Было девять часов вечера. Дети уже легли. День простоял теплый и солнечный. В воздухе ощущалось приближение весны. Сегодня вечером или завтра утром Коннан будет дома. Я была на вершине блаженства. Чего еще можно желать?

Интересно, в котором часу он приедет? Может быть, около полуночи? Мне послышался вдали стук копыт, и я вышла на крыльцо поглядеть, не он ли это. Но все было тихо. Слуги уже разошлись по своим комнатам, и дом, казалось, вымер.

Должно быть, Питер едет на станцию. Может, я больше никогда не увижу его. Как странно! В памяти всплыла наша первая встреча в поезде; уже тогда он начал подтрунивать надо мной.

Вдруг я заметила направляющуюся ко мне фигуру. Это была Селестина. Почему-то она шла не по дороге, как обычно, а со стороны леса, и учащенно дышала.

– Добрый вечер, – сказала она, переводя дух. – Я решила вдруг зайти к вам. Питер уже уехал, и мне стало так грустно и одиноко. Мы с ним теперь так долго не увидимся!

– Да. От таких мыслей действительно становится грустно.

– Конечно, он очень любил валять дурака и всех дразнить, но я все равно его очень люблю. Теперь я осталась совсем одна, а когда-то у меня было два брата.

– Заходите, – пригласила ее я.

– А что, Коннан, еще не вернулся?

– Нет, но думаю, что до полуночи он сможет быть дома. Он писал, что у него деловое свидание сегодня утром. Скорей всего, он приедет завтра. Заходите же, прошу вас.

– Знаете, а я даже надеялась, что его еще нет.

– Правда?

– Мне хотелось взглянуть на часовню… я имею в виду молельню. С того самого момента, как вы передали мне слова мисс Дженсен, меня так и тянуло туда, но при Питере я не призналась в этом. Он всегда посмеивается над моими порывами.

– И вы хотели бы заглянуть туда сейчас?

– Да, пожалуйста. Я подозреваю, что в стене есть потайная дверь, ведущая из часовни в другую часть дома. Правда интересно, если мы найдем до приезда Коннана и расскажем ему о своем открытии?

– Конечно.

– Тогда пойдемте посмотрим.

Мы вошли в залу, и у меня опять возникло неприятное ощущение, что за нами следят. Я подняла глаза к потайному окну, и мне показалось, что там кто-то есть. Но может быть, мне это только померещилось, и я ничего не сказала Селестине. Мы пересекли залу и, открыв дверь на противоположном конце и спустившись на несколько ступенек, оказались в часовне.

Пахло сыростью.

– Такое чувство, что здесь совсем никто не бывает, – заметила я, и мой голос как-то странно и гулко прозвучал в пустом пространстве.

Селестина не ответила. Она зажгла одну из стоявших на алтаре свечей. Мерцающий свет отбросил на стену длинные тени.

– Давайте зайдем в молельню, – предложила она. – Вот дверь. В самой молельне есть еще одно помещение, ведущее в огороженный глухой стеной сад. Этим ходом когда-то и пользовались прокаженные.

Она высоко подняла свечу, и я увидела, что мы находимся в небольшой комнате.

– Значит, это и есть молельня, которая больше, чем в других замках, – сказала я.

Не отвечая, Селестина нажимала на различные участки стены. Как завороженная, я следила за работой ее длинных пальцев. Неожиданно она повернулась ко мне и с улыбкой сказала:

– Мне всегда каралось, что где-то в этом доме должна быть потайная каморка для священника… тайник, где бы он мог прятаться при появлении королевских солдат. Я точно знаю, что один из Тре-Меллинов в свое время собирался принять католицизм. Готова поклясться в существовании такого тайника! Если мы найдем его, Коннан будет в восторге. Он любит свой замок не меньше меня… не меньше, чем будете его любить вы. Если я найду тайник… это будет ему лучшим свадебным подарком, не правда ли? Что можно подарить тем, у кого есть все?

Через мгновение она воскликнула дрожащим от возбуждения голосом:

– Смотрите! Здесь что-то есть!

Я подошла к ней вплотную и ахнула от изумления: часть стены отошла назад, превратившись в узкую дверь.

Селестина повернулась ко мне. Как она изменилась! Ее глаза горели от возбуждения. Она заглянула в образовавшийся проем и сделала было шаг внутрь, но остановилась и сказала:

– Нет. Первой должны войти вы. Ведь это скоро будет ваш замок.

Ее возбуждение передалось и мне. Как обрадуется Коннан! Я шагнула вперед. Внутри стоял непонятный скверный запах. Селестина сказала:

– Не задерживайтесь. Взгляните, что там. Наверно, воздух затхлый от того, что дверь давно не открывали. Осторожно. Здесь могут быть ступеньки.

Она высоко подняла свечу, и я действительно увидела перед собой ведущие вниз ступени. Их было две. Я стала спускаться, и тут… дверь за мной закрылась.

– Селестина! – закричала я в ужасе.

Ответа не было.

– Откройте дверь! – кричала я.

Но каменные стены поглотили звук моего голоса. Как поглотили и меня, сделав пленницей Селестины.

Тьма и холод окружали меня со всех сторон. Стояла зловещая, гнетущая тишина. Меня охватила паника. Как описать этот ужас? Таких слов в языке не существует, и только тот, кто сам пережил подобное, способен понять, что я чувствовала.

