Александр Чиненков - Господин судебный пристав

— А ну стой! — приказал один из них, делая шаг вперёд. — Предъяви документы и сдай оружие, если при себе имеется!

— Ни документов, ни оружия у меня при себе нет! — удивился требованию незнакомца Кузьма. — Вы, наверное, меня с кем-то спутали, господа!

— Руки вверх подними! — ещё строже потребовал незнакомец, и Кузьма увидел револьвер в его руке. — Эй, Мартынов, обыщи-ка этого бандита!

— Бандита? — ещё больше удивился Кузьма, поднимая руки. — А я подумал, что бандиты — это вы, господа.

— Поговори ещё, — буркнул незнакомец. — Следуй за нами… В участке разберёмся, кто из нас кто. Понял, морда уголовная?

До наступления утра Малов отвечал на вопросы начальника милиции Жердева, который своим видом больше напоминал слесаря из депо, чем милиционера, и не мог понять, чего он добивается от него.

— Что ты делал на улице ночью? — в очередной раз интересовался Жердев, хмуро глядя на него.

— Возвращался домой от любимой женщины, — терпеливо отвечал Кузьма. — Разве это преступно?

— От любимой ночами не уходят, — не соглашался начальник. — Рано утром, на худой конец.

— Она была не в настроении и выставила меня за дверь, — разъяснял Кузьма. — Не угодил я ей нынче в постели, понимаете?

Дальше вопросы повторялись снова и снова: у кого именно он был? В каком доме? Кто может подтвердить его слова?

Кузьма честно отвечал на вопросы Жердева, но тот только хмурился и пожимал недоверчиво плечами.

«Во дела, он не верит мне или не хочет верить? — думал Кузьма. — Он же знает меня хорошо. Содействия просил в поисках Бурматова… Что-то мне непонятен его странный интерес к моей персоне».

— Вы — бывший судебный пристав, господин Малов, — неожиданно сменил тему Жердев. — Так что теперь, оказавшись не у дел, как и господин Бурматов, решили сменить профессию?

— Да, я судебный пристав, но не бывший, — возразил Кузьма. — Конечно, наша служебная деятельность временно приостановлена, но это не значит, что я встал на преступную стезю.

— Ну уж нет, судебная система теперь будет иной, — ухмыльнулся Жердев. — И судебным приставам в ней не место. Теперь наша власть — пролетарская, и она вполне обойдётся без ваших услуг.

Кузьма едва не оглох, услышав слова начальника милиции, прогремевшие для него как гром среди ясного неба. Кипевшая где-то внутри неприязнь к Жердеву превратилась в безумное желание убить его.

— Так что ты делал ночью на улице, господин Малов? — снова вернулся к основному вопросу допроса Жердев. — А может, не в любимой дело? Может быть, ты решил немного поразбойничать ночью на улице с Бурматовым на пару?

— Вы, наверное, не совсем меня поняли, — едва владея собой, сказал Кузьма, делая ударение на каждое произносимое слово. — Я судебный пристав, а не налётчик. И мне не нравится, что вы обращаетесь со мной как с преступником. Я слуга закона, а не…

— Помолчал бы ты, «слуга закона» хренов, — усмехнулся иронично Жердев. — Ушло ваше время, «господин» Малов. Теперь ты и твои «коллеги» — простые граждане Страны Советов и больше никто!

Кузьма снова едва сдержал в себе рвущиеся наружу эмоции. Лицо его побледнело. Сжимая кулаки, он сказал:

— В отличие от вас, уважаемый, я гражданин государства Российского! О «Стране Советов» никогда не слыхивал и иметь с ней ничего общего не желаю!

— Я так и думал, — пожал плечами Жердев. — Тогда нам не о чем с тобою разговаривать. Сейчас тебя отведут туда, где тебе самое место, а там ты встретишь своих единомышленников и наговоришься с ними до одурения.

Когда Кузьму привели в городскую тюрьму, он глазам своим не поверил. Все камеры были заполнены настолько, что повернуться негде. «Вот это да! — подумал он обескураженно. — Хорошо работают большевики! Если все, кто здесь содержится, преступники, то можно быть уверенным, что они скоро наведут в городе порядок…»

Однако его разочарование усилилось, когда дверь камеры захлопнулась за его спиной. Кузьма осмотрел заполненное под завязку помещение и понял, что притулиться ему негде. Заключённые недоверчиво смотрели на него, оценивая его мощь и силу, но вопросов пока ещё не задавали.

— Эй, Кузьма Прохорович, пожалуйте к нам! — услышал он чьё-то «приглашение» и, присмотревшись, увидел в углу, у окошечка, своего начальника Хвостова.

— Вот тебе на! И вы здесь, Дмитрий Степанович? — удивился Кузьма, протискиваясь к нему. — А вы чего здесь делаете?

— В настоящий момент жду своей очереди, чтобы поспать пару часов, — ответил Хвостов тоскливо. — Видите ли, господин Малов, в наших крохотных «апартаментах» всего две кровати, а людей пятнадцать человек. Вот и спим по два часа, по взаимной договорённости.

— И давно вы здесь, Дмитрий Степанович? — спросил Кузьма, присаживаясь на столик, как на табурет.

— Уже неделю «парюсь», — вздохнул Хвостов и кивнул на кровать. — А вот Юрий Семёнович…

Кузьма посмотрел на кровать и с трудом узнал в спящем на ней человеке некогда блистательного начальника полиции Вдовина.

