Он ехал по лесу, внимательно вглядываясь в чащу, а она прижималась к его спине. Он слышал ее дыхание, еще неровное из-за теперь уже редких всхлипываний, остатков ужасного приступа горя в связи с потерей любовника.

Они проезжали мимо берез, елей и дубов, сквозь ветви которых пробивались лучи солнца, бросавшие тени под ноги коня. Рук очень внимательно вглядывался в кустарник, опасаясь засады.

Пар от его дыхания окутывал его лицо, затем растворяясь в воздухе. Чтобы сбить погоню, он вначале не поскакал на восток, а все время менял направление, так что теперь стал опасаться, не потерял ли он ориентацию сам. Почему-то до сих пор он все еще не слышал звона колоколов.

К полудню они неожиданно достигли края леса и оказались на краю низкого утеса. Отсюда стало видно, что лес внизу редел, заканчиваясь песчаными холмами. За ними гнало свои валы Западное море. На юге, далеко за устьем реки Ди, в сероватом тумане виднелась гряда Валлийских гор.

Он повернул Ястреба в другую сторону и направился на север. Другая сторона холма выходила к притоку еще одной большой реки. Отсюда была видна колокольня, которая поднималась над обнаженными макушками берез. До колокольни было не более мили, но никаких звуков не было слышно.

Они набрели на узкую дорогу, ведущую с холма. Он заставил Ястреба слегка прибавить ходу. Дорога снова повела их в лес. Принцесса Меланта уже затихла и крепко держалась за него.

На краю леса он заставил Ястреба встать. Стая диких гусей с шумом поднялась из безлюдного сада.

За вспаханным полем находился небольшой монастырь. Отсюда бросались в глаза стены из известковых камней. Колокольня, прочная и высокая, отбрасывала тень на желтые постройки. Рук был здесь последний раз лет шесть назад, да и тогда он лишь переночевал и на следующий день покинул монастырь. Тогда в нем жили шестнадцать монахов, обитая в небольшом доме, поддерживая порядок в саду и имея скот.

Сейчас здесь все приходило в упадок, и лишь только один белый гусь с подрезанными крыльями расхаживал по опустевшему полю. Важно переваливаясь, он направился к Руку, шипя и вытягивая шею.

Рук еще раз внимательно осмотрел все вокруг.

— Оставайтесь и ждите меня здесь, — сказал он тихо. Затем слез с коня, привязал поводья к ближайшему дереву. Гусь застыл на поле на полпути к Руку и внимательно рассматривал того своим красным глазом.

Используя заросли на краю открытого пространства как укрытие, он стал обходить монастырь, приближаясь к реке. Паромная переправа была покинута. Здесь сейчас находился только один большой плот, закрепленный толстой веревкой к вделанному в пристань кольцу.

Рук снова посмотрел на монастырь. Может быть все укрылись за толстыми стенами, опасаясь появившихся поблизости бродяг?

Но почему не слышно колоколов?

Лежа в кустарнике, Рук долгое время наблюдал за местностью. Белый гусь ходил по полю, ковыряясь и выискивая пищу. Было совсем пустынно. Рук решился пересечь поле и подойти к воротам монастыря. Гусь бросился за ним, нахально выпрашивая угощение и пытаясь ущипнуть его за пятки. Он отбросил гуся в сторону, но тот снова заковылял за ним, взывая к его милости.

Перед воротами он помедлил, а затем три раза дернул за веревку дверного колокола. В царящей тишине звук показался таким громким и чистым, словно звонили в большой церковный колокол.

Никакого ответа. Он толкнул калитку, но та оказалась закрытой изнутри.

Гусь возобновил свое попрошайничество. Рук повернулся и прошел за угол к церковному входу. Он потянул наружную дверь, и та легко поддалась, заскрипев на несмазанных петлях. Внутренние двери были открыты. За ними он увидел пустые нефы, алтарь, иконы, расположенные в несколько ярусов и освещенные светом, пробивающимся из высоких окон. Все был пусто.

Он осторожно прошел в церковь и замер, прислушиваясь к затихающему эху его шагов.

Ходить по церкви в полном боевом снаряжении казалось святотатством, но он, перекрестившись и мысленно попросив прощения за такое неуважение к святому месту, все же осторожно двинулся по проходу между скамьями.

Он прошел дальше и оказался в ризнице. Вещи монахов лежали здесь нетронутыми. На аналое лежал открытый том и рядом с ним открытая чернильница, словно облаченный в черную сутану человек только что отошел куда-то. Рук взглянул на записи. Он не был знаком с латинским письмом, собственно, и по-французски, и по-английски он читал с трудом. Однако все же он стал вглядываться в текст, ведя своей бронированной рукой по строчкам.

Он разобрал, что эта запись была обращена к епископу Честерскому. Он разобрал и некоторые другие слова, такие как «после Рождества», «услышать нас». Затем следовал абзац, в котором, кажется, шла речь о поездке, путешествии, деревне Лиерпуле и еще что-то насчет свиньи и свечей.

Дальше говорилось, что Лиерпуль болеет и Умирает. Рук снова прочитал это место. «Mortuum» — это понятно. «Omnis» и «invalidus» — он тоже знал.

