— Как же так? — чесал затылок Матвей озабоченно. — Как мог мышьяк попасть в мешки и смешаться с другими лекарствами?

— Очень просто, — вздыхал Рахим. — Когда вы собирали препараты с полок, вы же не смотрели на них? Вы просто швыряли всё в одну кучу и…

— И как теперь быть нам? — интересовался командир угрюмо.

— Ничего, справимся, — успокоил его Рахим. — В бочках, которые мы из вагонов выбросили, оказался мёд! Куда его везли, не знаю, но… При наличии спирта я могу изготовить из него более-менее эффективные лекарства. И они помогут нам дожить до тепла.

— А в ящиках, которые мы тоже выбросили из вагона, перевозилась сера, — добавил Матвей. — Мы не знали, что с ней делать, но на всякий случай тоже притащили в лагерь.

— И сера пригодится, — заверил Рахим. — Из неё тоже можно изготовлять лекарства…

В Рождество выпало очень много снега.

— Ну и зима нынче злющая! — вздыхали партизаны. — И жратва вся на исходе, и действовать нет возможности…

Командир отряда, комиссар и другие партизаны часто навещали Маргариту в «госпитальной» землянке. Порой, от нечего делать, они проводили у неё дни напролёт.

Когда партизанские охотники приносили в лагерь добычу, девушке в первую очередь заносили миску с гуляшом. А дни и долгие вечера обычно проводили в жарких спорах, в которых могли принимать участие все, кто помещался в землянке.

— Зима слишком снежная, — сетовал командир, хмуря брови. — Мешает активным действиям. Вот придёт весна…

— Весной война закончится, товарищи, и мы победим! Скоро рабочие, крестьяне и все угнетённые массы трудящихся объединятся и вдарят так, что сметут долой, как царя когда-то, таких мироедов, как Семёнов и Колчак! Вот тогда и придёт мир в Россию, и мы начнём строить новую, равноправную страну!

Так пламенно говорил комиссар Кожухов, и Маргарита всегда с удовольствием слушала его проникновенные речи. А когда он умолкал, она иногда позволяла себе добавить:

— Мы воюем за то, чтобы все в нашей многострадальной стране жили ровно и счастливо. Никому не нужна война, и мы не хотим её. Партия большевиков не хотела войны, но белогвардейцы намеренно развязали её…

— Ничего, весной так вдарим, что семёновцам тошно станет! — вступал в разговор Матвей Берман. — Вот только зиму переждать, а там…

— Эх, кто знает, чья возьмёт! — вздохнул какой-то скептик. — Семёнов и Колчак по всей Сибири наступление ведут, а мы так, из кустов, как собаки, кусаемся. Вот разобьют они армии красные, а потом и за нас сполна возьмутся.

Матвей встал, подошёл к замолчавшему «пессимисту» и, глядя на него, полным негодования голосом сказал:

— Как ты можешь сомневаться в нашей победе, Каюров? Никогда бы не подумал, что ты можешь нести подобную чушь. Твои мысли опасны для окружающих и могут отрицательно повлиять на них!

— А что, неправду сказал? — неожиданно разозлился Каюров. — Это вы здесь сейчас, в безопасности, такие речи красивые ведёте, а мне вот кажется, что мы не выдержим до конца зимы! Да и тягаться с Семёновым мы не потянем, из болот едва выбрались, а весна наступит, мы…

— Ты за всех тут не вякай, шкура! — возмутился кузнец Михеев. — Ежели тошно среди нас, то сцепи зубы и терпи. Иначе, ежели бузить начнёшь, к суду призовём революционному, понял?

Каюров почувствовал на себе пронизывающие презрительные взгляды присутствующих и опустил голову. Он испугался своих товарищей и клял себя, что высказал вслух «крамольные упаднические» мысли, которые мучили его день ото дня, лишая сна и не давая покоя.

А утром его нашли висящим на суку дуба недалеко от лагеря. Все посчитали его повесившимся от стыда, кроме тех, кто его повесил «без суда и следствия». Если бы Каюров сам свёл счёты с жизнью, то ему пришлось бы очень высоко подпрыгнуть, чтобы попасть головой в петлю…

Маргарита протёрла тряпочкой наган и от греха подальше спрятала его в тайник. Она готовилась к завтрашнему дню и только им были заняты все её мысли и помыслы.

Вернувшись домой из леса, Маргарита точно расцвела. Её обмороженные руки и лицо вернули свой прежний блеск, уменьшились круги под глазами.

Но больше всего улучшилось её моральное состояние. Сердце Маргариты тревожилось только о том, что она одинока. Она была зла на Кузьму Малова и старалась изо всех сил вычеркнуть его из своей жизни. Не находя выхода обуреваемым её страстям, Маргарита сосредоточила своё внимание на атамане Семёнове, которого выбрала мишенью в своей борьбе и очень хотела убить его.

В дверь постучали. «Кто это может быть? — мелькнула тревожная мысль. — Стук условный, это кто-то из своих, надо открыть…»

На крыльце стоял промокший до нитки Матвей Берман. С кислой миной он сообщил, что должен поменять план покушения на атамана Семёнова.

— Это ещё что за новость? — спросила Маргарита. — Почему ты хочешь поменять план в самый последний момент?

