— Ты врач? — неподдельно удивился Сибагат Ибрагимович.

— Да, я учился лечить людей, — вздохнул Азат. — Вот только… — он замолчал. Видимо, ему больше не хотелось продолжать разговор на больную для себя тему.

— Ну и ну! — пожал плечами Халилов и, уловив настроение гостя, сменил тему. — У нас в Верхнеудинске врачей — пруд пруди, — сказал он с едва уловимой насмешкой. — А вот на службу в судебную канцелярию не попасть. Туда не берут людей с улицы…

Мавлюдов оживился.

— Если быть честным, — заговорил он, — то на любую достойную службу в настоящее время попасть сложно. Сначала к тебе присматриваются, затем приглашают на собеседование… Ну а если ты кому-то понравишься, то счастье к тебе в карман само залезет. В нашу судебную канцелярию, например, чаще всего берут по рекомендации, а вот в службу судебных приставов берут большей частью из каких-нибудь канцелярий или контор по выбору. Вот, например, неделю назад в службу судебных приставов приняли Кузьму Малова. Вы, наверное, хорошо знаете этого человека?

Услышав «весточку» про Кузьму, сидевшая с безучастным видом на диванчике Мадина встрепенулась, и это не укрылось от цепкого взгляда её дяди.

— Да, мы знаем этого молодого человека, — сказал Сибагат Ибрагимович, со скучающим видом посмотрев на Азата. — Его родителей мы тоже хорошо знаем. Кузьма в отца пошёл… Огромного роста, силён невероятно, только умом не блещет.

— Смех да и только, — продолжил Мавлюдов, как только Халилов замолчал, наблюдая за раскрасневшейся от волнения племянницей. — Через неделю присяга, а на него форму подобрать не могут! Самый большой размер на складе нашли и натянули на Малова. Представьте себе, он не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть. Рукава кителя по локоть, брюки до колен… ну а сапог не смогли подобрать и вовсе… Он сказал, что есть свои, и он их будет носить.

— Так как же он служить собирается? — ухмыльнулся Сибагат Ибрагимович. — В чём же он на службу ходить будет?

— Да мерку с него сняли, — ответил Азат охотно. — В пошивочной мастерской форму смастерят. Зато какое приобретение для службы! Малов один пяток человек заменит, а зарплату за одного себя получать будет!

Услышанное ошеломило Мадину. Она едва не лишилась дара речи. Девушка вспомнила последнее свидание с Кузьмой. После своего необузданного порыва он сник, а она даже не позволила ему сказать то, что он собирался…

Вскоре Мавлюдов распрощался и покинул дом.

— Пожалуй, я тоже спать пойду, — взглянув на часы, сказал Халилов, позёвывая. — И ты спать ложись, Мадина. Ночь Аллахом для сна даётся, так что…

* * *

Нет, Кузьма не избавился от мук любви к Мадине. Ему казалось, что его бедное сердце испепелилось от страданий. Кузьма по-прежнему любил девушку до безумия, но понимал, что дальше так продолжаться не может. Время первой сумбурной наивной любви прошло. Теперь его мучила и угнетала любовь другая, настоящая, более глубокая и страстная. Ему хотелось близости с Мадиной, но…

Когда родители говорили ему о пропасти между ним и девушкой, Кузьма не прислушивался к их словам — сердцу нельзя приказать не любить.

Кузьма уже неделю не виделся с Мадиной, и на это у него были причины. Самой важной была болезнь отца. Старик заболел неожиданно и тяжело. А вторая причина — новое место службы. Кузьме приходилось подолгу задерживаться в суде, изучая все тонкости службы судебных приставов.

Разобравшись в себе и со своими мыслями, Кузьма, как только больной отец заснул, собрался идти к девушке.

— Сынок, ты куда? — обеспокоенно спросила мать.

— Прогуляться пойду, — поморщился Кузьма, досадуя, что пришлось говорить неправду. — Спать что-то не хочется, сон нагулять хочу.

— Опять к Мадине собрался, — вздохнула мать. — Ну поймёшь ли ты когда-нибудь, что не пара она тебе, дитя неразумное?..

К дому Мадины Кузьма шёл торопливым шагом, бодрое настроение не покидало его. У забора он остановился. Ему вдруг стало очень стыдно.

— Ну, чего не заходишь? — услышал он голос девушки. — Или ты так, забором полюбоваться пришёл? Посмотреть, не стал ли он выше?

Вздрогнув от неожиданности, Кузьма тут же устыдился своей нерешительности и в одно мгновение перемахнул высокий забор.

Мадина пошла в сторону старой яблони. Кузьме ничего не оставалось, как последовать за ней.

— Что, цвет с вишен уже опал? — сожалея, заметил он.

— Ещё бы, — ответила, не оборачиваясь, девушка. — Ты бы позже заглянул, и как раз бы ягодки поспели…

— Не серчай, я был очень занят, — нашёптывал Кузьма оправдания. — У меня отец сильно приболел, и я…

— А предупредить меня ты не мог? — сказала с упрёком девушка, резко обернувшись. — Я целую неделю места себе не находила, а ты…

— Я тоже страдал, не видя тебя, — вздохнул Кузьма. — Но слишком много забот навалилось на плечи мои.

— Глядя на твои плечи, этого не скажешь, — дрогнувшим голосом упрекнула Мадина. — А я склонна думать, что дело в другом… Признайся мне честно, ты разлюбил меня?

