В конце концов, ничего крамольного не случилось. Руслан мог ее и не узнать, а все эти «понимающие» взгляды — следствие того, что она сама себя накрутила. А даже если узнал, что дальше? Их истории больше десяти лет. Все герои давно пережили и прожили. И новость об этой нежданной встрече — не новость вовсе.

Она зашла в здание, даже не обратив внимания на то, что Мир все это время сидел в машине, внимательно следя за тем, как она приближается к двери. Взгляд его был суровым. Брови собраны на переносице, руки сжаты на руле.

Амина угадала — он чувствовал себя странно. Понял, что произошло что-то важное для нее, но бесился от того, что объясняться она не спешила. Почему вдруг для него было так важно все выяснить — Мир не рефлексировал, но выяснить все себе пообещал…

* * *

Ночное шоу прошло хорошо.

Настолько, что Амина сумела очистить мысли, загнать до полусмерти тело. Ей нравилось это состояние — крайней усталости, когда настолько хочется попасть в душ, а потом лечь, что на самокопания времени уже не остается. Сегодня было так же. В гримерную она возвращалась сама — девочки остались за кулисами.

Где-то там, в зале, еще громыхала музыка, а в коридорах было довольно тихо. Первым делом Амина направилась в душ, оттуда в свой кабинет, переодеваться, заказала такси.

Уже перед выходом черт ее дернул зайти в общую гримерную — попрощаться с девочками.

Вот только встретил ее не щебет бабочек, а смачное чваканье в темноте…

— Вкусно? — несколько минут Амина тихо стояла в дверном проеме, с каким-то нереальным самодовольствием следя за тем, как Мир втихомолку уплетает ее долму.

Хотя, по правде сказать, он не особо-то и прятался. Сидел с кастрюлей на одном из диванов — спиной ко входу, достал где-то вилку, рядом стояла упаковка сметаны — наверно, стыренная на кухне. Мужик ел аккуратно, но с аппетитом. Аж струна в душе какая-то будто натянулась. Видимо, инстинкт материнский или еще какой-то чисто женский — мужик должен быть сыт. Если сыт — значит доволен. Если доволен — сам нервы никому не делает, зато ты ему можешь их делать сколько угодно, его не прошибить…

— Очень, — услышав ее вопрос, Мир не дернулся, не подпрыгнул, будто и не удивился. Полил еще один конвертик сметаной, отправил в рот…

— По бороде течет…

— Ты не видишь, тут темно.

— А при свете почему не ешь? Стыдно?

— Нет, без света вкуснее — как в детстве, когда мама запрещала ночами шоколад топтать, а мы с Наиркой лазали по полкам, находили и объедались.

— С сестрой?

— Да.

— У тебя их сколько?

— Две.

— Младшие?

— Обе. Одна совсем мелкая — Лала.

— Это ее Руслан сватать собирается?

— Не дадим, — ответил будто в шутку, но ясно стало, что таки не дадут.

— Не тащи меня больше на встречи вот так… с ними.

— Почему? — Мир отложил вилку, отставил кастрюлю. Амина краем глаза успела заметить, что кастрюля была пуста. Приятно.

— Есть свои причины.

— Какие?

— Дамир…

— Я.

— Не лезь мне в душу…

Какое-то время Дамир смотрел серьезно, а потом хмыкнул.

— Что?

— Ну хоть душа у тебя есть, и то хорошо…

— Дурак. Зря только продукты на тебя переводить, — оскалилась Амина для виду. На самом деле была благодарна, что Бабаев не стал развивать тему.

Он не ответил, молча перехватил кастрюлю удобней, встал с дивана, подошел.

— Помою, завтра заберешь, спасибо.

Подошел так близко, что Амина чувствовала исходящее от него тепло. Будь у нее плохое настроение, а у него плохие намерения, тут же отступила бы или его заставила отойти.

Но настроение было мирное, а намерения у него вроде бы тоже не крамольные.

— У тебя очень красивые глаза, Амине-ханым. Лукавые, хитрые, а иногда заглянешь — и спокойный океан.

— Черные ведь. Какой океан?

— Бездонный какой-то. Поэтому и черный.

Амина улыбнулась, Мир нет. Так и стояли — изучая друг друга в темноте.

— Только целовать меня не вздумай.

— И не собирался.

— Вот и хорошо…

Стояли бы и дольше, но на мобильный Амины пришел вызов — подъехало такси.

— Хорошего дня, я спать.

— Хорошего, я тоже сейчас поеду.

Амина развернулась, поплыла в сторону выхода, давая возможность вдоволь налюбоваться своим обтянутым платьем силуэтом. Своими длиннющими ногами, обутыми в туфли на шпильках, изгибами тела — повторяющими форму гитары, гордо вытянутой шеей, руками — тонкими, изящными.

