Он ненавидел Мерлесден. Он ненавидел ее. Он не мог позволить ей насмехаться над ним, не считаться с ним, будто его не существовало и вовсе. Он думал о том, как долго она, видимо, обдумывала этот план — она обманывала его. Но он был слишком счастлив и не замечал этого. Или, может быть, она никогда и не замышляла этого. Просто услышала, что возлюбленный дон Джиан, этот итальянский лорд — отец ее неудачливого любовника здесь и забыла обо всем на свете. И только попросила Рука не следовать за ней.

Он сбросил ноги на пол, встал и заметался по комнате, как когда-то в Вулфскаре. Она назвала его сумасшедшим. Он и правда был почти безумен, гнев и жажда насилия таились в глубине его души.

Он понимал, что его разум помутился. А она все равно сделает все по-своему. В этом он не сомневался. Она даже выглядела теперь по-другому. Оставаясь демоном в душе, она снова изменилась внешне: тонкая и воздушная, как дух, облаченный в богатые одежды. Он запомнил ее безразличный взгляд, который она бросила на него. Цветы на ее одежде выглядели просто смешно — символ чистоты на одежде подлой женщины.

Он уперся ладонями в стену, приник к ней лбом и стал слушать свое дыхание.

Руку хотелось убить ее так, как она убила его. Через церковь или силой, но он заставит ее отказаться от этой связи.

Он нанял адвоката по каноническому праву. Он говорил о своем деле с епископом и поклялся священной клятвой, что говорит правду. Завтра они узнают об этом, и вся подготовка пира пойдет прахом. Рук даже нашел свои зеленые турнирные доспехи, которые у него пропали в Вирейле. Он обнаружил их у торговца оружием в Честере. Большой изумруд исчез, но сами доспехи были вполне пригодны для турнирного боя. Он хорошо выбрал время и место — он говорил о суде с людьми, которые разнесут новости с такой скоростью, с какой только могут распространяться сплетни.

Если они все же будут помолвлены, Рук намеревался сделать так, чтобы они навсегда запомнили бы этот пир.

Каноник посоветовал ему настаивать на том, что она не могла говорить свободно, боясь окружавших ее людей. Рук очень сомневался, что Меланта боится чего-либо вообще, даже адского пламени. Но притвориться ему было явно полезно. Он выделил людей на охрану адвоката, на случай, если его попытаются арестовать за ложь, обман или что-нибудь в этом роде. Он доверял ей, как можно доверять вампиру.

Он поднял голову. Из окна доносился стук копыт. Уже два дня он ждал гонца от Навоны. Он прислушался: остановится ли всадник, но лошадь пронеслась мимо окна.

Какой-то предмет упал на пол. Небольшой белый мешочек.

Рук поднял его, открыл. Из него посыпались мелкие камешки. В нем также лежал свернутый листок.

На мгновение его сердце замерло. Он сломал печать с надеждой, которая прожила всего мгновение — только до момента, когда он увидел, что написано по-французски. Она не написала бы ему по-французски. Ни ее имени, ни знака на бумаге не было. Только слова: «Осторожно. Вино!»

Он держал бумагу в руках. Должно быть, это все же предупреждение от нее. От кого же еще.

Потом он вспомнил, что видел Дезмонда рядом с Аллегрето в окружении смеющихся дам. Она, конечно, пыталась перетянуть Дезмонда на свою сторону, но, видимо, у того все же осталось чувство благодарности к Руку, и он предупредил его, что его жена или ее любовник хотят отравить его.

Рук усмехнулся, разрывая послание на мелкие кусочки и разбрасывая их. Но когда приехал гонец от Навоны с новостью о том, что дон Джиан серьезно повредил ногу и пришлет другого человека на бой, чтобы не откладывать его, Рук не стал пить предложенного ему вина.

Другой человек! Отравленное вино! Рук понимал, что она никогда не вернется.

Рук отдал флягу с вином хозяйке гостиницы и сказал, что это хороший яд для крыс. Утром она очень благодарила его.

Человек, которому полагалось сражаться вместо Джиана, должен был быть привезен из Фландрии. Рук узнал об этом, когда пошел на тренировочную площадку, чтобы немного поупражняться. Недостатка в партнерах он не испытывал.

Он сражался на ристалище все утро и был рад, что нашел себе столь активное занятие. Помолвку не отложили, приготовления в Мерлесдене шли полным ходом. Но адвокат обещал Руку, что священник обязательно скажет «если позволит Святая Церковь», и это должно защитить его интересы. Рук выбил одного из противников из седла, когда представил себе лицо Навоны.

Рук был рад, что ему самому не придется стоять в церкви и приводить там свои доводы. Этим займется его адвокат. И, пока будет идти расследование, они не смогут обвенчаться. В принципе, он не надеялся на успех. Она отречется от него перед епископом так же, как она сказала ему прямо в лицо. Только его слово противостояло ее слову. Ему больше нечем было доказать свою правоту — оставался только его меч.

Он спустился с коня. Слуга поднес ему воды.

— Подлец! — перед ним остановился какой-то всадник. Он говорил с акцентом южанина. Рук не обратил внимания и продолжал пить.

