— Не надо ничего объяснять, — снова вздохнул Кузьма. — В этот торжественный для меня день ты рядом и мы оба счастливы! Я рад, что на твоего дядю снизошла какая-то благодать, и он взял тебя на церемонию присяги!

— А мне этого мало, — капризно надула губки девушка. — Я хочу тебя видеть рядом всегда!

— Через неделю форму новую получу, а ещё через неделю приду тебя сватать, — сказал Кузьма взволнованно. — Я больше не могу жить без тебя, любимая моя. Только и думаю о том, чтобы тебя женою своей видеть!

Выслушав его, Мадина вдруг погрустнела.

— Знаешь, а я боюсь этого дня, — сказала она. — Мой дядя человек очень добрый и любит меня. Но замуж за иноверца… Он не отдаст меня за тебя, Кузьма, и не надейся.

— Но почему ты уверовала в это, любимая? — спросил он испуганно. — У вас что, уже состоялся разговор с дядей о моих замыслах?

— Нет, мы не говорили с ним об этом, — сказала она, качая головой. — Он очень религиозен, всегда посещает мечеть и соблюдает посты. К иноверцам он относится терпимо и пренебрежительно, но… Он ни за что на свете не согласится выдать меня за христианина!

— Я всё сделаю, что он велит, — прошептал Кузьма возбуждённо. — Я горы сверну ради счастья нашего, пойду, упаду ему в ноги и…

— Что, и даже от веры своей отречёшься? — скептически усмехнулась Мадина.

— Ты считаешь, что он и это может от меня потребовать? — спросил ошеломлённо Кузьма.

— Мой дядя хитёр и мудр, — ответила девушка, пожимая плечами. — Никогда невозможно узнать, что у него в голове.

— Тогда почему он не запрещает нам встречаться?

— Я часто задумываюсь над этим, но ответа не нахожу. Может быть, потому, что мы жили когда-то по соседству? Твой отец работал приказчиком у моего отца, а мы с тобой росли вместе.

Малов задумался.

— Тогда твой дядя был беден и едва сводил концы с концами, работая сапожником на базаре, — заговорил он после короткого раздумья. — Я даже помню его согнутую просящую фигуру, когда он приходил в ваш дом просить в долг денег.

Выслушав его, Мадина вздохнула.

— А теперь он богат и не любит вспоминать то время, — сказала она. — Особенно дядя сердится, если вдруг кто-то при нём вспоминает про страшный пожар, в котором погибли мои родители.

— Я тоже очень хорошо помню, как горел ваш большой дом, — нахмурился от страшных воспоминаний Кузьма. — Пожар случился ночью. Сбежались все соседи, но ничего спасти было невозможно.

— Если бы дядя не ночевал тогда у нас во дворе, то и я сгорела бы вместе с родителями, — с дрожью в голосе продолжила девушка. — Он спас меня и вырастил как дочь, за что я ему обязана и благодарна!

— А ещё он сказочно разбогател после смерти твоих родителей, — скептически подметил Кузьма. — А отца моего уволил…

— Любимый мой, не думай плохо о дяде Сибагате и не говори так о нём, — поджала обиженно губки Мадина. — Он всегда заботился обо мне. Дядя любит меня и ни в чём мне не отказывает.

На этом разговор пришлось закончить. Из зала вышел Сибагат Ибрагимович и поманил рукой племянницу. Девушка тут же поспешила к нему, оставив Кузьму наедине с самим собой и с его мрачными мыслями.

* * *

Оркестр заиграл вальс, и бал начался. Из холла все потянулись в зал, а Мавлюдов и Бурматов остались сидеть за столиком у буфетной стойки. Азат нервничал, слушая Бурматова, а тот весело сыпал шуточками вперемежку с «солёными» анекдотами. Нервозность собеседника забавляла его.

— Ты слышал всё, что они говорили? — спросил Мавлюдов, кусая нижнюю губу.

— Если не всё, то почти всё, — ответил Бурматов с едкой усмешкой.

— И что, он признавался ей в любви?

— Этого я не слышал, но что называл своей любимой — это точно. Он сказал, что через неделю форму получит, а ещё через неделю сватать её пойдёт. А ты чего так в лице переменился, Азат? Сам же говорил, что вы с девушкой просто друзья.

— Так оно и есть, — огрызнулся Мавлюдов. — Просто мне её судьба далеко не безразлична. Мадина — мусульманка и должна выйти замуж только за мусульманина.

— За такого, как ты, разумеется? — усмехнулся Бурматов.

