Мир стерпел экзекуцию как настоящий мужчина – ни разу не пискнув, а когда она наконец-то успокоилась, блаженно выдохнул, укладывая буйную голову на грудь и убаюкивая ее так, как недавно она убаюкивала его – поглаживая по мягким волосам и шепча о том, сколько всего им предстоит сделать – завтра, через неделю, месяц…

Она заснула первой, он вслед за ней, но засыпая – улыбался. И подумать утром не мог, что день повернет вот так. Что все его планы по завоеванию пойдут прахом, но вместо планов он получит ее – такую теплую, такую мягкую, такую нежную.

Вспомнилась их первая встреча. Колючий взгляд стервы Амины, колючие слова, колючие движения. Глядя на нее тогда, только истинный мудрец понял бы, что за всей этой колючей броней скрывается такое мягкое брюшко. Такая ласковая, нежная, как в танце… Хотя это ведь и есть танец. Особенный, дуэтный, сакральный и тайный, но тоже танец.

И какое же счастье танцевать партию ее лебедя.

Глава 13

Мир проснулся один. От Амины в его постели остался только след – вмятина на соседней подушке и запах.

Не приснилось, уже хорошо.

Не спеша, Дамир сначала сел, попытался понять, насколько хорошо или плохо себя чувствует. Понял, что плохо. Наверное, переедь его поезд, ощущения были бы схожими. Двигаться было больно, но терпимо. К скуле касаться – чревато не менее болезненными последствиями. Очень хотелось завалиться обратно и проспать еще добрый десяток часов, но неконтролируемое желание все же оставаться мужиком при любых раскладах победило.

Мужику ведь не пристало дрыхнуть, когда у него в гостях дама?

Дама оказалась на кухне. Стояла у окна, глядя на то, как по стеклу стекают капли утреннего майского дождя, отпивала понемногу из чашки – судя по запаху – это был кофе.

Мир подошел сзади, остановился в шаге от спины Амины, отдавшей предпочтение его футболке, а не предлагаемым вещам Лалы. Вот почему он не смог найти ее в бардаке на кровати – дама утащила.

Дождь лепил знатный. Под такой действительно только спать.

– Как ты? – она спросила, не оборачиваясь, делая очередной глоток.

– Жив. А ты?

– А меня не колотили так, как тебя, – Амина развернулась порывисто, поставила на стол чашку, обошла мужчину. Все сделала, даже не подняв взгляда.

– Эй, – Миру это не понравилось, поэтому он поймал ее за руку прежде, чем она успела смыться, придержал, когда хотела высвободиться, все же дождался взгляда – короткого, в котором даже прочесть эмоции нереально. – То, что ночью произошло… – в голове мужчины проскочило кажущееся невозможным предположение: а вдруг это стеснение?

– Ничего не меняет и никогда не повторится.

– Это меняет многое и спасибо тебе за… Что? – говорили они в унисон. Амина отчеканила свой вердикт, Мир только и успел что начать…

Начать говорить действительно важные вещи. О неслучайности, о правильности, о том, что для него это больше, чем ночное снятие стресса, как могло подуматься главной бабочке Баттерфляя. Но она своими словами умудрилась сбить с мысли.

– Это ничего не меняет,– и повторила так уверено, будто действительно так думала. – И если тебе не нужна моя помощь, я вызову такси.

– Нет, – Мир сжал женское запястье в ладони еще сильней. Амина откровенно чудила. Но ему, благо, мозги от стресса набекрень не свернуло, а значит, он сможет здраво рассуждать за двоих.

– Что значит «нет»? – и повод разозлиться на ровном месте искала.

– То и значит. Нет, такси ты не вызовешь. И да – мне нужна твоя помощь. Ты своим позвонила?

– А твое какое дело? – Амина вновь огрызнулась, глядя теперь уже откровенно враждебно. Ишь ты какая… Сбежать не дали, изверги…

– Будешь много говорить, сам позвоню – предупрежу.

– Иди нахрен, – Амина снова попыталась освободить руку, но только хуже сделала – Мир перехватил ее вместе со второй, завел за девичью спину, прижимая строптивую даму сердца к груди.

Конечно, не будь его грудь украшена проступившими уже синяками, было бы куда легче и приятней, но это Амину немного подуспокоило. Как бы сильно она не злилась, злилась больше на себя, а ему причинять дополнительную боль не хотела.

– Что случилось? – Мир дождался, пока она поизворачивается в свое удовольствие, пока вскинет наконец-то голову, глядя глаза в глаза… Удивительно, но сейчас, избавившись от своих вечных каблуков, она оказалась значительно ниже. Голову действительно приходилось вскидывать.

– Я жалею о произошедшем, – выпалила на одном дыхании и застыла, видимо, ожидая его реакции…

***

Амина практически не спала в эту ночь. Проснулась почти сразу после того, как они, уставшие, уплыли в сон, не сразу поняла, где находится, а когда поняла – захотелось биться головой о стенку.

Переспать с Миром – последнее, что входило в ее планы. Это было так неправильно. Это было такой ошибкой.

