— Вопрос запоздалый, но я на него отвечу, — вскинул голову Митрофан. — Я действительно промотал наследство отца за карточным столом, как и ты, Азат. Оказавшись на краю бездны, я вдруг понял, что мне осталось или пулю в лоб себе пустить, или в корне менять образ жизни.

— Видя тебя живым и здоровым, ты выбрал последнее? — уколол его насмешкой Мавлюдов.

— Да, я решил сохранить свою жизнь и изменить её в лучшую сторону, — согласился с ним Бурматов. — После долгих поисков, сомнений и ожиданий я нашёл-таки самый подходящий для меня способ для заработка.

— И какой же? — замер в ожидании Мавлюдов.

— Я поступил на службу в полицию и теперь занимаюсь расследованиями особо тяжких преступлений, — сразил всех наповал Митрофан.

У Малова и Мавлюдова вытянулись лица, а вот у Сибагата Ибрагимовича не дёрнулся ни один мускул на лице. Купец неожиданно вспомнил, что в вагоне-ресторане поезда слышал именно голос Бурматова, и понял, что пора действовать решительно и незамедлительно. Митрофан тем временем достал из кармана сюртука жетон сотрудника тайной полиции и продемонстрировал его присутствующим.

— Ещё вопросы есть, господа, относящиеся к моей личности? — спросил он.

— В отличие от Кузьмы Малова ты мздоимец, господин сыщик! — «упрекнул» его с едкой ухмылкой Сибагат Ибрагимович. — Ты не побрезговал взять у меня деньги за оказанные мне услуги.

Бурматов тут же достал из внутреннего кармана бумажный пакет и швырнул его на пол.

— К счастью, и я честен, как господин Малов, — сказал он серьёзно и веско. — А деньги я у вас взял, чтобы преждевременно не вызвать к себе подозрения.

— Из всего этого следует, что я арестован по-настоящему, господин сыщик? — подводя черту, спросил, вздыхая, Халилов.

— Без сомнений, Сибагат Ибрагимович, — кивнул утвердительно Бурматов. — У следствия к вам накопилось очень много вопросов, поверьте.

— Никогда не думал, что на старости лет попаду на каторгу, — усмехнулся Халилов. — Правду говорят, от тюрьмы и от сумы не зарекайся.

— Увы, но каторга для вас — что манна небесная, Сибагат Ибрагимович, — поправил его Бурматов. — Я склонен считать, что за все злодеяния, совершённые вами, вас и отца Азата приговорят к смертной казни!

— Вот даже как, меня повесят! — без тени страха в голосе воскликнул Халилов. — А впрочем, какая разница. Лучше умереть сразу, чем гнить заживо на Сахалине, откуда я уже никогда не выберусь.

Митрофан кивнул стоявшим у порога полицейским и обратился к Сибагату Ибрагимовичу:

— Ну что, пойдём, господин Халилов?

— Да, пожалуй, пора, — кивнул тот. — Вот только попрощаюсь с племянницей и её избранником. Вы позволите, господин сыщик?

— Пожалуйста, — пожимая плечами, согласился Бурматов. — Только если они не будут против.

Сибагат Ибрагимович медленно повернулся к Кузьме и Мадине:

— Ну, подойдите ко мне для благословения, дети!

Кузьма и девушка переглянулись и нехотя приблизились к нему. Малов поддерживал Мадину под руку и смотрел на Сибагата Ибрагимовича настороженно. Девушка смотрела на дядю со страхом и презрением.

Халилов окинул их неласковым взглядом:

— Что ж, прощайте, чада неразумные. Прощения просить не буду, знаю, что не простите вы меня. — Он перевёл взгляд на Кузьму. — Тебя я всё равно ненавижу, господин судебный пристав, но уважаю твою порядочность. Ты не мздоимец, а такие качества редки для чиновников. Сегодня ты держался с достоинством и честью. Я тебя поздравляю. А ещё я дарю тебе свою племянницу. Дрянная девка, избалованная, вся в покойных родителей, будь они прокляты.

— Ты их убил, грязная свинья, а теперь ещё проклинаешь? — прошептала Мадина с ненавистью.

Сибагат Ибрагимович довольно улыбнулся.

— Да, убил я их и об этом не жалею, — сказал он, улыбаясь ещё шире. — Я бы и тебя не вынес из огня, если бы не нуждался в деньгах. Аллах мудр и всемогущ, но почему-то он кому-то даёт всё, а кому-то приходится влачить жалкое существование. Вот они и продают шайтану свои души!

— Я не хочу с тобой разговаривать, убийца, — брезгливо поморщилась Мадина. — Аллах тебе судья, грязный сапожник.

Сибагат Ибрагимович сделал вид, что не услышал оскорблений, и продолжил:

— Оно понятно, суда Всевышнего мне не избежать, если вообще он существует. Ну а тебе, Кузьма, я желаю мучиться и страдать всю жизнь, оплакивая Мадину. Твоя жизнь превратится в ад, обещаю! Мне жаль тебя, господин судебный пристав. Сейчас я…

Неуловимым движением он выхватил из-за пояса револьвер и в упор выстрелил в девушку. Мадина тут же упала на пол, а Кузьма опустился на колени с искаженным от ужаса лицом.

— А теперь и мне пора вслед за племянницей, господа! — закричал, торжествуя, Сибагат Ибрагимович, приставляя к виску ствол револьвера. — Думали, я и впрямь оставлю вам чёртову девку? Жаль, я мог пожить ещё долго, но… Вижу, что срок мой уже подошёл, прощайте!

