Удивительно, но они на самом деле спокойно и непринужденно беседовали. Но ей нельзя об этом думать. Тут как в игре на фортепиано: стоит, исполняя мелодию, взглянуть на свои руки, как тут же собьешься.

Впервые Вайолет так страстно хотелось узнать о жизни мужчины.

— Ваша мать была англичанкой?

— В ней текла ирландская кровь, кровь индейцев чироки и, возможно, других народов — это все, что я знаю. Я слышал, мой отец был англичанином, — сухо добавил он.

Вайолет пыталась скрыть восхищение, но это ей плохо удавалось. В его жилах текла индейская кровь. Граф так небрежно отзывался о своих предках, в то время как для нее они были всем: они дали ей привилегии, обеспечили безопасность, возможность жить беззаботно.

— А когда вы впервые вышли в море?

— Мне было около десяти, а после этого я жил…

Граф неожиданно прервался. Его брови чуть нахмурились. Глаза блестели от изумления — возможно, ему было странно, что он получал такое удовольствие от беседы с Вайолет. Он совершенно забылся.

И тут, точно его благодушное настроение было подобно песку в часах и теперь время истекло, он смутно махнул рукой в сторону карты.

— А жил повсюду, но в основном в Америке или в море, а впервые командовал кораблем в восемнадцать лет.

Как легко он произнес эти слова. Словно это было его законное право, несмотря на то что он вырос без родителей.

Натянутая улыбка графа положила конец их беседе. Он прикрыл глаза. Наверное, он намеренно сказал последнюю фразу, чтобы вновь возвести вокруг себя стену, подчеркнуть их несхожесть и поставить Вайолет на место.

— Капитан Морхарт был капитаном «Стойкого», мисс Редмонд.

А Кот потопил этот корабль и убил капитана.

Граф чуть насмешливо улыбнулся.

— Теперь я должен вернуться к своим обязанностям. Можете плыть с нами до ближайшего порта, мисс Редмонд. Потом я решу, что с вами делать. Вы останетесь внизу, в своей каюте, пока я не приглашу вас на палубу. Вас проводит Лавей. Кстати, вы прекрасно попадаете в цель. Я поражен.

По крайней мере, хоть что-то его поразило.

Граф вышел из каюты, тихо притворив за собой дверь.


Глава 9


Флинт нашел Лавея на передней палубе. Он ожидал капитана, как ему было приказано. Лавей был слишком хорошо воспитан, чтобы тут же красноречиво поглядеть на часы. Лишь легкое движение бровей указало на его чувства.

— Меня задержали. Прошу прощения, Лавей. Давай пройдемся.

Стоял яркий, солнечный день, холодный, свежий ветер надувал паруса и румянил лица. Матросы Флинта трудились на корабле, чистили палубы, осматривали оснастку, чинили паруса. До его слуха донеслось мычание: внизу везли несколько коров, предназначенных к столу. Их кок Геркулес тоже был там, наверное, как обычно, хмуро что-то бормоча себе под нос и выполняя работу за двоих: что-то нарезал, крошил, измельчал и отваривал, — поскольку несносная мисс Редмонд заплатила помощнику-неумехе, чтобы он остался в Лондоне.

— Спешишь, Флинт? — спокойно осведомился Лавей, и только тут капитан заметил, что шагает так быстро, словно собирается дойти до Гавра по воде.

Он остановился на носу корабля. Ему хотелось выкурить сигару, возможно, даже с опиумом. Он уже испробовал подобное, но ни к чему не пристрастился, лишь иногда в обществе позволял себе взять предложенную сигару.

Нечто странное произошло несколько минут назад. Во время беседы с мисс Редмонд приоткрылась какая-то дверца, сулящая опасность. Он на миг утратил душевное равновесие и теперь не знал, как его вернуть. Сегодня он встанет у штурвала, потому что ему надо чем-то занять себя. Флинт промолчал, ему по-прежнему было неуютно. Он оперся о поручни, и прикосновение к кораблю постепенно успокоило его.

Но он продолжал хранить молчание.

— Это ведь всего лишь женщина, капитан, — удивленно продолжил Лавей.

Флинт мрачно взглянул на него:

— Никогда прежде я не слышал, чтобы ты использовал слова «всего лишь» и «женщина» в одной фразе.

— Ладно, красивая женщина, — уточнил Лавей, широко улыбнувшись, словно это были достаточные сведения об их неприятеле.

— Неужели? Ее назойливость помешала мне заметить ее красоту.

Граф лгал. Мисс Редмонд была не только красивой и назойливой, но и целеустремленной. Он вспомнил темную прядь, дрожавшую на ее лице, когда она спала, сраженная усталостью; вспомнил ее поразительную меткость и находчивость, надменность, не уступающую его надменности; самоуверенность, из-за которой ему хотелось подчинить или даже задушить ее, и прикосновение ее упругих бедер, когда он нес ее на плече к кровати.

Граф подумал о любви, которая заставила ее искать брата.

Он ощутил напряжение в животе.