— Я и в мыслях такого не держал никогда, — выпалил Кузьма. — Я только одну тебя любил и люблю, Мадина. И нет в целом мире для меня никого тебя дороже.

— Может, ты так только говоришь, а на самом деле…

Кузьма почувствовал в её словах скрытую грусть и решил действовать.

— Я пришёл посоветоваться с тобой по очень важному делу. Я хочу тебе сказать…

— Уж не о том ли, что переходишь служить судебным приставом? — перебив его, подчеркнула свою осведомлённость Мадина.

Кузьма стушевался.

— Да, и об этом тоже, — вздохнул он. — Я хотел тебе сказать об этом ещё прошлый раз, но ты не захотела меня слушать.

— Твоё непонятное поведение рассердило меня, — строго заявила девушка. — Ты был будто шайтаном одержим и очень испугал меня.

И тут на Кузьму накатило — он даже не ожидал от себя такого.

— Я больше не могу так жить, как живу, — заговорил молодой человек взволнованно. — Ты должна мне поверить, я говорю серьёзно. Я очень люблю тебя, Мадина! Никого и никогда я не любил так, как тебя. Но больше наши отношения так продолжаться не могут! Я схожу с ума, обнимая и целуя тебя, но мне хочется большего. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, любимая! Я хочу ласкать тебя в постели, и тогда… — он замолчал, не находя слов, опасаясь снова испугать девушку.

Мадина смутилась, но спокойно ответила ему:

— Я ждала этого разговора, Кузьма. Я понимаю тебя и твои желания, но… Давай сегодня не будем говорить об этом!

— Нет-нет, — занервничал он, — я не могу больше молчать. Я день и ночь думаю только о тебе, и это отравляет мою жизнь. Я больше не могу жить так дальше, я…

Мадина в задумчивости обняла ствол яблони и молчала, глядя на сияющую в небе луну. И было трудно понять, счастлива ли она после признаний Кузьмы или снова сердится на него.

— Через неделю я буду присягать государству на новой должности, — сказал он. — А потом я пойду к твоему дяде разговаривать относительно сватовства. Как ты отнесёшься к этому?

— Ты попусту потратишь время, — погрустнела девушка. — Я не знаю, как всё будет выглядеть, но сердцем чую, что дядя непременно откажет тебе.

— Даже если откажет, я готов к этому, — сказал Кузьма, с трудом сдерживая вдруг пробудившуюся внутри ярость. — По крайней мере, я буду знать, что посылать в ваш дом сватов бессмысленно. Тогда я начну ломать голову над тем, как…

Он замолчал, не закончив фразы, чтобы не огорчить девушку, которая стояла перед ним, едва сдерживая слёзы.

* * *

Незадолго до полуночи Сибагат Ибрагимович захлопнул Коран, положил его на столик и задумался. Он читал суры священной книги несколько часов подряд, и теперь голова его была наполнена впечатлениями от прочитанного. Тихо скрипнула входная дверь. Сибагат Ибрагимович взглянул на часы и недоумённо вскинул брови. «Уже полночь! — подумал он. — Ну и зачитался я сегодня… Кстати, а почему скрипнула дверь? Это служанка не закрыла её на ночь? А может, воры заглянули в мой дом с целью поживиться?»

Взяв лампу, он медленно двинулся к выходу из дома, попутно прислушиваясь к шороху своих шагов. Осмотрев террасу, он спустился по ступенькам и замер. Со стороны сада слышались голоса. Сибагат Ибрагимович погасил лампу и, крадучись, пошёл к калитке.

— Нет-нет! Я не могу молчать! Я день и ночь думаю только о тебе, и это отравляет мою жизнь… — прислушавшись, Халилов узнал голос Кузьмы Малова. — Я больше не могу жить так дальше, я…

Сибагат Ибрагимович сразу понял, кому адресованы признания молодого человека.

— Через неделю я буду присягать государству на новой должности, — снова заговорил Малов. — А потом я пойду к твоему дяде разговаривать относительно сватовства.

«Вот, значит, как? — удивился Сибагат Ибрагимович. — Видимо, у них давно уже всё не так просто. Пора вмешаться в их дружбу и положить конец встречам, пока всё не зашло ещё дальше…»

— И только попусту потратишь время, — услышал он ответ племянницы. — Я не знаю, как всё будет, но сердцем чую, что дядя откажет тебе!

«Правильно чует твоё сердечко, девочка, — подумал с усмешкой Халилов. — Я никогда не отдам тебя замуж ни за кого, и тем более за этого огроменного балбеса…»

— Даже если откажет, я готов к этому, — заговорил Кузьма. — По крайней мере я буду знать, что посылать в ваш дом сватов бессмысленно, и… Тогда я начну ломать голову над тем, как…

«Ломай не ломай свою дурную башку, но по-твоему не будет, — зло подумал Сибагат Ибрагимович. — Никогда бы не подумал, что Мадина способна ночами бегать на свидания к этому обормоту. Теперь ясно, почему она всегда спит до полудня и…»

Молодые люди признавались друг другу в любви, будучи уверенными, что их никто не слышит. Халилов нервно тёр кисти рук и чувствовал, как неприятная дрожь охватывает всё тело. Окончательно разозлившись, он открыл калитку, намереваясь войти в сад и положить конец любовной идиллии, но, передумав, остановился.