Злобно захохотав, он нажал на курок, но вместо выстрела прозвучал лишь щелчок. Револьвер дал осечку. Бурматов бросился на него и заломил руку; револьвер выпал из руки убийцы на пол и на него навалились подоспевшие полицейские.

— Азат, ты же врач, чего столбом стоишь, помоги девушке! — закричал Митрофан, глядя на приросшего к месту Мавлюдова.

— Но-о-о… Я не могу, — прошептал тот потрясённо. — Я… я…

— Не можешь сам, беги за доктором! — закричал Бурматов. — Он рядом, прямо через дорогу живёт!

Пару раз дёрнувшись, Мавлюдов выбежал из комнаты. А Бурматов сжал в бессилии кулаки:

— Господи, как же я лопухнулся? Но кто мог подумать, что у этого мракобеса под одеждой спрятан револьвер?

— Кузьма, ты слышишь меня, ублюдок? — закричал вдруг Халилов, извиваясь в руках полицейских. — Как тебе мой подарочек? По душе пришёлся, сукин ты сын? Я всегда изнемогал от желания придушить эту сучку, а знаешь почему? Да потому, что она — вылитый отец! Я смотрел на неё, а видел его! И это отравляло мне жизнь, Кузьма! Но я не мог убить эту сучку, она была нужна мне! А теперь она в твоём полном распоряжении, господин судебный пристав! Делай с ней, что хочешь, ха-ха-ха…

Старик кричал ещё что-то, но Малов его не слышал. Он смотрел на умирающую в полном отчаянии и смятении. Мадина вдруг открыла глаза и вымученно улыбнулась окровавленными губами.

— Кузьма, любимый, — прошептала она, — как ты красив сегодня! Тебе очень к лицу твоя форма, Кузьма…

— Молчи, любимая, береги силы, — шептал Малов, едва сдерживаясь от рыданий. — Сейчас Азат приведёт доктора, и он спасёт тебя!

— Нет, меня уже никто не спасёт, Кузьма, — отвечала едва слышно девушка. — Воле Всевышнего мне не противостоять, — вздохнула судорожно Мадина, закрывая глаза. — Поцелуй меня, любимый… я хочу унести твой поцелуй с собой. Я… я…

Кузьма склонился над девушкой и стал целовать её лицо, глаза, губы. Он готов был отдать жизнь за любимую, но… Мадина как свеча таяла у него на глазах. Девушка умерла тихо. На заплаканном лице застыла печальная улыбка.

— Как хоронить её собираешься, Кузьма? — закричал Халилов, которого всё ещё держали в комнате. — По мусульманскому или христианскому обряду? Послушай совет напоследок, Кузьма, закопай её где-нибудь на обочине дороги! Большего она не заслуживает!

Малов медленно поднялся с колен и медленно повернул голову в сторону истерично вопившего убийцы. Прочтя в его взгляде свой смертный приговор, Халилов громко захохотал. Разгадав намерения судебного пристава, Бурматов встал у него на пути и постарался остановить его.

— Господи, Малов, не делай этого, — заговорил он торопливо. — Вспомни, кто ты есть, не уподобляйся этому убийце.

Кузьма с перекошенным от ярости лицом оттолкнул Митрофана, и тот упал на пол, больно ударившись коленями.

— Ну, Малов, вот он я! — орал между тем Халилов. — Подойди ближе и убей меня! Отомсти мне за смерть своей любимой, господин судебный пристав!

— Кузьма, опомнись, не уподобляйся ему! — вскакивая с пола, закричал Бурматов. — Он тебя провоцирует! Он хочет, чтобы ты убил его и отправился на каторгу! Так он мстит тебе! А сам он хочет избежать суда и позора, убив себя твоими руками! Застрелиться у него не получилось, сам видел. Револьвер дал осечку! Это Бог не дал ему застрелиться, так как ведёт этого страшного грешника к суду и виселице! Его ждёт справедливое возмездие. Кузьма, позволь дожить ему до этого судного дня, не бери грех на душу!

Словно во сне Малов приблизился к Халилову. Он ненавидяще смотрел в бегающие глаза убийцы. Тот струсил, и его лицо вытянулось. В ожидании смерти он зажмурился и побледнел.

— Будь ты проклят, вурдалак, — прошептал Кузьма. — Ты забрал жизни родителей у Мадины, а сейчас отнял её у меня. Гореть тебе в аду, зверь кровожадный и безжалостный. А я не буду пачкать об тебя руки. Ты всего лишь жалкий негодяй, а я слуга закона… Ты — мразь и ничтожество, а я — господин судебный пристав!

Едва удержав себя от самосуда над мерзавцем, Малов развернулся и снова опустился перед девушкой на колени, обняв её неподвижное тело. Халилова вывели из дома, Бурматов тоже покинул комнату.

Оставшись наедине с любимой, Кузьма взял Мадину на руки и поднял вверх глаза.

— Господи, за что ты наказал меня так жестоко! — закричал он надрывно и громко. — За что лишил меня счастья, забрав жизнь любимой? Разве я заслужил такую страшную кару, Господи?! Ты высоко в небесах, а я здесь, на грешной земле, несчастная жалкая букашка! Смилуйся, Господи, забери жизнь мою некчёмную, не разлучай меня с любимой! Господи, Владыка Небесный, умоляю тебя, услышь меня…

Он умолк и зарыдал в голос, закрыл глаза и уткнулся лицом в окровавленную грудь Мадины. Кузьма был на грани безумия, его сжигало страшное горе, и он чувствовал себя бессильным, чтобы преодолеть и пересилить его.