Внимательно выслушав врача, Кузьма вышел из больницы и столкнулся с Митрофаном.

— Ты-ы-ы?! — воскликнул Кузьма, увидев распухшее лицо Бурматова. — Где это тебя так угораздило, Митрофан?

— Тебе скажи, и ты того же захочешь, — буркнул тот разбитыми губами. — А то, чего ты зришь воочию, есть «благодарность» атамана Семёнова за «отличную службу», собственноручно им врученную!

— Чего-то я тебя не понял… — взяв Бурматова за руку, отвёл его в сторону Кузьма.

— А чего тут непонятного? — ухмыльнулся Митрофан. — Григорий Михайлович Семёнов набил мне морду! А рука у него тяжёлая, надо признать…

— Ты брешешь? — усомнился в правдивости его слов Кузьма. — Разве может так поступать главнокомандующий со своими подчиненными?

— Эх, ты бы только видел его после теракта на станции, господин Малов! — вздохнул Митрофан. — Глаза, как у рака, выпучены, да и морда красная, как у рака. Он явился в контрразведку и мощной оплеухой отправил начальника нашего в полёт через стол. Изрыгая брань и проклятия, он взялся за меня и всех остальных, кому «посчастливилось» присутствовать в кабинете. Нас он отмутызгал кулаками и пинками… Всем с лихвой досталось, пока атаман выпустил пар и немного успокоился.

— Ну и дела! — покачал головой Кузьма. — Я уже начинаю сожалеть, что послушал тебя и поступил на службу к Семёнову.

— Да-а-а, — хмыкнул Митрофан. — Хорошо, что в том составе, который под откос партизаны отправили, япошки не ехали. В Чите их вагоны задержали… Избежали смерти интервенты узкоглазые и… мы, наверное, тоже. За то, что случилось, атаман лишь поколотил нас, а уж если бы японцы пострадали, то, я уверен, расстрелял бы нас собственноручно.

— Что теперь делать собираешься? — спросил Кузьма, разглядывая «пострадавшего» Бурматова.

— Сначала врачу морду свою покажу, — ответил тот, вздыхая. — Ну а потом на службу пойду… Мне Григорий Михайлович отписал первое и, как я понял, сразу же последнее предупреждение, наверное, «за пассивность». И теперь мне почему-то очень реабилитироваться захотелось, аж без удержу.

— А мне форму надо бы сходить получить, но… Получать её мне уже не хочется, — нахмурился Кузьма. — Может, плюнуть на всё и…

— Получай форму и домой ступай, — посоветовал Митрофан, не дав ему договорить. — Сегодня на глаза атамана лучше не попадаться. Ну а иного посоветовать не могу. Теперь ты на службе. Вздумаешь бежать — отловят и как дезертира повесят. Трибунал решит, как с тобой поступить, дорогой ты мой Кузьма Прохорович!

— Тогда давай вместе бежим? — предложил Кузьма. — Я рад служить Родине, но только под руководством порядочного военачальника. А у такого самодура, как Семёнов…

— Всё, ты ничего не говорил, а я тебя не слышал, — занервничал Митрофан. — Давай поговорим об этом в другой раз и в другом месте, Кузьма Прохорович. А сейчас прощай, я не располагаю свободным временем.

* * *

Когда Маргарита вошла в дом, Кузьма сидел за столом и приводил в порядок новенькую, только что пошитую форму.

— Где ты была? — спросил он.

— В ресторане, заходила подруг повидать, — солгала девушка.

— И как они поживают? — усмехнулся Кузьма, прилаживая к кителю второй погон. — Всё так же, втихаря обсчитывают пьяных посетителей?

Он казался добрым и весёлым, но Маргарита видела, что это не так.

— Вижу, ты на службу успел поступить к атаману Семёнову? — спросила она, снимая обувь. — Решил палачом трудового народа поработать, господин судебный пристав?

— Вот как ты, — меняясь в лице, сказал Кузьма. — Я у тебя разрешение должен был спросить, так, что ль?

— Ты бы его не получил от меня, это точно, — ухмыльнулась Маргарита. — Хорош, ничего не скажешь. Тьфу, глаза бы мои на тебя не глядели, гадина белогвардейская!

Кузьма отвернулся от зеркала и внимательно посмотрел на Маргариту.

— Да, — сказал он, — большевистская пропаганда тебя насквозь пропитала. Хорошо, что тебя слышу только я, а не семёновская контрразведка!

— А ты пойди и донеси им на меня! — гордо вскинула голову девушка. — Скажи им, кто с тобой под одной крышей проживает, господин хорунжий!

— Действительно, уморительное соседство, — усмехнулся Кузьма. — Кому рассказать, не поверят…

Маргарита подошла к шкафу, взяла бутылку водки, пару тарелок с закуской и всё выставила на стол.

— Пить будешь? — спросила она у изумленного Кузьмы.

— У тебя какое-то торжество?

— Сегодня торжество у всех порядочных жителей Верхнеудинска, — ответила девушка, подходя к столу.

— Конечно же, ты говоришь о большевиках и им сочувствующих? — догадался Кузьма.

— Правильно мыслишь, — кивнула Маргарита, откупоривая бутылку и наливая в стаканы водку. — Предлагаю выпить за разгром станции и падение поезда под откос! Очень надеюсь на то, что свинья Семёнов укусил сам себя за задницу, получив такую оплеуху!

