Монахиня в бешенстве обвела их глазами и вышла, громко хлопнув дверью.

– Кое-кто никогда не научится себя вести, – пробормотал старик, беря Дженни за руку. – Ну, на чем я остановился?

Он тяжело дышал, собираясь с мыслями, но Дженни не смогла ему ответить: она была потрясена.

– Финбар часами сидел с вами на руках и смотрел на вас. Я надеялся, что это даст его душе хоть немного покоя… Но Матильда оставила ему письмо, в котором просила отвезти ребенка подальше от Чуринги. А он так хотел поступить правильно и не знал, что делать.

Священник похлопал ее по руке и улыбнулся.

– Он очень любил вас, Дженнифер. Надеюсь, это будет утешением для вас.

Дженни благодарно сжала его руку. Его слова действительно немного облегчили страдания последних страшных минут.

– Да, святой отец, – наконец смогла она сказать. – Думаю, так и будет. – Она вытерла слезы и распрямила плечи. – Но мне необходимо узнать, что было дальше.

Старик тяжело вздохнул, и слеза медленно скатилась по его морщинистой щеке на подушку.

– Ваш отец написал завещание и отвез его управляющему Австралийским банком в Сиднее. Чуринга должна была перейти в ваше пользование в день двадцатипятилетия.

Отец Райан крепко сжал ее руку, и она наклонилась к нему, замирая от ужаса, что сейчас услышит, но зная, что это необходимо. Ей надо было знать, как поступил с ней отец и чего хотел для нее.

– Я не знал, что творилось у него в душе, Дженнифер. Не представлял совсем. Он никого не слушал, и, как видите, даже священник не смог вразумить его. Я мог только бессильно наблюдать, как он разрушает все, что они с вашей матерью построили в жизни.

– Разрушает? Вы имеете в виду, что он хотел разрушить Чурингу? – спросила Дженни, вытирая слезы.

– Нет! – повысил голос священник. – Чурингу он для вас сохранил. Но разрушал себя и их с Матильдой совместные мечты. Он разрушал вашу жизнь и не оставлял ни малейшей надежды для вас жить вместе одной семьей.

– Как он это сделал, святой отец? – прошептала Дженни, уже предчувствуя ответ.

– Он решил отвезти вас в приют Сестер милосердия, где ваше происхождение будет скрыто под новым именем. Единственной связью с домом должен был стать медальон вашей матери, который он поручил сестрам отдать вам в день рождения вместе с завещанием. Я пытался остановить его, но в то время слова не действовали на него. Он ничего не слышал и не воспринимал. Мне пришлось молча стоять и молиться, глядя, как он уезжает из Чуринги. Вы лежали в корзинке рядом с ним на сиденье… – Отец Райан судорожно всхлипнул. – Если бы я только мог знать, что он задумал, возможно, я сумел бы его остановить! Но все мы крепки задним умом… «Так вот откуда Питер взял медальон! – поняла Дженни. – Поиски привели его в приют в Даджарру».

Она попыталась представить, как ехала с отцом в приют. О чем он думал, глядя на нее в корзинке? Какие муки пережил он в этом последнем путешествии? Как он мог везти ее в приют, зная, что расстается с ней навсегда?..

Голос священника заставил ее отвлечься от печальных размышлений.

– Я вернулся в Уэллаби-Флатс, и мои обязанности впервые в жизни стали для меня невыносимым бременем. Мне казалось, что вера покинула меня. Как я мог оставаться хорошим священником, если не сумел найти верных слов, чтобы помочь человеку в его страданиях? И как я вообще мог помогать людям, если никогда в жизни не любил женщину и не знал, как поступать с детьми? Я оказался слабым и в том, и в другом. Я столько часов провел на коленях в молитвах, но тот мир, который всегда снисходил на меня, покинул меня навсегда…

Дженни, замирая от страха, ждала, что расскажет священник дальше. Впрочем, что может быть страшнее того, о чем она уже узнала?

– Я написал в приют и получил ответ, что вы приняты и что отец оставил деньги, которые будут ежегодно поступать туда на ваше содержание и воспитание. Он хотел точно знать, что вы не будете ни в чем нуждаться. Я спрашивал о вас, но они всегда отвечали, что вы хорошо развиваетесь. Я регулярно переписывался с ними, но они никогда не сообщали мне никаких подробностей о вашей жизни. Понимаете, дитя мое, я чувствовал ответственность за вашу жизнь. Ведь я не смог остановить вашего отца от самого большого греха в жизни, который он задумал тогда.

«Вот оно! – подумала Дженни. – Я не хочу это слышать. Я не хочу во все это верить. Это слишком нереально…»

– Фин пропал вскоре после того, как отвез вас в приют. Я думал, что он уехал куда-нибудь в глушь, чтобы в одиночестве попытаться найти в себе силы пережить это. Я очень хотел в это верить, но в глубине души очень боялся за него…

Маленькая искра надежды, промелькнувшая в сердце Дженни, умерла от его следующих слов:

– Два овчара нашли его в буше и позвонили в полицию. К счастью, я пользовался некоторым влиянием. После того как они провели идентификацию, я убедил полицию замять дело. Это было нетрудно: овчары были приезжими и уезжали в Квинсленд навсегда, а полиция умеет хранить секреты.

Священник похлопал Дженни по руке.

– Я знал, что вы когда-нибудь вернетесь сюда, и очень не хотел, чтобы прошлое мешало вашему будущему. Но, кажется, вы успели сами обо всем догадаться, да?

