Александр Прозоров - Государева избранница

– У немцев сие развлечение в большой чести… Вот я и подумал, что умение сие вельми полезно выйдет, коли с посольством отроки выезжать станут… – словно бы попытался оправдаться дьяк.

Хозяйка, повернувшись к музыкантам, сделала большие глаза, призывно помахала руками – и те заиграли снова.

Пары вернулись на паркет, неуклюже сходясь и расходясь в величавых фигурах и при сем часто сталкиваясь. Похоже, появление царственного зрителя привело их в изрядное замешательство.

– Выходит, про ледостав вы даже не знаете? – отпив чаю, посетовал государь.

– Так ведь давно его все ждут, государь! – отозвался Артамон Сергеевич. – Ладьи и ушкуи месяц как на берегах, снасти у рыбаков выбраны, ставни поправлены. Готово все у людей.

Разговор царственного гостя больше никто не поддержал – бояре старшие любовались боярами молодыми, предающимися искусству танца. Правитель всея Руси тоже смолк, допил первую чашку, повернул голову. И словно бы большая и холодная медвежья лапа сжала его сердце, вонзив глубоко в душу острые длинные когти…

Алексей Михайлович вздрогнул, резко отвернулся. Перевел дух.

Заботливая хозяйка налила ему еще чаю. Государь благодарно кивнул, взял один из калачей. Скушал, запивая, снова повернулся. И опять ощутил в груди когтистую лапу безжалостного зверя.

– Проводи меня, Артамон Сергеевич, – поднялся царь, вышел вместе с хозяином за дверь, самолично ее притворил и негромко поинтересовался: – Что за девица танцует второй, в платье из золотистой парчи и синего бархата? Высокая, статная, с темными глазами и высоким лбом. Та, что с коралловыми губами, звонким смехом и голосом мягким…

– Ты успел заметить так много? – удивился боярин. – Ты ведь даже не смотрел в их сторону, Алексей Михайлович!

– Ты ее не знаешь?

– Прости, государь, – спохватился боярин Матвеев. – Сие есть девица Наталья, дочь боярина Кирилла Нарышкина.

– Обручена? Просватана?

– Насколько я знаю, нет… Но почему ты спрашиваешь, государь?

– Выполни мою просьбу, Артамон Сергеевич. Узнай осторожно, согласится ли она выйти за меня замуж?

– Замуж?! – не поверил своим ушам боярин Матвеев. – Ты же ее первый раз видишь!

– Первого взгляда достаточно… – то ли улыбнулся, то ли оскалился государь и с силой потер подбородок. – Когда такое случилось со мною в прошлый раз, Артамон Сергеевич, я девицу прямо в церкви схватил и увлек за собою. И четверть века душа в душу с ней прожил. Сейчас, видишь, сперва спрашиваю. Наверное, постарел. Я так понимаю, она мне в дочери годится. Может не захотеть. Но у меня есть одно серьезное преимущество, боярин. Никто, кроме меня, не способен сделать ее царицей. Так что ты все-таки поинтересуйся.

– Воля твоя, государь, – склонил голову дьяк Посольского приказа.

– Не провожай меня, Артамон Сергеевич, – отпустил его властелин всея Руси. – Я хочу подышать свежестью. Что-то мне сегодня жарко.

* * *

Алексей Михайлович проснулся до рассвета и залеживаться не стал. Все же – суббота, государю всея Руси надобно показываться народу. Сиречь отстоять заутреню в Успенском соборе, доказывая свое здоровье и благонравие.

Поднявшись, самодержец накинул на плечи халат, вышел в горницу перед опочивальней… и замер, обнаружив вытянувшегося на лавке дьяка Посольского приказа.

– Артамон Сергеевич? – негромко окликнул он нежданного гостя.

– Прости, государь! – вскочил боярин.

– Что ты здесь делаешь?

– Она согласна.

– И ты поэтому ночевал у меня под дверью? – добродушно рассмеялся царь всея Руси.

– Она очень боялась, что ты передумаешь. Пришлось тебя догонять, Алексей Михайлович. Когда Наталье что-то приходит в голову, она превращается в таран. Проще уступить, нежели остановить. А то ведь могла и сама поскакать. Девчонка с характером.

– Но ведь ты, Артамон Сергеевич, обмолвился, что красавица сия есть дочь боярина Нарышкина! При чем здесь ты?

– Она моя воспитанница, государь, – опустив взор, признался дьяк. – С малых лет в нашем доме живет, – он тяжко вздохнул. – Почти как дочь. Уж прости.

Алексей Михайлович немного помолчал. Затем запахнул халат глубже и распорядился:

– Прикажи объявить по Москве, что государь желает провести смотрины невест. И не забудь привести на них свою воспитанницу.

15 января 1671 года

Москва, Кремль, Грановитая палата

В сияющим золотом зале было тесно от людей – и невероятно тихо. Многие десятки князей, бояр и священников, затаив дыхание, следили, как государь всея Руси, одетый в вышитую золотом мантию, в сверкающем самоцветами оплечье медленно проходит между рядами юных красавиц, держа в руках золотистую шелковую ленту.