— Презренный негодяй, сколько денег ты хочешь получить за всю эту гнусную ложь? Скажи мне, я передам это дону Джиану, и тебе не нужно будет так утруждать себя.

Рук встал.

— Если ты прибыл от Навоны, — сказал он спокойно и ясно, — то передай ему: пусть копит серебро, чтобы заплатить человеку, который умрет за него. — Рук отер лицо полотенцем. — Поскольку он сам боится выйти на бой.

— Ты знаешь, что он нездоров. Рук улыбнулся.

— Я бы подождал, но, боюсь, его нога не будет достаточно отважной, чтобы перестать болеть.

Иностранец оглядел толпу, собравшуюся вокруг, и сплюнул:

— Мы будем биться сейчас.

— С пребольшим удовольствием, сукин сын.

Он повернул Ястреба. Тут же толпа расступилась, и часть присутствовавших бросилась помогать ему надевать доспехи. Взамен деревянного для тренировок ему принесли стальной меч. Один из подававших шлем уронил его в нескольких сантиметрах от его руки. Они вдвоем наклонились, чтобы поднять его, и тот шепнул ему:

— Ваш друг говорит вам — осторожнее с мечом.

Рук взглянул на него. Он не знал этого человека, уже отходившего с поклоном. Рук осмотрел стоящую вокруг толпу, но не увидел ни Дезмонда, ни какого-либо другого друга.

Они все сочувствовали ему, подбадривали его. Он провел перчаткой по мечу, который ему дали. Лезвие блеснуло на солнце. Никаких дефектов не видно. Но Рук был достаточно здравомыслящим человеком, чтобы теперь рисковать. Он попросил другой меч, и когда отдавал первый, то увидел какой-то неясный след на металле. Слегка заметный оттенок.

— Кто дал мне это? — крикнул он по-английски. Он держал меч над головой, направив Ястреба по кругу. — Кто дал мне это оружие, недостойное рыцаря?

Он с силой ударил его плашмя о тренировочный столб.

Лезвие переломилось, один его кусок полетел высоко в воздух.

— Посмотрите на это. Я был вовлечен в битву против своей воли, и мне дали это для борьбы. — Он оглядел лица вокруг. — Сегодня я цел и невредим, но если я умру раньше, чем докажу свою правоту и лживость Навоны, тогда, молю вас, расследуйте это дело. — Он бросил рукоятку меча и направился к воротам. — Я не буду сражаться с ничтожным воином.

Толпа зашумела. Вначале Рук думал, что неодобрение относится к нему, но затем увидел, как людской поток хлынул под ограду на ристалище. ОH обернулся — его противника окружили, пытались стянуть с седла, сдирая с него шлем и отбирая оружие, чтобы было удобнее его бить.

Рук смотрел на это, и на мгновение в нем шевельнулось привычное чувство: остановить беспорядок. Он не был уверен, что именно этот человек подбросил ему плохой меч. Но он вспомнил акцент, плевок и отвернулся.

И тут он увидел, что оруженосец, который предупредил его о мече, теперь шел рядом. Когда Рук спустился с коня, тот принял его щит и шлем.

— Кому ты служишь? — спросил Рук по-английски.

Тот поклонился.

— Мой господин, сэр Генри Грейзли, погиб под Лентекостом, упокой Господи его душу. И теперь у меня нет хозяина.

Рук нахмурился.

— Кто говорил с тобой, назвавшись моим другом?

— Я не знаю, сэр, но я найду этого человека, если вам будет угодно.

Он смотрел на Рука с выражением надежды на лице.

— Меня зовут Джон Маркинг. Если вам, мой господин, да защитит вас Господь, нужен будет оруженосец, моя госпожа Грейзли напишет мне рекомендательное письмо.

— Пусть напишет, — сказал Рук, протягивая Джону свои перчатки.

Архиепископ остановился в Виндзоре. Туда к нему пришли Рук и его адвокат. Архиепископ выслушал речь адвоката и, когда тот закончил, несколько минут молчал. Потом он сказал, что хочет поговорить с Руком наедине.

— Садитесь здесь, — прелат указал ему на скамью. Он разложил бумаги на столе.

— Я не хотел вмешиваться. Но сколько я здесь, я только и слышу об удивительном деле неизвестного рыцаря, который утверждает, что принцесса Боулэндская — его жена. А она категорически отрицает это.

Рук помолчал. Он сидел, выпрямившись, и смотрел на митру архиепископа, которую тот снял и поставил на стол. Священник в это время листал бумаги.

— Вы настаиваете, но ведь у вас нет доказательств. Мне, однако, говорили, что вдова наследует огромное состояние.

— Ваша милость, мне не нужны ее богатства.

Прелат провел рукой по одной из строк.

— Я вижу, что вы говорили, что отказываетесь от всех прав владения ее имуществом. Но все же такой брак был бы вам весьма полезен. Ведь у вас нет именной собственности. Откуда вы? Кто вы, сэр? Какое графство?

— Святой отец, я дал священную клятву, что не открою миру своего имени до тех пор, пока не стану достоин его. Но я написал его там, в запечатанных бумагах. — Он указал на бумаги. — Мой господин — герцог Ланкастерский. Еще шесть уважаемых рыцарей могут подтвердить, что я не лжец и не нарушал закона, а честный христианин, который хочет справедливости и мира.