Александр Чиненков - Господин судебный пристав

— Все пожить хотят подольше, да не у всех получается это, — ответил старик. — Но Яшка не может тебе помочь… Хозяин злой и страшный… Яшка боится его.

Он ушёл, оставив Бурматова пребывать в унынии. «Что же делать? Что делать? — думал Митрофан в отчаянии. — Мне отсюда ни за что не выбраться…»

— Эй ты, как себя чувствуешь? — услышал он голос Халилова и обернулся. — Как тебе моя красавица? Ты издевался надо мной, терзая моё тело! А я… Вечером, когда Мадина проголодается, я открою проход в перегородке и устрою тебе свидание с моей девочкой! Она очень ласковая и добрая… Уверен, что ты ей придёшься по вкусу и очень понравишься!

Аксинья и Назар говорили по очереди, иногда споря и перебивая друг друга. Сибагат Ибрагимович слушал их внимательно и высказался, лишь когда они замолчали:

— Да-а-а, весёленькая жизнь кипит в Верхнеудинске нашем. Чую, не к добру всё это.

— Что делать будем, хозяин? — спросил Назар, глядя на сосредоточенное лицо Халилова.

— Вы — не знаю, — ответил тот задумчиво. — А мне уходить пора…

— Куда собрался, Сибагат Ибрагимович? В Монголию или в Китай?

— Сначала в Азию, потом в Европу, когда там война закончится, — не стал скрывать своих намерений Халилов.

— А мы как же? — спросила Аксиния. — Ты нас бросаешь, хозяин?

— Не бросаю, а здесь оставляю, — уточнил Сибагат Ибрагимович, зыркнув на них из-под нахмуренных бровей. — Я вам не нянька, а вы не дети малые. Хотите со мной — возражать не буду. Не хотите — оставайтесь, неволить не стану.

— Бр-р-р, даже представить себе не могу, как за границей-то жить, — поморщился Назар. — Там все не по-нашему балакают. Будут материть, в глаза глядя, а ты думать будешь, что нахваливают тебя.

— Ничего, привыкнем, — усмехнулся Халилов. — Если деньги в кармане будут, то любой тебя поймёт. А со временем и язык их тарабарский выучить можно. С волками жить — по-волчьи выть.

— И я здесь оставаться не хочу, — вздохнула Аксинья. — А вот как про избу и хозяйство своё подумаю, дык ком к горлу подпирает, а из глаз слёзыньки текут.

— Я же сказал, поступай, как знаешь, — хмыкнул Сибагат Ибрагимович. — Живи здесь с надеждой на лучшее. — Он перевёл дыхание и, словно что-то вспомнив, уставился на женщину немигающим взглядом. — А деньги ты привезла, жаба рябая? Я не спрашиваю, и ты молчишь.

— Ой, Господи, позабыла совсем! — всплеснула руками Аксинья. — Всё, что было, привезла, там, в телеге лежит.

— А чего лежит? В дом тащите, — Халилов выжидательно посмотрел на задумавшегося Круглякова. — Эй, Назар, рот закрой, мухи насерут!

— А? Что? — встрепенулся тот. — Вы что-то спросили, Сибагат Ибрагимович?

— К телеге ступай и деньги неси, — велел ему Халилов. — Один не управишься, Яшку впряги.

Как только Назар вышел за дверь, Сибагат Ибрагимович пристально посмотрел на женщину.

— А всё ли ты привезла, Аксинья? Ничего не утаила от своего хозяина?

— Нет, не всё, — краснея, призналась женщина. — Вся казна, у горожан разбойниками награбленная, в избе моей спрятана. Там золота много и брильянтов, у ювелиров отобранных. Уж не серчай, хозяин, я при Назаре об том говорить не хотела.

— Не сказала и правильно сделала, плутовка, — одобрил Халилов. — Добро всё ко мне привези. Сама видишь, ноги уносить нам пора. А за границей драгоценности в самый раз пригодятся.

— Да, я всё привезу зараз, хозяин, — закивала Аксинья. — Прямо завтра сяду в телегу и за богатством вашим поеду!

— Вот и поезжай, — скупо улыбнулся Сибагат Ибрагимович. — Пока ездить туда-сюда будешь, над предложением моим в самый раз и поразмышляй, идёшь в Монголию или нет.

— Подумаю, подумаю, хозяин, — закивала женщина. — Только когда уходить собираетесь? Зимой?

— Ещё чего! — нахмурился Халилов. — Яшка мне тоже предложил зимы дожидаться, дескать, легче идти будет.

Аксинья с минуту помолчала, обдумывая его слова, после чего не совсем уверенно сказала:

— Не сердись, хозяин, а ведь прав Яшка-то. Сейчас не добраться нам коротким путём до Монголии.

— Это ещё почему? — сдвинул к переносице брови Сибагат Ибрагимович. — Шагай себе через тайгу и в ус не дуй. Нам дороги не надо, можем идти и по тропиночке.

— Тропиночка эта к болоту приведёт, а нам не перейти его, — вздохнула женщина. — А ежели в обход, то долго добираться придётся. А там всякое случиться может.

— Чего же, например? — глянул на неё Халилов озабоченно.

— Тайга, она только кажется большой и безлюдной, — ответила Аксинья. — А путь, в обход который, мимо поселений тянется, в которых люди всяко-разные проживают.