Вдруг у него появилась страшная догадка. Он с такой силой оттолкнул книгу, что вместе с ней опрокинул и аналой. Тот с грохотом обрушился на каменные плиты пола, чернильница с засохшими чернилами разлетелась вдребезги. Рук быстро вышел во двор, направившись к церковному кладбищу с восточной стороны от церкви. Там он нашел десять свежих могил. Он в изнеможении прислонился к стене.

Как он хотел сейчас увидеть Изабеллу, просить ее, чтобы она молилась Богу о пощаде его детям. А если уж чума должна была придти, чтобы она пришла бы и к нему, не оставляя его таким одиноким в этом мире. Он не заслуживал большей милости, чем кто-либо другой. Он так же плох.

И все же он не был искренен с собой. Не мог он представить себе Изабеллу, не хотел умирать. Жажда жизни упорно пылала в его душе, побеждая и отторгая трусость тела. А еще, к своему крайнему отчаянию, он ощутил, что голоден. И принцесса Меланта была ниточкой, связывающей его с людьми. Она была его поглощающей страстью, его помрачающим ум желанием.

Он схватил поводья Ястреба, отвязал их от дерева.

— Поехали, нам не нужно здесь оставаться.

Он ничего не сказал о чуме. И она ничего не стала спрашивать, а только окинула своим невинным взглядом этот монастырь, словно еще не поняла, в какой сложной ситуации они находятся.

Сейчас она совсем не походила на принцессу — просто женщина, да еще и не очень красивая.

Простая, замерзшая и испуганная женщина. Но вместо того, чтобы охладить его отношение к ней, это новое ее положение только в сто раз сильнее увеличило его влечение к ней. Он испытывал непобедимое желание защищать, охранять ее, да, и обладать ею, тоже. Теперь это не зависело ни от данных клятв, ни от его формальных обязанностей.

Он резко отвел от нее свой взгляд и увел своего коня к переправе. За рекой Мерси, ниже по течению, примерно в одной миле отсюда, находился замок Лиерпуля, который возвышался молчаливой серой громадой. Ни корабля в гавани поблизости, никакого-либо движения на берегу. Никаких признаков жизни.

— Нам надо переправиться, пока не закончился прилив, — сказал он, останавливая коня.

Он поднял руки. Она одернула юбки. На секунду перед его глазами мелькнули очертания ее ног. Она оперлась руками на его плечи, но он почти совсем не почувствовал ее прикосновения из-за доспехов. Его мысли стали возвращаться к образу только что увиденных ножек.

Он опустил ее, но она по-прежнему стояла рядом, держась за его пояс, словно боясь отпустить его и остаться одной. Шок от смерти ее любовника, резкая смена обстоятельств от богатства и комфорта к холоду и опасностям. Что же, он не стал бы осуждать любую женщину за такое нервное потрясение, которое она испытала. Но с тех пор, как первый приступ прошел, она стала какой-то подавленной, даже сонной, безразличной к своей судьбе.

Она не двигалась, и поэтому он отодвинулся сам, как можно более осторожно сняв ее руки со своего пояса.

— Не бойтесь, моя госпожа, — произнес он. — Наденьте мантию и взойдем на борт.

Казалось, она не слышит его. Он накинул на нее мантию и сам подхватил ее на руки.

Паром был почти уже весь в поднимающейся воде и можно было плыть. Он перенес ее через отмель и осторожно поставил на ноги на пароме.

— Моя госпожа, — он все еще держал ее за плечи. — Вы больны?

— Нет, — ответила она отстранение. — Куда мы едем?

— Через реку, ваше величество.

— Монахи… — она поглядела на него большими темными глазами. — Они мертвы?

Он помолчал, а затем произнес:

— Да, мертвы или покинули монастырь. Она, казалось, удивилась. Ее лицо приняло совсем детское выражение, и она отошла.

Рук смотрел на нее какое-то время, а потом вдруг сказал:

— Я буду вас оберегать, моя госпожа. Клянусь в этом.

Он снова вернулся на берег, чтобы перевести коня и их скромный багаж. Приученный к тяготам похода Ястреб не возражал и на этот раз легко перешел через узкую полоску воды на паром. Тот покачнулся. Конь, расставив ноги, дико посмотрел вокруг, но быстро успокоился, когда на него надели шоры. Словно бы то, что он не видел, не существовало на самом деле.

Принцесса села на их вещи. Рук отвязал паром, взял длинный шест и, оттолкнувшись, снялся с мелководья. Паром стал медленно отходить от берега, слегка разворачиваясь. Он перешел на другую сторону и оттолкнулся снова.

Они поплыли. Он подошел к большому веслу, которое могло использоваться также и как руль, и освободил его от спутывавших его цепей. Рук досмотрел, что делает принцесса. Та неподвижно сидела, глядя в воду.

Рук ухватился за рукоятку весла и начал грести. Когда он снова посмотрел на принцессу, та спала.

Паром медленно плыл по центру реки. Иногда его движение убыстрялось, иногда его слегка разворачивало потоками. Рук не обладал, конечно, тем искусством управления паромом, что было у монахов. Даже несмотря на большое весло, которым он орудовал временами, паром несло по воле волн, поэтому вся переправа заняла очень долгое время. Ветер и встречное движение поступающей с моря воды замедляли их ход и сообщили парому новое направление, отнеся значительно ниже Ли-ерпуля и далеко от монастыря. Руку показалось, что в деревне он заметил, как кто-то двигается, но он не был уверен, что не ошибся. Впрочем, вскоре и деревня, и даже замок исчезли из вида.