— Да, ваше величество. Руадрик из Вулфскара показывал дорогу.

— Ну, я думаю, что если бы это было так, то я бы о нем слышала. Но могу поверить, что он был в отряде. И за эту службу, как я понимаю, его наградили?

— Он стал рыцарем ордена Бани, а его земли были увеличены отсюда до аббатства — на юг, до озер — на восток, побережья на запад и на две мили — на север.

— Известно ли тебе, кому принадлежали эти земли ранее?

— Ваше величество, я не законовед.

— Эти земли отошли в королевскую собственность от одного из Ланкастеров, который не имел наследников, — сказал молодой Уильям. — Но король передал их отцу Руадрика в виде награды.

— А право на строительство укреплений? Эти земли ведь недостаточно богаты для такого замка?

Уильям Бассинджер, наверное, собирался начать повествование еще одного героического предания о заслугах в войне или защите от набегов шотландцев, но Фулит остановил его.

— Здесь в горах есть железная руда. Король дал разрешение на полное использование всех доходов от добычи.

— Железо? — На лице Меланты отразилось крайнее сомнение, и она скептически посмотрела на Фулита. — Уж очень обильными должны быть эти рудники.

Умные глаза «дурачка» внимательно рассматривали ее.

— Там есть и золото, моя госпожа. И серебро, — выдавил, наконец, он из себя.

Меланта некоторое время наблюдала, как в лучике солнечного света, пробившемся в комнату, витает пыль.

— Почему, — сказала она тихо, — аббат не взял на попечение лорда Руадрика, как ему было велено сделать?

— Это были ужасные времена. Многие из монахов умерли. Никто сюда не приехал.

— Он должен был поехать к ним! — Она взглянула на Бассинджера, так как Фулит в то время должен был быть еще ребенком. — После того, как чума ушла, тебе надо было увезти его отсюда!

— Моя госпожа, я ничего не слышал об этом повелении. Иначе я бы не медлил ни единого дня и не остановился бы ни перед какими преградами. Мне кажется, что сам наш господин узнал об этом только через некоторое время.

— Какое время?

— Я обнаружил среди бумаг завещание отца. Моему лорду Руадрику тогда было пятнадцать лет, — сказал Фулит. — Мы сразу же отправились в аббатство.

— И что же?

Бассинджер сделал извиняющийся жест.

— Там не оказалось дарственной короля на земли отцу моего господина. У них, кажется, случился пожар. Они нас приняли очень неприветливо, моя госпожа. И мы решили оставить это дело.

— Оставить это дело! Даже не поговорив с аббатом?

— Моя госпожа, нас встретили очень неприветливо. И я посоветовал моему господину поскорее уехать оттуда, чтобы не распространять известий о себе, могущих нанести ему вред.

— Да вы просто полудурки! У короля же должна была сохраниться запись о дарственной, если в аббатстве ее и правда потеряли!

— Я не закончил, моя госпожа, — пробормотал Бассинджер. — Мы выполняли волю его отца.

— Моя госпожа, — произнес обеспокоенный Фулит. — Мы пытались. Но мы тогда боялись, что он не сможет доказать своего происхождения.

— Никто не знает его с рождения? Никто из свиты? Из вилланов?

— Только сэр Гарольд, — ответил Уильям Фулит глупым голосом.

— Одного довольно, если это человек достаточно высокого положения.

— Его ум… не совсем в порядке.

— Тогда священник.

— Моя госпожа, он пришел сюда уже после чумы. К нам приходили люди извне первое время, и все нашли здесь у нас радушный прием.

Она нахмурилась.

— Не может же быть, чтобы все, кто его знал, умерли. Как насчет других, которые родились и выросли здесь?

— Вы же видели их, моя госпожа. Они моложе моего господина. Это их родители могли бы дать свидетельство, но они давно умерли. — Он безнадежно пожал плечами.

— Я не законник, моя госпожа, — повторил Бассинджер, — но мне кажется, что если бы нам пришлось тягаться с этим аббатством, то и сотни крестьян, знающих моего господина, не хватило бы. Поэтому я дал совет моему господину. — Он набрал в легкие воздух. — Он прислушался к мудрости и благоразумию моего слова и поступил в полном соответствии с ним. Он отправился в мир завоевывать себе имя, чтобы великие подвиги, которые он совершает, могли бы принести ему заслуженную славу и признание его прав на это поместье. Я взял на себя почетный труд описывать его отважные приключения и героические подвиги. Книга еще не завершена, но я могу уже прочесть из нее для моей госпожи многие повествования. Даст Бог, он скоро докажет, что достоин своих земель. Меланта недоверчиво смотрела на него. Сначала она подумала, что он шутит. Но Бассинджер смотрел на нее совершенно серьезно.

— Я мог бы прочитать пролог, моя госпожа.

— Да накажет вас Бог! — выдохнула Меланта. — Значит, вы сделали из него нищего и безымянного, словно он не обладает ничем, кроме того, что завоюет себе сам силой оружия? — Она наклонилась вперед. — Следовало передать его под попечительство аббата! Или, что еще лучше, — короля!

Оба слуги онемели от ее страстных упреков.

— Но, конечно, если бы это случилось, то тогда они бы быстро вышвырнули отсюда всю эту компанию менестрелей! — Меланта сделала широкий жест рукой. — Тогда лорд Руадрик сохранил бы право на свои земли. А вместо этого вы заставили его прекратить свои усилия на право наследования имения и послали его заниматься глупым геройством! Вы боялись, что его опекуны вышвырнут вас отсюда вон!

