли дети подобрались такие, то ли им искренне нравилось то, чем они занимались, но каждый ловил малейший его жест, самое тихое слово. Так и сегодня, стоило Аббасу попросить о внимании, как три десятка пар глаз тут же были обращены к нему.

Три десятка мордашек, каждая из которых была для него особенной, неповторимой и безумно одаренной. Он любил свою жену, своих детей, слишком далеких от танца, но особое место в его сердце всегда занимали эти зернышки, как он их называл. Некоторых он помнил почти младенцами, например, Эмине-ханым, которую отдали в ансамбль практически сразу же, как она научилась ходить. И дело не в том, что родители имели на нее какие-то особые звездные планы. Нет, просто малышка сама слишком четко знала, чего хочет… еще тогда. Вот и терзала маме душу до тех пор, пока та не согласилась отвести ее в кружок.

Аббас тогда долго сомневался — стоит ли брать совсем еще куклу, ведь она могла затеряться за старшими, недополучить внимания, разочароваться и забросить свою мечту навсегда, но рискнул — взял. Не пожалел. В следующем году должно было исполниться пятнадцать лет с тех пор, как она впервые ступила на местный паркет. Ступила, чтобы блистать рубином, брильянтом, самоцветом. Разные люди звали ее по-разному, а сам Аббас считал ее самым настоящим зернышком. Своим зернышком. И ставил в пример новым маленьким куклам, которые впервые ступали на паркет.

Конечно, часто ее было за что журить, но это он делал наедине и так, чтобы убедиться — она услышала, вняла, исправится.

Так вот, некоторые их местных зернышек были знакомы Аббасу с младенчества, а вот некоторые приходили в пятнадцать, шестнадцать, даже двадцать. Например…

— Дети, хочу познакомить вас с нашим новым участником ансамбля… — обычно уроки проводились на азербайджанском, а тут их учитель заговорил на чистом русском. Если раньше тишину еще кое-где разбавляли перешептывания, теперь все затихли, внимательно глядя на Аббас-бея. Поняли сказанное учителем многие, но не все. Особой надобности, да и желания, учить детей русскому языку здесь больше не было. Поэтому с каждым годом такие знания становились все большей редкостью.

Эмине знала этот язык прекрасно. Так случилось, что мамина сестра — ее тетя была преподавателем русского языка в школе. Именно в ее класс Эмине попала, вместе с ней прошла длинную и сложную дорогу по его усвоению. Зато теперь понимала учителя лучше, чем любой из присутствующих.

— Это Илья. Он приехал к нам из Краснодара. Раньше Илья танцевал… — Аббас перевел взгляд на парня, с виду — ровесника Эминки.

Девушка сощурилась, чтобы изучить его внимательней. Парень показался ей необычным. Да это и неудивительно — все же азербайджанские ребята отличаются от русских. А этот был типичным славянином. Русые волосы, серые глаза, намного менее выразительные черты лица — аккуратный нос, тонкие губы… И сам он выглядел довольно утонченным. Длинноватые волосы — Эмине казалось, что пора бы постричь, но новенький явно так не считал, не мощное телосложение — и вроде бы не кажется хилым — осанку держит хорошо, но и внушительным его не назовешь, пальцы тонкие — как у пианиста…

Эмине моргнула, тут же отводя взгляд, ведь настолько внимательно разглядывая новенького, не заметила, что он в ответ смотрит так же. А стоило ей струсить — отвести взгляд, как молодой человек улыбнулся.

— В кубанском ансамбле «Источник», — тогда же Амина впервые услышала голос Ильи. Он тоже был под стать внешности — не бас, не такой сильный, как у Аббас-бея, но приятный — спокойный, тихий.

— Да. В кубанском ансамбле. Раньше у них, а теперь с нами. Я всех тебе сейчас представлять не буду, ладно? Ты все равно так сразу не разберешь, но мы собираемся в пятницу сходить всей компанией в парк развлечений, вот там раззнакомимся. Договорились?

Илья кивнул.

— Тогда хорошо… — Аббас обвел взглядом всех зернышек, остановился на Эмине. — Ханым, на тебе ответственная миссия — будешь помогать нашему новому бею, подсказывать. А со временем он и сам затанцует да защебечет так, что всем фору даст, правда? — Аббас сжал плечо парня, даря тому улыбку, а потом указал на Эмине, — вот твоя главная помощница, Илья, она у нас девочка серьезная, ответственная, поэтому не бросит в беде…

Эмине почему-то с замиранием сердца следила за тем, как этот новый странный мальчик приближается, как протягивает руку, глядя своими дивными серыми глазами и улыбаясь.

— Я буду стараться не оттоптать тебе ноги… — Эмине вложила свою ладонь в его руку, почувствовала ее теплоту, даже жар…

— Эмине, — он явно ждал ее имени.

— Амина? — а потом повторил — как умел. Эмине не обиделась. Ей тоже когда-то имя Илья казалось странным.

— Почти. Эмине, — повторила еще раз, но особой надежды на то, что со второго раза у него получится произнести лучше, не питала.

— Амина… — произнес, а потом они дружно рассмеялись, осознавая, что план провалился. — Я буду звать тебя Амина-ханым. Хорошо?

— Да… — с тех пор она стала Аминой-ханым. С его легкой руки.

* * *

— Аминка… — жадные губы касались ее кожи, опаляя.

— Илюш… — и ее в ответ делали то же. Молодые люди спрятались в одной из надежных подворотен вечернего Баку, чтобы хоть тут нацеловаться вдоволь. Ведь за день успевали так соскучиться друг по другу, что сводило скулы.

Аббас-бей даже не подозревал, какую ошибку совершает, ставя их в пару.