В голове роились мысли – одна другой страшнее. Я была наивной дурочкой и попалась в ловушку, приняв на веру то, что казалось таким очевидным. Совершенно добровольно я сделала все так, как нужно было той, что хотела от меня избавиться. И мне даже в голову не пришло задавать какие-либо вопросы!

Страх сковал мои мысли, мое тело. Я была вне себя от ужаса. Вскарабкавшись по ступенькам, я начала барабанить в дверь.

– Выпустите меня! Выпустите меня! – кричала я, сознавая, что даже в молельне мои крики еле слышны, а в часовню никто никогда не заходит.

Она ускользнет… и никто так и не заподозрит, что она вообще была в замке.

От страха я не знала, что делать. До меня донеслись чьи-то рыдания, и я отпрянула в ужасе, не сразу узнав собственный голос. Внезапно накатила необъяснимая вялость, изнеможение. В этой сырой, темной каморке долго не протянуть. Я начала ощупывать дверь в поисках хоть какой-нибудь щелочки, но только поломала ногти и в кровь ободрала руки.

Глаза понемногу привыкли к темноте, я попыталась оглядеться и тут увидела, что не одна. Здесь уже побывал кто-то. Передо мной лежали останки той, которая когда-то звалась Элис. Я нашла ее!…


– Элис! Это ты, Элис! – я не узнавала собственного голоса. – Все это время ты так и была тут, в этом доме?

Но она молчала, как молчала уже больше года.

Не в силах смотреть, я закрыла лицо руками. Вокруг царил запах смерти и разложения.

Интересно, сколько прожила Элис, когда за ней захлопнулась эта дверь? Столько же проживу и я.

Очевидно, на некоторое время я потеряла сознание, а придя в себя, услышала чей-то бессвязный бред. Это была я сама, ведь Элис уже давно замолкла навсегда. К счастью, сознание вернулось ко мне не полностью. Я была в том странном состоянии полупомешательства, граничащего с ясновидением, когда окружающая обстановка теряет реальность. Я уже не осознавала, кто я. Марта? Элис?

Наши судьбы в сущности похожи. Про Элис говорили, что она сбежала с Джеффри, а про меня скажут, что я уехала с Питером… Время нашего исчезновения было хорошо продумано.

– Но почему?… – услышала я свой голос, – за что?…

Теперь мне стало совершенно ясно, чья тень мелькала тогда на шторе. Это была ее тень… тень страшной, дьявольски жестокой женщины. Она знала о существовании маленького дневника, который я обнаружила в кармане амазонки, и искала его, потому что боялась: в нем могут оказаться улики, и тайное станет явным.

Она ненавидела Элис, но своей мягкостью, кротостью, незаметностью вкралась в ее доверие и обманула… Она вообще не способна испытывать любовь к кому бы то ни было. Она использовала Элис, как до нее использовала других для достижения своих целей. Как собирается использовать Коннана…

Она любит только этот дом.

В эти страшные минуты, в отвратительной, зловещей темноте я совершенно ясно увидела ее. Вот она сидит у своего окна в Маунт Уиддене через бухту и смотрит сюда, сгорая от желания обладать этим замком, и ее желание, ее страсть ни в чем не уступают страсти влюбленного, мечтающего завладеть предметом своей любви.

– Элис, – прошептала я, – мы ее жертвы… и ты, и я…

Мне почудилось, что Элис вдруг заговорила… Она рассказала, как в тот вечер, когда Джеффри отправился поездом в Лондон, к ней пришла Селестина с известием о своей находке в часовне.

Я видела, как Элис… прелестная, хрупкая, добрая Элис, ахнув от радости, спешит навстречу своей смерти.

Конечно, говорила не Элис, а я сама. Но я знала, что она здесь, рядом со мной. Я наконец нашла ее, и мы обе обрели долгожданный покой. Скоро, очень скоро и я сойду за ней в тот мир теней, в котором она живет с тех пор, как вслед за Селестиной Нэнселлок вошла в молельню для прокаженных…

Внезапный яркий свет ослепил меня. Меня куда-то несли.

– Я умерла, Элис? – прошептала я и услышала голос:

– Дорогая моя… любимая… теперь ты в безопасности.

Но ведь этот голос Коннана, и он обнимает меня…

– Так, значит, мертвые видят сны? Правда, Элис? – спросила я ее.

И снова услышала:

– Любимая моя… мое сокровище…

Меня кладут на кровать… Вокруг много людей… Сияние исходит от светлых, почти белых волос…

– Элис! Смотри… Вот ангел…

И я слышу голос ангела:

– Это я, Джилли. Джилли привела их к вам. Джилли смотрела и все видела…

Как ни странно, но именно от этих слов я, наконец, пришла в себя. Нет, я не умерла. Случилось чудо, и я слышала действительно голос Коннана. Это он принес меня сюда. Я у себя, в своей комнате. А вот окно, из которого открывается вид на лужайку и пальмы, и на ту комнату, которая когда-то принадлежала Элис. Я вдруг снова увидела, как на шторе мелькает тень, тень той, что безжалостно убила Элис и пыталась убить меня. В смертельном ужасе я вскрикнула, но Коннан крепко прижал меня к себе, и опять я услышала его голос, нежный, успокаивающий, полный любви: