Он просиял, когда я попросила достать самый дорогой «дерринджер», и заверил, что получит его через неделю. Я заплатила вперед, за что была вознаграждена тремя низкими поклонами и кивками всех четырех внуков мистера Форрестера, выстроившихся по росту, чтобы проводить меня из лавки.

Я зашла к мяснику, выбрала свинину, которую тот настоятельно рекомендовал, приобрела кое-какую фаянсовую посуду в посудной лавке и, наконец, разыскала местную портниху, у которой заказала три сорочки самого тонкого батиста.

Последней моей остановкой была древняя каменная церковь на площади. Я познакомилась с мистером Боурном, помощником викария. Как мне объяснили, сам викарий уехал к епископу в Йорк.

Вернувшись в Девбридж-Мэнор, я немедленно проследовала к конюшне, где заметила Буйного, прилагавшего все усилия, чтобы затоптать одного из конюхов. Не задумываясь, я спешилась и подбежала к парню.

— Дайте мне поводья, — велела я ему. От удивления тот мгновенно повиновался. Я не дернула узду, не потянула — наоборот, ослабила, дав Буйному еще больше свободы. Он вставал на дыбы, пятился, фыркал, бил землю передними копытами — очевидно, очень злился. Я только старалась уворачиваться от него. И говорила с ним, как учил дедушка, тихо, спокойно, убедительно, несла всякую бессмыслицу, повторяя снова и снова, что все будет хорошо, что он великолепное создание, что я тоже на его месте сердилась бы, если бы конюх таскал меня по всему загону. Но теперь все в порядке, сейчас я дам ему яблоко, и он быстро утихомирится.

Медленно, очень медленно он начал оттаивать. А я все крепче сжимала поводья, подходя ближе, пока он не дохнул горячим воздухом в мою ладонь. Огромное тело вздрагивало.

— Хорошо, мальчик, хорошо.

Я позволила ему ткнуться носом в мое плечо, хотя он едва не сшиб меня на землю. Пришлось уговаривать Буйного еще добрых пять минут, прежде чем он покорно опустил голову. Я окликнула бледного, мокрого от пота, ломавшего руки парня:

— Обошлось. Принесите мне яблоко, только поскорее.

Я скормила прекрасному животному огромное яблоко, за что он благодарно прихватил мою руку губами, а потом сжевал несколько морковок, которые мне молча вручил старший конюх Ракер.

Ничего не сказав, я запустила пальцы в густую гриву Буйного, то, чего бы никогда не сделала в Лондоне. Но это Йоркшир, и я здесь хозяйка.

— Только ты и я, Буйный. Давай немного пройдемся, пока ты снова не станешь прежним умницей.

Так мы и сделали. Буйный шел шагом, пока ему не надоело, а потом пустился рысью. Я позволила ему делать что угодно. Если гнев еще остался в нем, пусть конь немного утомится и развеется, иначе я не сумею управлять таким животным. Мы подъехали к ручью, и я соскользнула с его спины.

— Я объясню пареньку что к чему, Буйный. Больше он не будет дергать и тянуть тебя за узду, а если попытается, ты можешь его лягнуть. Только не расстраивайся больше.

И тут я услышала смех. Конечно, это Джон!

Он стоял не более чем в шести футах, у одной из огромных ив, свисавших над ручьем, одетый в костюм для верховой езды, — лосины, коричневый сюртук, высокие блестящие ботфорты, с хлыстом в руках. И выглядел как всегда — чересчур большим и опасным, так что я инстинктивно отступила, врезавшись в Буйного, который мягко подтолкнул меня головой.

Лицо Джона мгновенно вытянулось. Не хотела бы я попасться ему под горячую руку! Кажется, он вне себя от ярости. Но чего и ожидать — я увела его коня!

— Какого черта вы тут вытворяете?!

Он, разумеется, злился на меня не только из-за Буйного. Скорее, потому что я отпрянула от него.

— Ракер не объяснил вам, что я взяла Буйного только затем, чтобы немного успокоить?

— Я велел вам близко к нему не подходить! Он может размолоть вас в муку своими огромными копытами! — Но тут он пригляделся к Буйному и хлопнул себя по лбу ладонью. — Очевидно, Ракер даже не заметил, что вы взгромоздились на него без седла. Да вы с ума сошли, женщина!

— Вряд ли, — процедила я, — особенно теперь, когда я заверила, что старуха привиделась мне в кошмаре! Теперь никто не посчитает меня второй Кэролайн! Я не причинила вреда ни вашей лошади, ни себе. А как ваш кинжал, Джон? В полной безопасности? Покоится на своем красном бархатном ложе?

— Не нужно, — прошептал он, шагнув ко мне. Ужасно хотелось вскочить на спину Буйного, но я понимала, что не посмею: вряд ли он ударит меня в присутствии жеребца, игриво толкавшегося носом в мое плечо. — Черт возьми, не раздражайте меня. Не доводите до крайности. Ради вашего же блага.

— Прекратите вести себя как солдат в бою при виде противника! Послушайте, я ничем не заслужила вашего гнева. Буйный растоптал бы конюха, не возьми я поводья. Этот конь настоящий умница и не подумал бы сбросить меня на землю.

