Да, подумала Беатрис, она это увидела.

С одной стороны, Уильям был выше подозрений, необыкновенно деликатный и внимательный, а с другой – глупо льстивый и восхищенный, что перешло в обыкновенное чувство какой-то неопределенности.

– Итак, Беа, – сказал папа, когда они были уже дома, – что это за молодой человек, который равнодушно сказал «спокойной ночи»? Его поведение было неискренним, ты заметила?

– Папа, как вы можете так говорить! Вы только что увидели его.

– Не ставь на эту темную лошадку, Беа. Уильям Овертон, да будет тебе известно, – часто встречающийся тип высокомерного сословия. Он думает, что ты кроткая маленькая мышка, которая будет целовать ему пятки, потому что он пригласил тебя в свой большой дом и отпустил тебе несколько комплиментов.

– Папа, я не такая уж дурочка.

– Нет, ты не дурочка, но это моя точка зрения. Это молодой Овертон думает, что ты достаточно глупая, чтобы клюнуть на его лесть. Все они хотят овладеть твоим банковским счетом. И твоя мать, и я знаем это. Разница между нами в том, что у твоей матери нет разума, а у меня есть. Что ты об этом думаешь, Беа? У тебя есть чувство гордости или нет?

У Беатрис желание было сильнее гордости. Знал ли папа об этом? Или он был так поглощен бизнесом, что видел в людях только такое качество, как жадность?

– Я думаю, что вы сделали поспешное заключение, – сказала Беатрис с укоризной. – Сегодня я получила приглашение на вечер в Овертон Хауз не потому, что завтра намеревалась надеть Уильяму Овертону обручальное кольцо.

– Но ты хотела бы? Признайся, моя любимая.

– Да. Если он захочет надеть кольцо на мой палец, я надену ему. Независимо от того, сделает он это ради моих денег или нет.

– Боже милостивый! – папа стал дергать себя за усы, словно они могли ему помочь найти выход. – Я всегда думал, что чувства в тебе преобладают. А предположим, я решил своей волей прекратить это знакомство?

Беатрис встревожилась.

– Вы не сделаете этого, папа. Я не хочу этих денег для себя…

– Значит, для этого праздного молодого человека? Ты действительно думаешь, что будешь счастлива в замужестве на таких условиях?

– Да, – сказала Беатрис. – Я хочу этого замужества и… действительно выйду за него замуж, – добавила она после паузы.

– Хорошо, но это еще не счастье.

– Но оно будет.

Внезапно в ней родилась уверенность, что это именно так. Ее глаза, серые, как нежное крыло мотылька, сверкнули острым стальным блеском в сторону отца. Отец издал короткий, но громкий смешок.

– Боже милостивый! Я уверен, что мистер Овертон ждет не дождется получить пачку денег.

– Для моей свадьбы, – сказала Беатрис, – мисс Браун должна как следует продумать наряд. Это платье совершенно не годилось для званого вечера. Я выглядела как плохо одетая.

Папа со знанием дела пощупал материал на ее платье.

– Это лучший маклосфильский шелк. Как ты могла выглядеть плохо одетой в самом лучшем, что только есть? – Он пристально посмотрел на дочь. – Ты же не можешь утверждать, что мы слишком опекаем тебя, Беа. Ты моя дочь, и я старался не делать этого.

– У меня никогда не было выбора, – ответила Беатрис.


Казалось, у мистера Овертона были серьезные намерения. После того званого вечера он начал ухаживать за Беатрис, и даже папа, Джошуа Боннингтон не мог к нему придраться. Однако никто никогда не говорил о любви. Беатрис не хотела говорить об этом, чтобы не заставить Уильяма лицемерить. Она полагала, что он ухаживает за ней под давлением семейного адвоката и матери, поскольку их вынудила ситуация, но Беатрис делала вид, что не догадывается об этом. Уильям был человеком чести и не первым джентльменом, очутившимся в затруднительном положении, которому приходилось жениться по расчету.

Когда наконец стало ясно, что брак состоится, Бланш Овертон, мать Уильяма, пригласила Беатрис осмотреть Овертон Хауз. Беатрис давно этого ждала. Ей хотелось впитать всю атмосферу дома, и, учитывая ее огромный интерес, миссис Овертон, немного поколебавшись, любезно пригласила Беатрис. Это не означало, что брачный контракт пробудил в ней любовь к своей невестке или уменьшил натянутость ее поведения и вежливой враждебности.

Они прошли из длинной музыкальной комнаты в желтую гостиную, затем в китайскую комнату (Овертоны всегда коллекционировали красивые вещи) и в зеркальную комнату, где в восемнадцатом веке обосновался один из, Овертонов – легкомысленный и странный джентльмен.

Время от времени менялись компании, которые жили в этой комнате. Позже роль этой комнаты изменилась, она стала более респектабельной, традиционным местом, где делались романтические предложения вступить в брак.

Беатрис сожалела, что Уильям не сделал ей предложение здесь, а выбрал вересковую поляну в Хисе, где теплый ароматный воздух великолепного летнего дня укрепил его дух и придал достаточно отчаяния, чтобы связать себя брачными узами с Беатрис.