Флинт глубоко вдохнул холодный морской воздух, от которого кружилась голова как от хорошей сигары. Он заставил себя подумать о Фатиме. Ее образ не успокоил его, потому что Фатима, дарившая ему забвение своими нежными и страстными ласками, была в нескольких неделях плавания, в Марокко.

— Я просто хотел сказать, что на твою долю выпадали и более тяжкие испытания, нежели прекрасная знатная пассажирка. Вспомни свое пребывание в турецкой тюрьме. — Лавей тоже умел быть ироничным. — Ты ведь переживешь и эту неприятность, не лишая меня моего рациона.

— Ты должен был кое-что понять, Лавей. Нельзя кормить животных, иначе они решат, что им можно подходить к костру, — сухо ответил Флинт. — И почему ты во всем такой француз?

— В обществе прекрасных женщин нельзя не быть обаятельным, — спокойно объяснил Лавей. — Иначе я бы просто взорвался, как силосная башня.

— Силосные башни взрываются из-за накопившихся в них газов, — мрачно заметил Флинт.

Лавей только рассмеялся.

— Просто сейчас ее появление особенно неуместно.

Флинт посуровел. У него заканчивались деньги, кок сердился, пират никак не давался в руки, будущее висело на волоске, он мечтал о том, чего не мог получить, а тут еще и женщина на борту.

Не самая лучшая неделя. Правда, в турецкой тюрьме было хуже.

— Чего она хочет? Зачем она здесь?

— Она полагает, что ее брат — это Хардести, то есть Кот.

Даже утонченный мистер Лавей утратил дар речи.

Флинт улыбнулся и поведал другу о предположении Вайолет, и обычно невозмутимый первый помощник все выше поднимал брови от удивления, пока их не закрыли его золотистые волосы.

— Я пока еще не уверен, что она не только своенравная девчонка или хватается за любую соломинку, потому что любит пропавшего брата, или же ей просто скучно, она избалована, безрассудна и обожает скандалы, потому что ей хочется внимания. Не забывай, это ведь она угрожала броситься в колодец. Слухи распространяются быстро. Мне рассказали об этом после нашего танца на балу.

— Но ты ведь не полностью в этом уверен?

Флинт надул щеки и с шумом выдохнул, сдаваясь.

— Хорошо, она умна, стоит на своем и обладает поразительным характером и целеустремленностью. Она задавала вопросы о Хардести и о тебе, и они не были глупыми. Тяжело это признавать, но я чувствую, что за кажущимся безумием что-то кроется. Короче говоря, — Флинт вздохнул, — проклятие, пока я не готов полностью от нее избавиться.

— Значит, она может остаться, — довольно произнес Лавей.

— До следующего порта. Мы высадим ее на берег, представим графу Эберу, у которого, по слухам, ужинает Хардести. Эбер знает: мы ищем Кота, — но понятия не имеет, что это может быть сам Хардести. Потом мы проследим за ней. Черт побери, Лавей, представь, как это здорово — отдать Кота в руки правосудия с помощью его сестры. — Флинт облокотился на поручни, стоя спиной к морю. — Разве существует лучшая месть за капитана Морхарта? И чем быстрее все это закончится, тем лучше, потому что мне нужны деньги.

— Она знает, что ты ее используешь?

— Знает. Она считает, что если Кот на самом деле ее брат, то взрывы кораблей — это просто какое-то недоразумение.

Лавей рассмеялся.

— Она собирается защитить его, доказать его невиновность или предупредить, когда мы окажемся близко.

Лавей задумчиво обратил взгляд к морю.

— Она может оказаться очень полезной.

Флинт недовольно хмыкнул.

— Скорее она наше проклятие, но мы справимся. И если она действительно сыграет роль наживки, то я не стану возражать. Посмотрим, сработает ли это. А теперь поговорим о наших запасах. У меня осталось очень мало денег. Что ни говорили бы о его величестве короле Георге Четвертом, он совсем не глуп и знает, как заставить работать. В Гавре нам надо постараться договориться о дополнительном продовольствии.

Лавей кивнул.

— И ты хочешь, чтобы я занялся переговорами?

— Да.

— Геркулес уверяет, что ему не из чего готовить. Он может сварить только жидкую кашу.

— Жидкая каша — обычная еда всех матросов. Если Геркулесу наскучила его работа, скажи ему, что я с радостью найду ему другие дела.

Их вспыльчивый повар-грек трудился не покладая рук и мог при необходимости сражаться как дикий зверь, поэтому когда Флинт заметил удивление на лице Лавея, то понял, что в нем говорили чувства, а не разум. Он вздохнул. Когда речь заходила о корабле и команде, Флинт был превосходным стратегом.

— Подумай, какие специи можно достать в Гавре за ту минимальную сумму, что я тебе дал, а потом прикажи Геркулесу соорудить что-нибудь из говядины. Объясни, что если мы купим специи, то нам придется обойтись без помощника повара; пусть выбирает. Он все поймет. Если окажется, что из еды у нас лишь каша и каменный хлеб, нам грозит бунт.

— Да, сэр. Капитан?

Голос Лавея звучал слишком уж невинно.

Флинт подозрительно взглянул на него.

— Где она будет ночевать сегодня?