— Как тебя понимать? — хмуро взглянул на неё Кузьма. — Ты тоже имеешь отношение к этой террористической вылазке?

Выпив водки, Маргарита закусила кусочком сала и расцвела счастливой улыбкой.

— Нет, мне не пришлось принимать в этом участие, — сказала она с сожалением. — Но я всей душой с ними, с настоящими героями революции!

— Всё, ты окончательно сошла с ума! — вздохнул Кузьма и пожал плечами. — Водку хлещешь, как мужик, и…

— Я ещё не то могу, — ухмыльнулась Маргарита, наливая в свой стакан ещё порцию водки. — Я могу не только говорить, но и действовать.

— Вот даже как? Хотелось бы понять, что ты под этим подразумеваешь.

— Придёт время, поймёшь и узнаешь.

— Ты уверена, что наступит такое время?

— Да пошёл ты…

Маргарита стала собирать свои вещи в сумку. Кузьма молча наблюдал за ней, не предпринимая попыток просить её остаться.

— Что, ждёшь не дождёшься, когда я уйду? — ухмыльнулась она, подходя к столу и беря бутылку.

— Нет, — вздохнул Кузьма. — Я много раз пытался представить, какой будет наша последняя встреча, но не мог себе даже подумать, что расстанемся вот так.

— А я с тобой ещё не прощаюсь, гад белогвардейский, — хмыкнула Маргарита, выпив водки прямо из горлышка. — Это случится позже, но уже навсегда. А в постели ты так себе, слабачок! Я ничего не теряю, расставшись с тобой. Ты просто жалок, шкура белогвардейская! Пристрелить бы тебя, да не время сейчас. Но ответить тебе перед судом революции ещё придётся…

* * *

Иосиф Бигельман целый день бродил по городским улицам, а к ночи ноги сами привели его к ресторану. Он стоял, прислонившись к фонарному столбу перед входом в ресторан, внутри которого гремела музыка. Из распахнувшихся дверей вышли два офицера американской армии. Как только они спустились по ступенькам, откуда-то появилась стайка молодых женщин, которые с визгом и смехом окружили офицеров.

Они остановились неподалёку от Иосифа и, перемигнувшись, рассмеялись. С вульгарными ужимками и переглядами девицы, каждая на свой манер, принялись демонстрировать свои прелести, которые могли предложить для ночной утехи богатым иностранцам. Проделывали они это с похотливым хихиканьем и гримасами, которые должны были означать: «Вы не пожалеете, господа, если воспользуетесь ночью моим роскошным телом…»

Демонстрация длилась долго. Американцы не спеша, «со знанием дела», осматривали и ощупывали каждую девицу, цокая языками и о чём-то переговариваясь между собой. Они даже не стеснялись запихивать пальцы в их рты, ощупывая зубы.

Круг девиц сплотился и сжал американцев. Тогда их руки стали заползать им под юбки, щипать за ягодицы. Так продолжалось до тех пор, пока иностранцы не сделали свой выбор.

Двух «избранниц» они повели с собой, оживлённо переговариваясь и хохоча. Остальные девицы двинулись к дверям ресторана, отлично понимая, что там наверняка подыщут себе таких же богатеньких клиентов.

Задание, которое Иосиф получил утром, было кратким и категоричным: «Стоять вечером у ресторана и запоминать всех, кто туда приходит!» Для чего это понадобилось тому, кто его здесь поставил, юношу не интересовало. Он твёрдо усвоил одно: «Посчитать, запомнить и доложить!» Этим он и занимался, стоя у ресторана, и вдруг…

В ночи прозвучало несколько выстрелов: один, второй, третий и четвёртый! Иосиф закрутил головой, не понимая, откуда прозвучали эти пугающие звуки. Затем послышались трели свистков и топот сапог. Это к ресторану со всех ног с ближайших улиц сбегались патрули. Стрельбы на ночных городских улицах не такое уж редкое явление. То бандиты «шалят», то патрули вылавливают большевиков, расклеивающих на заборах листовки… Но сегодня…

Услышав стук каблучков женских туфель по мостовой, Иосиф не придал этому никакого значения. «Опять какая-то потаскушка на ловлю «интервента» подтягивается…» — подумал он с неприязнью. — Всю совесть порастеряли сучки верхнеудинские…»

Вскоре та, стук каблучков которой он слышал, не доходя до парадного входа в ресторан, неожиданно свернула в подворотню. Сам не зная почему, Иосиф поспешил за ней следом. Затем он увидел, что дамочка постучала в дверку подсобного помещения ресторана. Ей не открыли. Тогда она постучала громче и настойчивее.

Дверь открылась. Дамочка для чего-то оглянулась и спешно юркнула внутрь помещения.

«Где-то я тебя уже видел! — подумал Иосиф, успев разглядеть её лицо. — Хотя… Мало ли их теперь шляется ночами на городских улицах».

Не спеша он снова вернулся к столбу, у которого стоял, и, глядя на закрытые двери заведения, вдруг почувствовал острый приступ голода. Рот наполнился слюной, и тревожно заурчал желудок…

9

Атаман Семёнов сидел в зале Общественного собрания за большим столом. Перед ним были разложены карты Забайкалья, города Верхнеудинска и его окрестностей. Справа от него сидели офицеры его казачьей армии, а слева — офицеры армий союзников.