— Моя госпожа, не в наших скромных силах было уговорить лорда сделать что-нибудь иное!

Она встала.

— Нет, у вас на него имеется какая-то дьявольская хитрость. Что же это? Зачем бы ему нужно было таиться и скрывать свое имя, если только не было необходимости утаить что-то? Он — барон, и вдруг женится на дочке простого торговца, словно не мог найти себе кого-нибудь подостойнее! Вы все портите в этом замке, и он защищает и охраняет вас, толпу несчастных и глупых менестрелей. И вас не заботит то, что вы тянете его на дно!

— Мадам! — Все вздрогнули, услышав голос Рука, тихий и холодный. — Я просил вас, ради любви ко мне, уважать моих людей. — Он стоял в двери, его волосы были растрепаны, лицо злое и утомленное. — Я не прошу повиноваться мне как мужу, — продолжил он по-английски, — но я бы ожидал от принцессы держать данное ею всего лишь несколько часов назад слово.

Меланта почувствовала, как ее щеки заливает краска. Она и впрямь обещала. Ее вывело из себя то, что она увидела и узнала.

В абсолютной тишине, наступившей после его слов, он продолжил:

— Вы не знаете, что связывает меня с ними всеми. Так узнайте это. Здесь все уничтожила смерть. Она забрала с собой, как в других местах, не каждого пятого или каждого третьего. Здесь в другой мир, не знаю, за какие грехи, ушли каждые девять из десяти, и не только людей, но и овец, другого скота и живности. Даже крыс. — Его дыхание сразу же обращалось в пар. — Я возвращался домой из одного места, где был пажем, но на дороге мы повстречались с чумой. — Он горестно усмехнулся. — Вы говорите об опекунстве. О, за мной хорошо присмотрели и позаботились. Мне было тогда целых восемь лет, леди, а весь замок и долина были усеяны трупами. Ни один прохожий, ни монах, ни рыцарь, не желал даже близко подъехать к этому месту. А если я пытался подойти к кому-то, меня прогоняли камнями. И только эти добрые менестрели, глупые и бесполезные, как утверждаете вы, пришли ко мне на помощь.

— Тогда, клянусь Богом, — ответила она холодно, — я вознесу за них свои молитвы в знак благодарности всем им за проявленную доброту. Она снова почувствовала ревность. Теперь ко всем им, за то, что он был им так благодарен. У нее замерзли руки, но она не стала растирать их или похлопывать, чтобы не показаться слабой, а просто прижала к себе. Она хотела объяснить ему, что сейчас ее гнев был вызван только заботой о нем. Она хотела защитить его. Но гордость не давала ей сказать об этом. Гордость и опасение того, что он может воспринять ее слова как злобность и жестокость и отослать ее отсюда.

Она не произнесла ни слова. Вместо этого она поняла, что встает и быстро направляется к двери. Проследовав мимо своего мужа, она даже не подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Приподняв юбки, она сбежала по винтовой лестнице, стремясь поскорее выйти на воздух, во двор.

Рук наблюдал за Мелантой, стоя у одной из бойниц надвратной башни, откуда ему были хорошо видны озеро и поляна. Вначале ему в голову пришла глупая мысль, что она хочет покинуть замок, но, конечно, этого не могло произойти. Одна она не смогла бы найти дороги назад, даже если бы отправилась верхом.

Поняв это, он не бросился за ней, а стал лишь наблюдать отсюда. Он понимал, каким страшным для нее казался весь этот мир и их женитьба. С тех пор, как они в первый раз узнали о чуме, ему сразу пришла мысль доставить ее сюда для безопасности, хотя тогда она казалась ему несерьезной. И даже в самых диких мечтаниях не приходило ему в голову представить себе, что он сможет привести ее сюда в качестве жены.

Но в том критическом положении, в котором они оказались, зажатые между гончими и морем, он, не раздумывая, бросился сюда, в единственное место в мире, надежность которого не вызывала у него сомнений. Конечно, это было безумием, как и их клятвы, но понял он это лишь сейчас, как бы ее глазами взглянув на замок и его обитателей. А она уже возненавидела и презирала их всех.

Когда она ушла, он церемонно, с высокомерным видом простился с Фулитом и Бассинджером, как будто никогда они не ели вместе, не пили вместе эль, не сажали деревья, не работали плечом к плечу над изгородью. Рук не хотел, чтобы у них создалось впечатление, что он спешит за нею, но он не хотел и оставаться со своими старыми друзьями. Теперь, стоя на верхнем уровне башни, он вдруг почувствовал страшное одиночество.

Сейчас он опирался на согнутую руку и неотрывно смотрел на то, что делала Меланта. Она была вдвоем с Хью Доулом. Вначале, правда, за ней, как всегда, увязалась толпа молчаливых домочадцев, в основном детей, но Хью отогнал их всех на необходимое расстояние. Она прошла еще вперед, благородная изумрудная зелень на фоне мельтешения пестрых нарядов. Она встала. Хью бросился к ней и остановился, подобострастно глядя в землю. Он надел перчатку и протянул руку, чтобы забрать сокола. Они поговорили о чем-то. Хью — весь внимание. Она передала ему украшенный камнями вабило и отошла. Хью спрятал вабило, снял с сокола клобучок. Тот некоторое время оставался неподвижным, но вот взмахнул крыльями и взмыл в воздух.