При этих словах Буйный начал жевать мои волосы. Джон перевел взгляд с него на меня и снова рассмеялся, хотя видно было, что ему не до веселья.

— Гнева? Вам бы задать хорошую трепку, — пробормотал Джон, вытягивая длинную прядь изо рта лошади. Поскольку в моей голове не осталось, по-видимому, и капли мозгов, я без колебаний осведомилась:

— И у кого хватило бы глупости поднять на меня руку?

— Ваша макушка едва доходит мне до подбородка, — медленно начал он. — Верно, вы сильны, иначе не сумели бы вскочить на Буйного: это весьма сложная задача для женщины. Но мне совершенно все равно. Я мог бы сделать с вами все, что пожелаю. Так что умерьте ваш пыл, мадам. — Он внезапно замолчал, устремил взгляд на воду, затем разъяренно прошипел:

— Будьте вы прокляты за то, что явились сюда! О да, я настолько глуп, что не задумываясь всыпал бы вам по первое число.

С этими словами он схватил меня. Буйный заржал, а я уронила узду и попыталась вырваться. Лицо мое, должно быть, исказилось таким несказанным ужасом, что Джон разжал руки. Перед глазами у меня встала белая пелена, тут же налившаяся багровым, замелькали полосы, и я, вскрикнув, повалилась на колени.

В ушах звучали вопли, агонизирующие, истошные. Откуда-то всплыло лицо матери, ясно, отчетливо, прямо передо мной. Бледное… по щекам катятся слезы… она выглядела совершенно отчаявшейся. Рядом появился мужчина. Огляделся, пожал плечами и ушел. Вопли звучали все громче, пока все не покрыло благословенное белое ничто.

Джон внезапно тоже оказался на коленях, лицом ко мне. Руки его сжали мои плечи, повлекли вперед. Я почувствовала твердость мужской груди и на мгновение захотела припасть к ней, но этому, конечно, не суждено было сбыться.

Он молча осторожно гладил меня по спине и что-то шептал. Что? Я так и не поняла. Моя шляпка валялась на земле. Я ощутила, как он запустил пальцы в мои волосы и стал расплетать косы, вытаскивая шпильки, так заботливо заколотые Белиндой. Но тут он вдруг замер и отстранился. Пришлось против воли поднять на него глаза. Мы стояли на коленях, лицом друг к другу. Ужасно странно… Но ведь это так нехорошо, ведь я замужем за его дядей, и это соображение перевесило все, даже страх перед близостью с человеком, который так легко мог бы сломить меня, унизить. Я отшатнулась от него, и он опустил руки, встал, шагнул к Буйному и вскочил на него. И с этой огромной высоты пробормотал:

— Я уже говорил, что в жизни не причиню вам зла. Ваш страх, тот, что таится в самом темном, потаенном уголке души, гнездится в вас, разлагая душу ядовитой ржавчиной. Именно он управляет вашей жизнью. Потому вы и вышли замуж за старика. А я, мадам? Только взгляните, что делается со мной в вашем присутствии! Иисусе, я превращаюсь из мужчины в жалкий тюфяк! — Он покачал головой. Лицо было искажено такой мукой, что я боялась на него смотреть. — Это должно прекратиться!

Он вонзил каблуки в бока Буйного и ускакал.

Я долго не могла пошевелиться, и еще больше времени ушло на то, чтобы кое-как заплести и сколоть волосы и нацепить шляпку. До дома было не менее двадцати минут хода. Лошадь, на которой приехал Джон, наверное, уже в конюшне.

Я встретилась с миссис Редбрист, обсудила замену белья, уже не раз подвергавшегося починке. Потом поговорила с кухаркой относительно меню на следующую неделю. Поиграла с Джорджем и Джудит, посидела на уроке географии и поучилась здороваться на мандаринском диалекте китайского языка.

Вечером мисс Крислок спустилась к ужину, и я очень обрадовалась ей, единственной, кто находился здесь из-за меня и ради меня. Она знала меня с детства. Знала и любила.

Джона не было.

Как только муж проводил мена до спальни и поцеловал в щеку, я взяла Джорджа и погуляла с ним часок, пока противный холод не прогнал нас домой.

Спала я ужасно. Джордж безмятежно прохрапел всю ночь напролет.

Глава 18

Дни летели быстро. Джона почти никогда не бывало дома. Я слышала забавные истории о том, что леди Эпплби все-таки удалось поймать его и приковать к обеденному столу, чтобы ее доченька могла строить глазки потенциальному жениху.

Томас, казалось, полностью вернулся к прежнему образу жизни, став самим собой, хотя я так и не узнала, почему в тот день он был столь рассеян. Вскоре он вообразил, что подхватил ветряную оспу от кого-то из деревенских ребятишек. Однако, поскольку в деревне в тот момент не было ни одного случая ветрянки, Амелия решила, что грубый шерстяной шарф натер ему грудь, и с этого момента собственноручно проверяла каждый предмет туалета, которому суждено было коснуться кожи ее супруга.

Лоренс, бывало, разглагольствовал, как быстро Джон учится всему, что касается хозяйства, и именно поэтому мы так редко его видим. Племянник занят с утра до вечера. И хотя я понимала, что это к лучшему, все же непослушное сердце ныло. Сердце идиотки!