— Хорошо, скажи тогда, почему через болота пройти нельзя? — наседал с вопросами Сибагат Ибрагимович. — Что, Яшка прохода через топи не знает?

— Зимы бы дождаться, хозяин! — пожала плечами женщина. — Болота замёрзнут, и конь по льду спокойно пройдёт.

— О Всевышний, а на что нам конь, дура? — округлил глаза Халилов. — До болота довезёт нам груз мой, а там, через болота, и без него уйдём!

— Легко сказать! — вздохнула Аксиния. — Груз-то какой тяжеленный! То, что у меня в доме спрятано, человек на своих плечах по болоту не унесёт. Там ведь топь! Даже тропка известная такой тяжести не выдержит.

— Нет, зимы ждать я не намерен, — настырно возражал Сибагат Ибрагимович. — Ты за казной поезжай, а я подумаю, как поступить. И гляди у меня, рот на замке держи! А когда обратно поедешь, по тайге поплутай маленько и приглядись, чтобы за тобой никакой слежки не было.

Продолжению разговора помешали Назар и Яшка, которые занесли четыре кожаные сумки, набитые деньгами.

— Вот и дожил я до этого дня, когда стал, наверное, самым богатым в этом городе человеком, — не слишком-то весело усмехнулся Халилов. — Вот только куда девать хлам этот?

— Что-то я не понял вас, Сибагат Ибрагимович! — вскинул брови Назар. — Я никогда не слышал раньше, чтобы вы о деньгах так говорили.

— То было раньше, а теперь… — Халилов задумался. — А теперь я и сам не знаю, как отнестись к ним. Понадобятся ли они там, за границей?

— Деньги всегда деньги, — сказал Кругляков. — Разве они бывают невостребованными?

— Бывают, — поморщился Сибагат Ибрагимович, — ещё как бывают. Российского государства больше нет, следовательно, и денежные знаки превратились в фантики. А за границу лишний груз тащить нет надобности… С ваших же слов видно, как большевики к власти рвутся. Вот добьются они своего и деньги все отменят.

— Всё может быть, — поддержала хозяина Аксинья. — У нас вон по городу уже «керенки» поганые гуляют. Люди не знают, что с ними делать: в лабаз нести или в печки для разжижки складывать.

— За границу надо золотишко и камешки драгоценные брать с собою, а деньги…

Халилов не закончил фразы из-за неожиданно пришедшей в голову мысли, которая увлекла его.

— Эй, Яшка? — обернулся он к присевшему у печки буряту. — Ты Мадину сегодня кормил?

— Нет пока ещё, хозяин, — ответил старик с каменным лицом. — Башку сломал, не знаю, как кормить её.

— Что значит «как»? — усмехнулся Сибагат Ибрагимович. — Так же, как и всегда. Заносишь в вольер мясо, наливаешь в кадку воды, выходишь и открываешь перегородку.

— Нет, как всегда нельзя, хозяин, человек там, — замотал головой Яшка. — Мадина поломает его…

— И пусть поломает, — хищно прищурился Халилов. — Минувшей зимой этот мудозвон мучил меня в своём подвале, а теперь пусть получит сполна!

Когда он замолчал, Назар и Аксинья переглянулись. Женщина отнеслась к словам хозяина спокойно и с пониманием, а Назар изменился в лице.

— Ладно, ступай пока лошадь накорми, — приказал Халилов Яшке. — На ночь в сарайчик запри, чтобы волки не сожрали.

Старый бурят молча вышел.

— А вы… — Сибагат Ибрагимович пристально посмотрел на Назара и Аксинью. — Ты готовь ужин, а ты деньги в подпол спусти. Прежде пересчитай их…

Загрузив всех работой, Сибагат Ибрагимович вышел из дома. Ему не терпелось поиздеваться над пленником, и он не спеша пошагал к вольеру.

— Эй ты, как себя чувствуешь? — крикнул он, увидев Бурматова. — Как тебе моя красавица? Она девочка ласковая и тебе понравится!

— Терпеть не могу «девочек» таких размеров, — отшутился тот. — Характер у них, может быть, и мягкий, но меня не впечатляет это.

Медведица, завидев хозяина, принялась радостно реветь и крутить головой.

— Эй, чему она так радуется? — спросил Бурматов, боязливо поглядывая на медведицу.

— Она радуется, видя меня, — охотно пояснил Халилов и развернулся, собираясь уходить, но Бурматов окликнул его.

— Ну, согласен, было дело, поиздевался я над тобой, каюсь! — кричал он, схватившись руками за жерди вольера. — Но я спас тебя от виселицы, выкрав из больницы! Я не замучил тебя до смерти и помог тебе добраться туда, куда ты просил! Я…

— Все твои добрые дела перекрывает одно плохое, — осклабился Сибагат Ибрагимович. — Ты издевался надо мной, причиняя адскую боль и муку, унижая моё достоинство. Ты…

— Я раскаиваюсь в содеянном, отпустите меня! — взмолился пленник. — Ну-у-у… для начала хотя бы из клетки?

— Хорошо, выпущу утром, если с Мадиной поладишь и жив останешься, — пообещал на прощание Халилов. — А сейчас не взыщи, кесарю кесарево…