— Одевайся, пойдём погуляем, — сказал Матвей. — Я тебе наглядно покажу, что и как будет.

Убедившись, что за ними нет слежки, они отправились прямиком к зданию Общественного собрания.

— Поменять план мне доверили руководители подполья, — сказал Матвей, проведя рукой по наклеенным усам и бородке. — В наших рядах может быть провокатор, и это будет для него большим сюрпризом.

— И неожиданностью для контрразведки, если она «пасёт» нас, — одобрительно кивнула Маргарита.

— Сейчас мы вместе определимся, кто и где займёт позиции, — продолжил Матвей. — Людей расставлю лично я непосредственно перед началом атаки на Семёнова.

— А что, поступок мудрый и своевременный, — одобрила Маргарита. — Надеюсь, мы угадаем ту позицию, которую займу я?

— Ты будешь главным стрелком, — сказал Матвей. — Позицию займёшь любую, которую выберешь прямо сейчас. Исходя из твоего выбора, я расставлю людей так, чтобы лишить Семёнова даже малейшей возможности для спасения.

— Я не дам ему такой возможности, — заверила Маргарита.

— Мне его уже заранее жаль, товарищ Шмель, — ухмыльнулся Матвей.

— А я тоже внесла кое-какие изменения в существующий план, — сказала Маргарита. — Стрелять в Семёнова будешь ты!

Матвей от неожиданности застыл на месте.

— Не понял, — сказал он. — Ты собираешься сделать меня первым номером?

— Нет, — спокойно возразила Маргарита. — Стрелять в атамана будем одновременно. Это внесёт путаницу и поможет нам уйти незаметно.

— Ума не приложу, как мы это сделаем.

— Пока мы прогуливаемся, я расскажу тебе о своём замысле. Разумеется, ты можешь изменить его в зависимости от обстановки.

Неожиданно остановившись, Маргарита прижалась к Матвею, а он сделал вид, что целует её.

— Я буду стрелять отсюда, — прошептала она ему в ухо. — Отличное место, как считаешь?

— Я буду рядом, — прошептал Матвей. — Я позабочусь о твоей безопасности и своевременном отходе после того, как дело будет сделано.

— У нас всё получится, не сомневайся, товарищ Матвей… Я давно готовилась к этому шагу и сделаю его, даже если он будет последним в моей жизни!

— Так мне стрелять или нет?

— Со мной рядом будет Стёпка, — ответила Маргарита. — Он позаботится о нашей безопасности и своевременном отходе. Он же, по моему замыслу, принесёт оружие и передаст его незаметно нам.

— Это ещё почему? — удивился Матвей.

— Нас могут обыскать, — сказала Маргарита. — Если контрразведка наблюдает за нами, то… Тебя не спасут твои наклеенные усы и бородка, если вдруг нас обыщут и найдут оружие!

— Ты считаешь, что такое может случиться? — пробубнил Матвей задумчиво.

— Всё может быть! — ответила Маргарита. — А теперь расходимся до завтра…

17

Перед тем как идти на торжество, Малов навестил в больнице Алсу. С обеспокоенным видом он склонился над кроватью и поцеловал девушку.

— Ты хорошо выглядишь.

— Спасибо, — прошептала Алсу.

Кузьма присел рядом с ней.

— Доктор сказал, что скоро тебя отпустят. Он уверяет, что ты уже здорова.

— Я ему верю, — сказала девушка. — Я хорошо себя чувствую.

— Я скоро заберу тебя, — пообещал Кузьма. — Только улажу кое-какие дела по службе.

Слушая его, девушка закрыла глаза, а когда он замолчал, сказала:

— Я вспомнила всё, что со мной случилось до того, как вы меня нашли, Кузьма Прохорович.

— Вспомнила? — подался вперёд Малов, едва не задохнувшись от охватившего его возбуждения.

— Я была беременна, а потом у меня случился выкидыш.

— Да, я об этом знаю, — вздохнул Кузьма. — Мне об этом доктор сказал.

— А похитил меня человек, которого зовут товарищ Матвей, — продолжила девушка. — Дядя пытался заступиться за меня, но он застрелил его.

— Это он тебя чуть матерью ублюдка не сделал? — дрожащим голосом спросил Кузьма.

— Нет, он подарил меня другому, — тихо ответила Алсу, — товарищу Рахиму. А он силой овладел мною и…

— Всё, больше ничего сейчас не говори, или я не выдержу! — забыв, где находится, воскликнул Кузьма. — Я доберусь до этих «товарищей», и они пожалеют о содеянном!

Привлечённый его громким голосом, в палату ворвался обеспокоенный врач. Осмотрев девушку, он тут же перевёл полный упрёка взгляд на Кузьму.

— Вы что себе позволяете, господин хорунжий! — сказал он возмущённо. — Как вы могли себе позволить кричать в палате больной? Вы что, хотите повтора нервного срыва, депрессии и… — он посмотрел на притихшую девушку и замолчал, побоявшись сказать лишнее.

Кузьма смутился.

— Прошу прощения, Иван Степанович, — сказал он, глядя на пунцовое от возмущения лицо доктора. — Я с чувствами не совладал и потому…