— За какие грехи вас тут содержат? — поинтересовался Кузьма, глядя на Дмитрия Степановича.

— Наверное, за те же самые, за которые и тебя упекли сюда, — нервно хмыкнул Хвостов. — Остановили меня вечером у родного порога и привели сюда. За что? Почему? Никаких ответов. Меня даже ни разу к следователю не вызвали.

— А меня сам начальник милиции до утра допрашивал, — вздохнул Кузьма. — Только я так и не понял, чего он от меня добиться хотел…

— Все здесь такие, «непонятливые», — посетовал кто-то из сокамерников. — Остановили, арестовали и, ничего не объясняя, сюда привели.

— Нас, честных горожан, арестовывают, а уголовники как грабили ночами, так и продолжают грабить, чёрт их всех раздери, — в сердцах высказался ещё кто-то из сокамерников. — Говорил брат — бежать из города надо, а я его не послушал! Теперь вот…

Крепко выругавшись, он замолчал, но начали возмущаться другие сокамерники, так как всех объединяла общая беда. Волнение в камере могло бы перекинуться и на остальные тюремные камеры, если бы не вмешался дежуривший в коридоре надзиратель.

— Эй вы, буржуи, мироеды! — крикнул он устрашающе громко. — Было время, мы здесь сиживали, теперь ваш черёд вшей кормить! Узнаете, по чём фунт лиха, кровопийцы! А режим тюремный нарушать будете, пулями накормлю!

Его угроза оказала должное воздействие. В камере повисла тишина. Люди, удручённо поглядывая друг на друга, стали рассаживаться кто куда, прямо на холодный каменный пол, подстилая под себя уже грязную верхнюю одежду.

— Вот так и «паримся», Кузьма Прохорович, — горько усмехнулся Хвостов. — Да чего я тебе говорю… Уже с сегодняшнего дня ты сам со всей этой мерзостью соприкоснёшься…

— Придётся вам поверить, — вздохнул Кузьма. — Иного не дано. Так ведь, Дмитрий Степанович?

Тот промолчал и лишь утвердительно кивнул головой.

Всю ночь Халилов не спал и ждал рассвета, а он всё не наступал.

Перед рассветом, утомившись, он присел у печи, положил руки на колени и замер, оперевшись на них. Сибагат Ибрагимович и сам не заметил, как задремал. В это время к нему подсела Аксинья, которая бесшумно встала с поставленного за печью топчана и подошла к хозяину.

— Вздремнул бы маленько, Сибагат Ибрагимович! — тихо обратилась она к нему. — Трудно в пути будет невыспавшимся.

— Ничего, справлюсь я, — открыв глаза, но не меняя позы, отозвался Халилов. — Меня давно уже бессонница мучает… Я привык к ней.

— Уже морозит ночью, — вздохнула Аксинья. — Скоро такие морозяки трескучие придут, что болото до дна проморозят. Может, подождём ещё, хозяин? Что-то душа у меня не на месте.

— Нет, ждать не будем. С утра пойдём, — ответил раздражённо Сибагат Ибрагимович. — Мочи нет дожидаться, когда худо нас навестит.

— Дык оно покуда до нас доберётся, — не совсем уверенно промолвила женщина.

— Ты вот что, не вякай больше, — покосился на неё Халилов. — В дорогу уже собраны, всё готово… Осталось только… — он замолчал, не закончив фразы, но Аксинья поняла его.

— Я вот всё думаю, сколько идти лишнего придётся, — снова вздохнула Аксинья. — А люда разного сколько по тайге бродит!

— Всё, доконала ты меня, сука рябая, ни слова больше! — накричал на неё Сибагат Ибрагимович. — Яшка нас не общими дорогами поведёт… Меня больше другое тревожит — что здесь нас беда застигнет.

— А меня тоска гложет, — призналась женщина. — Ни есть, ни спать не могу… Чую беду страшную, и всё тут! А беда ведь одна не ходит.

— Ничего, как уберёмся отсюда, так сразу всё и уляжется, — попытался её успокоить Халилов. — А как в Монголию придём, так и вовсе все страхи здесь останутся. Всё плохое в России оставим, границу чистенькими перейдём, а там спокойную новую жизнь начнём… Понимаешь?

С настеленных на пол волчьих шкур встал Яшка. Ни слова не сказав, он вышел из дома и хлопнул дверью.

— Куда это он? — услышал Сибагат Ибрагимович тихий и странный по тону голос Круглякова.

Заскрипели доски. Назар поднялся и сел на край нар.

— И ты не спишь? — не оборачиваясь, сказал Халилов.

— Где там! — неопределённо ответил Кругляков. — Сначала вроде было заснул, а как вы разговорились — проснулся.

— Раз так, то в дорогу пора! — вздохнул Сибагат Ибрагимович. — Уже вот-вот светать начнёт, и нам пора собираться.

Он встал, потянулся, натянул на ноги унты, надел полушубок, а на голову нахлобучил шапку. Затем он с удивлением посмотрел на тупо смотревших на него Назара и Аксинью.

— Чего вы ждёте? Живо одевайтесь, и милости прошу следом за мной, на улицу.

— Хозяин, а Бурматов пусть в подполе остаётся? — спросил Назар, неуверенно топчась на месте.