Все спальни на втором этаже были восьмиугольными, и к ним примыкали покрытые пылью уборные, которыми давно никто не пользовался. Часть комнат использовалась в качестве гардеробных. Если бы здесь жила большая семья и в доме были дети, из этих комнат получились бы отличные спальни для гувернеров.

Верхний этаж был разделен на малюсенькие комнатушки, предназначавшиеся для прислуги и для людей, которые не нуждались в большом пространстве, довольствуясь немногим. Это были повар, две горничные, персональная обслуга миссис Овертон и две молодые служанки для уборки спален, словом, здесь жили все работники, кто ночевал в доме.

Беатрис приметила комнату в конце коридора, в которой она хотела поместить Хокенс, поскольку решила взять ее с собой. Мама согласилась, чтобы она переехала с ней, и Хокенс тоже очень этого хотела. Хокенс была всего на четыре года старше Беатрис и чрезвычайно предана ей. Беатрис подумала, что хорошо иметь старого друга в новом доме.

После обхода нижнего этажа Беатрис настояла на осмотре кухни, кладовых, буфетной, цейхгауза и длинного, выложенного каменными плитами подвала. Мать Беатрис думала, что дочери придется готовить, и рекомендовала ей критически отнестись к способностям повара.

– Мистер Джонс превосходный повар, – сказала миссис Овертон, подавляя возмущение.

– Я очень рада и совсем не собираюсь увольнять прислугу. Знаете, мои папа и мама начинали жизнь только с одной тупой девушкой по имени Полли. Я очень хорошо помню, как она дрожала от холода круглый год и по большей части ворчала, потому что никогда не была как следует вышколена. Сейчас, конечно, у нас много прислуги, – Беатрис чуть вздохнула. – Я иногда думаю, что папа скоро разбогатеет.

– Надеюсь, вы не будете вести речи, подобные этой, за обедом, когда у нас гости, – сказала миссис Овертон. заливаясь серебристым смехом.

– Но это правда.

– Правду не всегда необходимо обнародовать.

– Нет. Вероятно, нет. – Беатрис снова вздохнула, это помогало ей подавить свои чувства. – Но я люблю этот дом.

– Надеюсь, не больше, чем моего сына? Беатрис была поражена: как это миссис Овертон, эта женщина, словно нарисованная китайским художником, старательно скрывавшая враждебность, высказала правду? Для разнообразия?

– Почему вы сказали это? – спросила Беатрис.

– Так просто… Хорошо, моя дорогая, никто не претендует здесь на большую любовь. Продолжим, если вы признаете, что надо открыто говорить правду: вы, вероятно, проведете долгую жизнь в этом доме.

– Я знаю. Это так. Но с моей стороны к тому же есть и большая любовь, – сказала Беатрис со страстью. – И она навсегда.

И со дня свадьбы ничто не поколебало ее в этой уверенности.


– Тебе было интересно, Беатрис? – раздался резкий голос мамы, возвращая ее из мечтательных впечатлений дня к реальности. – В самом деле, у тебя такой отсутствующий взгляд, словно ты за миллион миль отсюда.

– Так оно и есть. Я думала, как завтра приду сюда в подвенечном платье и оставлю свое прошлое, как тонущий человек.

Стоящая рядом мисс Браун внезапно одарила ее ласковой улыбкой.

– Господи, о каком утопленнике вы говорите, мисс Беатрис! Я только надеюсь, что вы не станете чересчур важной дамой и будете иногда заходить в магазин.

– Вы несправедливы ко мне! Вы знаете, ничто не может удержать меня в моих намерениях.

– Может быть, исключая супруга, – пробормотала мисс Браун, маскируя свое волнение.

– Нет. Несмотря на супруга. Когда-нибудь я преподнесу ему мои намерения.

Тем не менее в глубине души Беатрис сомневалась в этом. Уильям надеялся получить магазин как источник, дохода, но ему бы не понравилось стать его владельцем. Она уже знала, что это его унизит. Однажды Беатрис начала с ним обсуждать качество французских товаров и отношение к ним в Англии. Боннингтонский богатый покупатель, сказала она, думает, что если шляпка с парижской этикеткой, то ее лучше не покупать. Взгляд, брошенный на вежливо скучающее лицо Уильяма, заставил ее остановиться посреди разговора. Больше она никогда не рассказывала ему о торговле. Вместо этого Беатрис изучала его интересы – музыку, поэзию и искусство, картины и скульптуру, бабочек.

Она старалась побуждать Уильяма, чтобы он регулярно водил ее в театр, читала все новинки, могла даже снова сесть за рояль и поиграть, хотя неспособна к музыке. Но она постарается. Она и Уильям будут прекрасными друзьями – он дружелюбен и привязан к ней, а она не позволит себе обнять его, показывая свою глубокую преданность. Однако Беатрис прекрасно отдавала себе отчет, что никогда не сможет соответствовать ему в его увлечениях, непринужденности, веселости, куртуазности, остроумии и красоте. Уильям был из тех людей, которые призваны украшать мир. Она с радостью принимала его таким, каков он есть, и надеялась, что никогда не предпримет ничего, чтобы потускнел его дух, вплоть до того времени, когда они оба будут готовы лечь в мрачный семейный склеп.