– Да, – мягко сказала она. – Но мне хотелось услышать от вас подтверждение своим догадкам, чтобы не оставалось никаких сомнений.

Отец Райан поднял голову с подушки.

– Фин совершил страшную вещь, Дженнифер. Смертельный грех в глазах церкви! Но по-человечески я понимаю, почему он это сделал. Он заехал в буш и выстрелил в себя. Коронер сказал, что он умер приблизительно за полгода до того, как его тело нашли овчары. Но я знал точно: он сделал это в тот день, когда вернулся из приюта. Он спланировал это все заранее.

Дженни подумала о страшном одиночестве отца перед смертью. О страданиях и боли этого доброго, сильного, религиозного человека, когда он ехал один куда-то в буш, чтобы покончить счеты с жизнью. Она закрыла лицо ладонями и разрыдалась от невыносимой боли. Какая ужасная судьба!

Но она была не одинока в своих страданиях. С ней были ее несчастные родители, заплатившие такую страшную цену за свою прекрасную любовь, давшую ей жизнь.

В конце концов Дженни взяла себя в руки, вытерла слезы и взглянула на лежащего перед ней больного старика. Лицо его стало серым на фоне белизны подушек, и как будто все его силы ушли на то, чтобы избавиться от груза на душе.

– Отец Райан, я хочу, чтобы вы знали, что не в ваших силах было это предотвратить. Я вернулась в Чурингу сильная и здоровая и знаю теперь, как родители любили друг друга и мечтали обо мне. Как они хотели, чтобы я была счастливой! Я рада, что узнала и полюбила их, вы не должны винить себя в смерти моего отца, и я уверена, что ваш бог ждет вас с распростертыми объятиями. Вы прекрасный, добрый человек. Хотела бы я, чтобы таких было больше на земле. Благослови вас бог, и спасибо вам за все.

Она наклонилась к нему, обняла и крепко поцеловала. Он был таким слабым, что ей хотелось утешить его, но она знала – только возвращение веры даст ему покой.

– Я могу что-нибудь сделать для вас, святой отец? Вам что-нибудь нужно? – нежно спросила она, вытирая ему слезы.

– Нет, дитя мое, – горько прошептал он. – Теперь я могу умереть спокойно, зная, что нечто хорошее все же получилось из этой страшной трагедии. Когда вы будете выходить, попросите, пожалуйста, сестру и отца Патрика зайти ко мне. Думаю, пришло время для моей последней исповеди.

Дженни схватила его за руку.

– Нет, святой отец, не уходите от нас сейчас! Я останусь в Брокен-Хилле и буду навещать вас каждый день. Буду приносить вам фрукты и сладости, буду сама ухаживать за вами… Пожалуйста, не покидайте меня!

Священник нежно улыбнулся.

– Время пришло, дитя мое. Жизнь – это круг, и вы вернулись туда, где родились. Как все мы со временем возвращаемся. А теперь идите и наслаждайтесь жизнью, а мне дайте подготовиться к исповеди.

Дженни поцеловала ему руку.

– Тогда до свидания, отец Райан. Храни вас бог!

– Храни вас бог, дитя, – прошептал он, откидываясь на подушки. Глаза его закрылись, лицо стало безмятежным.

– Он не?..

– Нет, Диана, просто заснул от усталости, – тихо ответила Дженни, с нежностью глядя на умиротворенное лицо.

– Девочки, давайте уходить отсюда, – прошептала Хелен. – Я найду этого дракона в рясе, а вы подождите меня в грузовике.

Дженни взяла протянутый ключ, и они с Дианой молча вышли на улицу. Дженни посмотрела на нависшее над ними грозовое небо. Как бы она хотела повернуть время вспять и вернуться в счастливое неведение. Что хорошего в ее наследстве, когда оно хранит память об обмане и преступлении? Как ей жить теперь, зная, что из-за этого отец покончил с собой, а мать умерла с разбитым сердцем?..

Сестра Мишель оказалась права: она чудовище. Выродок, рожденный в преступном, противоестественном союзе с меткой дьявола на виске, подтверждающей это. И все по вине бессовестной женщины, укравшей ребенка и обманувшей ее несчастную мать!..

Дженни залезла в грузовик, почти ничего не видя от слез.

– Это все так чудовищно! – всхлипнула она. – За что, Диана? Почему это случилось с ними – и со мной?..

– Не знаю, родная. Впервые в жизни я не могу найти нужных слов, чтобы утешить тебя. Прости, детка, – хрипло ответила Диана, пряча мокрые глаза.

– Мне нужно побыть одной, Ди. Пожалуйста, не обижайся и пойми меня. – Дженни отвернулась к окну, а Диана, молча обняв ее и обливаясь слезами, спрыгнула с подножки и вернулась на веранду дома для престарелых священников.

Джон Уэйнрайт все знал и лгал ей! Он знал все насчет ее наследства и настоящего имени, но просто побоялся открыть ей правду. Питер тоже должен был все знать. Поэтому держал в такой тайне свои дела с приобретением Чуринги. Почему он не мог рассказать ей всего до дня рождения? Сплошная ложь и секреты. Она жила с незнакомым человеком, который скрывал от нее самые главные дела в своей жизни. И умудрился скрыть даже то, что было самым главным для нее! Какая же это семейная жизнь, когда все построено на обмане? Какую жуткую паутину лжи они сплели вокруг нее…