Пройдя до самой крайней девицы, стоящей в заднем, четвертом ряду, государь сделал шаг назад, к третьей линии, взял одну из «невест» за руку, в три движения привязал к своей руке желтой ленточкой и вывел вперед:

– Вот ваша новая царица, бояре! – провозгласил он. – Прошу любить и жаловать!

– Как твое имя, раба Божия? – тяжело ступая, подошел к избраннице патриарх Иоасаф, одетый в дорогую зеленую мантию, тяжелую от золотого шитья.

– Наталья, святитель… – смиренно опустила голову девушка. – Дщерь раба Божьего Кирилла из рода Нарышкиных…

– Согласна ли ты стать невестой раба Божьего Алексея?

– Да, святитель…

– Не давала ли ты иных клятв, каковые сему браку могут воспрепятствовать?

– Нет, святитель.

– Не свершала ли ты поступков, способных запятнать благочестивость невесты?

– Нет, отче.

– Даешь ли ты согласие на брак добровольно, по чистой любви, без корысти и всякого принуждения?

– Да, отче.

– В таком случае властию, данной мне Господом нашим Иисусом Христом, нарекаю вас женихом и невестой!

* * *

Спустя семь дней, двадцать второго января тысяча шестьсот семьдесят первого года, после свершения таинства венчания, стоя у алтаря Успенского собора, государь Алексей Михайлович откинул кисею с лица юной супруги и с полным своим правом крепко поцеловал любимую в горячие сладкие губы.

И никто из кричащих новобрачным здравицы не ведал и не подозревал, что этот поцелуй станет последним настоящим поцелуем в истории русского царства. Что уже сын Алексея Михайловича и Натальи Кирилловны, шестнадцатилетний Петр, будет обвенчан с Евдокией Лопухиной уже вовсе безо всяких чувств, смотрин и желаний – чисто ради сложившейся политической целесообразности.

Россия превращалась в империю, и вместе со звучным званием православного царства растворялась в далеком полулегендарном прошлом сказочная и таинственная эпоха великой любви. Эпоха, когда к брачному венцу и царскому трону мужчин и женщин вели искренние, глубокие чувства, а вовсе не сухой расчет дипломатов и экономистов.

В новом, стремительном и прогрессивном мире любовь становилась скучным и никому не интересным пережитком древности…

Царь Михаил Романов

Государь Михаил Федорович является самой бесцветной, самой знаменитой и самой изруганной фигурой в русской истории. Самой знаменитой – потому как является первым представителем новой династии, самой бесцветной – потому что не отметился никакими свершениями, и изруганной – по той же самой причине.

В упрек Михаилу Федоровичу ставится в первую очередь то, что он не вернул в состав России территории, отданные князем Шуйским враждебным соседям; то, что не участвовал в военных походах; то, что он лично не отметился в освободительной войне, ни разу в жизни не обнажив сабли.

При этом обличители как-то забывают, что после ссылки Михаил оказался слаб здоровьем, у него болели ноги, а после тридцати лет его уже начали носить в носилках, поскольку сам он ходил с трудом. И умер первый из Романовых тоже отнюдь не старым – всего в 49 лет.

В очень похожем состоянии при первом Романове находилась и вся страна. После гражданской войны и отражения агрессии сразу двух сильнейших стран того времени Россия оказалась слишком слаба для активных боевых действий. Воевать «до последней капли крови» за Смоленск или за возвращение выхода к морю было для нее самоубийством. Особенно в условиях «полонизации» страны, когда многие районы державы, не зная, кто является законной властью, а кто нет, придерживались принципов местного самоуправления, а численность всякого рода разбойничьих шаек, называющих себя «казаками», перешла все мыслимые границы. Россия рисковала скатиться в состояние Дикого поля, превратиться во вторую Польшу. Для восстановления порядка и властной вертикали требовалось время.

Посему Михаил пожертвовал Смоленском вовсе не ради «возвращения любимого папочки», как хором поют его недоброжелатели, а ради мирного десятилетия, в котором страна остро нуждалась, ради восстановления порядка, наполнения казны и реформирования армии, набирать которую по старым правилам уже не получалось. России пришлось поневоле переходить на европейские правила жизни: от поместного ополчения – к регулярным частям.

В защиту Михаила Романова можно добавить еще и то, что его власть на троне была в достаточной степени номинальной. История царской любви к боярской дочери Марии Хлоповой наглядное тому подтверждение. Если, несмотря на восемь лет отчаянной и хорошо задокументированной борьбы за возможность жениться на своей избраннице, царь так и не смог добиться своего, что уж говорить обо всех остальных вопросах?

На всем протяжении правления Михаила Федоровича власть в России была скорее коллегиальной, демократической: властью Боярской думы и работающего почти непрерывно Земского собора. Посему и решение о необходимости мирного перерыва и реформ можно считать общенародным желанием. Михаил Романов в данной ситуации являлся лишь символом законности и порядка, но вовсе не его опорой.

Братья Салтыковы

Традиционная история считает братьев Салтыковых главными виновниками ссылки Марии Хлоповой, причем основываясь на их собственном признании.