В какой-то момент Миру даже захотелось догнать, развернуть, поцеловать, но ведь потом скандала не избежать, по морде заедет, между ног прицелится, да и кастрюлю жалко — упадет ведь, всех перепугает…

Наверное, именно об этом говорят, что каждый свой шаг следует взвешивать. Решая, стоит ли лезть к даме с поцелуем, никогда не забывайте подумать о судьбе кастрюли, находящейся у вас в руках. Обдумайте все хорошенько. Проводите ее взглядом… А потом идите на кухню — мыть.

Улыбаясь собственным мыслям, Дамир направился именно туда.

Поцеловать еще успеет, если желание возникнет. А пока лучше присмотреться. И к ней, и к себе. И к происходящему вокруг. Особенно, наверное, к происходящему.

Глава 5

— Дамы, сосредоточились — приступаем.

Амина была не из тех, кто бросает слова на ветер. Практически пропущенную тренировку во вторник предстояло отработать в четверг.

Девочки это делать явно не хотели — поскуливали, постанывали, пыхтели, обсев сцену в главном зале. Кто свесил ноги, кто прямо-таки прилег на жестком дощатом полу, кто не поленился — сходил за стульчиком, а потом плюхнулся на него… Атмосфера царила максимально ленивая. И максимально не устраивающая Амину.

Сама она чувствовала в себе небывалый прилив сил. Видимо, сказался стресс, связанный со встречей с человеком из прошлой жизни или то, что в последнее время не нужно было так много сил тратить на стычки с Дамиром. Или успехи в учебе, или весна… Причин могло быть масса, а результат один — в Амине открылось второе, третье и четвертое дыхание.

— У нас есть полтора часа, потом свободны, но если я останусь недовольна — оставлю еще на полтора. Вы же знаете, со мной — как в тюрьме. Быстрее сядешь… Встали, — Амина хлопнула в ладоши, вновь слыша сдавленные всхлипы, стоны, кряхтение. Но ослушаться никто не решился — девочки потихоньку поднимали свои такие молодые, красивые, подтянутые и такие вялые в данный момент тела, а Амина в это время присела на корточки, чтобы подтянуть ремешки на босоножках.

Тренировались они не при полном параде, но обувь всегда брали сценическую. На Амине сегодня были короткие джинсовые рваные шорты и простая майка. Движения шорты не сковывали — там просто нечем было сковывать, а майка была давнишней Амининой тренировочной подружкой — уже местами протертая, растянутая, мягкая к телу и дышащая не только через образовавшиеся дырки, но и потому, что хлопковая. Остальные бабочки были приблизительно при таком же «обмундировании» — кто в трико, кто в шортах или спортивных штанах, но все на невообразимых каблуках.

Еще Пирожок когда-то потешался над ними за то, что выглядят как представительницы истинного сельского гламура, за что не единожды был Аминой словесно уничтожен, потом Мир раз пытался прокомментировать их форму одежды, за что чуть ли не был физически ликвидирован — в него полетел пульт от музыкального центра. Больше потешаться не решался.

Рабочий день у него был условно нормированным и условно днем. Поэтому во время тренировок он чаще всего находился не в клубе, а если и здесь, то занимался своими делами, которых была уйма. Как бы Амина к нему ни относилась, не признать, что Мир пашет, как бессмертный пони, не могла.

Взяв в руки тот самый пульт, который когда-то не долетел до Мира, Амина поднялась на сцену, встала спиной к кулисам, размяла шею…

— Встаем, — остальные бабочки выстроились в два ряда сзади — в первом три, во втором пять.

Бросив быстрый взгляд через плечо, убедившись, что все на местах, Амина нажала на кнопку, включавшую трек…

— Раз, два, три… — все девушки сделали три шага вперед, — поворот, — слушаясь команды, обернулись на девяносто градусов, оказавшись вполоборота к сцене, переступили с ноги на ногу, подняли одну руку, за ней другую… — меняемся, — развернулись, перестроились, — и назад…

За что Амина гордилась лично собой — так это за то, что сколько бы раз в их маленьком механизме не менялись детальки, он продолжал работать так же слаженно. Автором всех номеров бабочек была она одна. Понимала, что это крайне эгоистично, имея в подчинении восемь часто достаточно сильных танцовщиц, но ни разу не допускала ни одну из них к своему святому праву.

На этой почве случалась парочка скандалов, когда приходили девочки, стремящиеся в примы, пусть даже примы ночного клуба, но и из скандалов ничего конструктивного не выходило — девочки долго не задерживались, а Амина продолжала ставить…

За восемь лет в Бабочке у нее скопилась целая шоу-программа, и не одна — мода менялась, вкусы менялись, старое приедалось и хотелось нового, поэтому она все выдумывала, вырисовывала в голове, ставила сначала для себя одной — перед зеркалом, глядя, как будет смотреться, а потом экспериментировала на бабочках…

— Дальше вы, — спрыгнув с возвышения, Амина стала лицом к сцене, внимательно глядя на то, как девочки отрабатывают.

Хореографам положено иметь отменное воображение. Ведь то, что творится на сцене во время репетиции, ни в какое сравнение не идет с окончательными вариантами выступлений.