Амина смылась из спальни, а потом долго и нудно корила себя – в душе, на расстеленном диване, на кухне с кофе в руках. Ей было стыдно и горько. И каждый раз, когда предательская память подбрасывала поленьев в огонь – рисуя в воображении ночные картинки, становилось еще хуже, ведь голос разума расходился во мнениях с телесными ощущениями. Телу понравилось.

Вот только у ума было достаточно времени на то, чтоб взять бразды правления в свои руки. Несколько часов помогли прийти в себя и определиться на все сто процентов: произошедшее – случайность. В крайнем случае, его можно считать утолением обычных физиологических потребностей, наплевав на то, что эти самые потребности у Амины сроду не требовали утоления просто так…

Позже, убедив себя, Амина действительно позвонила Краевским. Те были предупреждены о том, что она все же может время от времени задерживаться в клубе, поэтому волновались, конечно, но больницы и морги обзванивать еще не начинали, хотя укор за два пропущенных Амина все же получила.

Потом у нее даже нашлось время на то, чтоб поразмыслить о Шахине. Утром вновь жалелось лишь о том, что курок не спустила.

Повалялся бы в госпитале, почувствовал вкус жизни, и даже не страшно было бы нести ответственность – он должен ей побольше, чем простреленная коленка.

Из этих кровожадных размышлений ее и выдернул оклик Дамира.

Она растерялась, вздрогнула… и разозлилась еще больше – на него и на себя. Зачем было усложнять? Кому это нужно было? Ей – нет. Поэтому не соврала, действительно жалела о произошедшем, а он, кажется, нет…

***

– Это все равно произошло бы, Амине-ханым. Просто не сегодня.

А Мир не просто не жалел – он был непрошибаемо уверен в своей правоте. У него имелись планы по завоеванию Амины. Эти планы по самым оптимистическим прогнозам должны были растянуться на пару месяцев – не меньше. Он был морально готов к полному отрицанию, потом – частичному, а потом уж как-то они договорились бы. Но жизнь решила иначе.

Он сказал это так просто, уверено, действительно констатируя факт, что Амина не нашлась с ответом.

Все красноречие и язвительность иссякли. Она так и стояла, глядя в его глаза и абсолютно не представляя, что же дальше делать, что говорить…

– Голодная?

Он же и не ждал действий или слов. Отпустил, отошел, отвернулся, заглянул в холодильник.

Двигался аккуратно, а спина была изрисована красными, бордовыми, даже уже налившимися фиолетовым пятнами. Герой блин…

– Уйди, я сама, – и это Амину вновь разозлило. За неимением лучшего предложения, она просто отогнала Мира от своего же холодильника. Пусть ее решение о том, что их ночной интим никогда не повторится, нерушимо, но оставить его помирать с голоду она не может.

Дамир же вредничать не стал, хмыкнул, отошел, присел на стул, чтобы оттуда следить за тем, как желанная женщина хлопочет на его кухне.

Пора было подумать и о проблемах, но так не хотелось…

***

– Ты будешь писать заявление? – через полчаса они сидели за столом на кухне, с одинаковой жадностью уминая приготовленную Аминой яичницу.

– Нет.

– Почему?

– Это наши дела. Сами разберемся…

– Значит, я напишу… – в женском голосе вновь заиграло раздражение. Она ненавидела эту мужскую черту – все решать самому.

– Не напишешь.

– Напишу.

– Ну и зря… Ни я, ни твой женишок бывший все равно не подтвердим.

– Как же ты меня бесишь… – Амина вновь вскинула на Мира злой взгляд, отбросила вилку, вышла.

Еще не хватало разрыдаться при нем. А на глаза действительно навернулись слезы. Поэтому нужно было бежать.

К сожалению, в футболке далеко не убежишь, пришлось закрываться в ванной, включать воду и в душе, и в кране, брать очередное махровое полотенце, зарываться в него лицом и плакать навзрыд, потому что иначе не выходило.

Она дико испугалась вчера, за него, за себя, за вернувшийся в жизнь кошмар из прошлого. Это ему она рассказала практически безэмоциональную, сухую историю о своей ранней помолвке, побеге, смене планов, а ведь на самом деле за этим скрывалось столько слез, боли, страхов, отчаянья. Она не готова выстрелить в любого, а в Шахина – да. И ведь это не просто так.

Она действительно жалела о том, что произошло ночью. И не только потому, что это усложняло их с Миром отношения. Нет, все намного хуже – для нее это было предательством. До сих пор она считала, что это измена. И сегодня она изменила.

Она хотела, как лучше, хотела, чтоб он не усложнял ни в чем – ни в их отношениях, ни в происшедшем с Шахином, но он ведь не такой – для него «это все меняет», он не пойдет в полицию… Придурок…

Выплакавшись, убедившись, что при лишних свидетелях глаза уже не помокреют, Амина умылась, дождалась, пока с глаз сойдет краснота, пересмотрела все баночки на полочке у раковины… Вышла.

Сделала вид, что сидящий под дверью мужчина ее не удивляет, не волнует, не интересует, прошла в спальню, подобрала платье, валявшееся на полу, заброшенные в угол туфли, чулки с бельем где-то в постельном гнезде…