— А чем я плох? — разозлился Азат, с ненавистью глядя на собеседника.

Бурматов, смакуя каждое слово, сказал:

— Ты хорош, даже очень, но в сравнении с судебным приставом Маловым ты и ростом, и здоровьем проигрываешь!

— Зато я кошельком в выигрыше и верой мусульманской! — с вызовом воскликнул Мавлюдов. — Для старика Халилова мои аргументы во много раз весомее, чем рост и дырявые карманы Кузьмы Малова.

— Именно об этом ты разговаривал сейчас с дядей Мадины? — заинтересовался Бурматов.

— Нет, мы говорили о другом, — ответил Азат, раздражаясь ещё больше. — А тебя почему всё интересует? Ты и за Мадиной подслушивал, и за нами приглядывал?

Прежде чем ответить, Бурматов медленно допил остатки вина:

— Я рос любопытным и любознательным ребёнком и не нахожу в этом ничего плохого. А разговор девушки и её кавалера я подслушивать не собирался. Так вышло, что они ворковали друг с другом, как голубки, рядом со мной. Они были так увлечены и беспечны, что не замечали ничего вокруг.

— Кстати, а ты чего здесь вообще ошиваешься, господин Бурматов? — вдруг оживился Мавлюдов. — Здесь нет карточных столов и вообще здесь не игорное заведение, а приличное место!

— Вопрос, конечно, запоздалый, но я на него отвечу, — улыбнулся тот. — Шёл мимо и заглянул сюда так, из любопытства. Устраивает?

— Судя по тому, как ты не в меру любопытен, поверить можно, — скривил в усмешке свои тонкие губы Азат. — Но я склонен полагать, что ты явился, чтобы перезанять у кого-нибудь денег?

Бурматов заёрзал на стуле и, потупясь, сказал:

— Да, не спорю, я испытываю некоторые денежные трудности, но зашёл сюда не в поисках того, кто согласился бы дать мне взаймы.

— Не скромничай, Митрофан, ты уже год, как разорён, — позлорадствовал Мавлюдов. — Ты проиграл и промотал немалое состояние, оставленное отцом. А сейчас тебе не на что жить, и об этом знает весь город.

— Да, я на мели, — согласился, вздыхая и озабоченно хмуря лоб, Бурматов. — Но разорение пошло мне на пользу. На тяготы жизни я научился не роптать, а использовать их себе во благо. Вот, например, я обнаружил в себе способности к сыску и намерен использовать вдруг открывшийся талант не только для заработка, но и для удовлетворения души. Суетная жизнь мне интересна.

— Уж не собираешься ли ты предложить мне свои услуги? — рассмеялся Азат.

— А почему бы и нет? — пожал плечами Бурматов, с хитрецой глядя на собеседника. — Если у тебя есть надобность в моих способностях и услугах, то вопрос встанет только о размере вознаграждения.

— Ну уж нет, к счастью, в твоих услугах я не нуждаюсь, — «разочаровал» его Мавлюдов. — Скажу больше, сударь, ты мне противен, и я не желаю больше с тобой разговаривать.

— Хозяин — барин, — Бурматов развёл руками, расплатился с подошедшим официантом, раскланялся и ушёл в зал, где гремела музыка оркестра и слышался гул веселившихся горожан.

Мавлюдов проводил его презрительным взглядом, тоже расплатился с официантом и пошёл к выходу, что-то бормоча себе под нос…

7

При входе в кабак в нос Сибагата Ибрагимовича сразу же ударило запахом чеснока и лука. В зале пахло чем-то жареным — не то рыбой, не то мясом. Все столики были заняты посетителями.

Халилов прошёл в свою комнатку, но не успел сесть за стол, как перед ним вдруг вырос управляющий Назар Кругляков.

— Здравствуйте, Сибагат Ибрагимович! — поприветствовал он хозяина радостным восклицанием. — Вы как, один собираетесь пообедать или…

— Веди его, — сказал Халилов, хмуря лоб. — Но… сначала скажи мне, чем «знаменит» гость, который привлёк твоё бдительное внимание?

— А может быть, вас порадовать известием об обозе с мехами? — льстиво хихикнул Кругляков. — Так вот, всё в ажуре! Меха теперь наши и…

— Достаточно, расскажешь обо всём попозже, — улыбнулся Халилов по-настоящему радостной вести. — Сейчас ближе к делу… Расскажи мне о том, ради кого я сюда пришёл.

— С виду это совершенно обычный человек, — заговорил управляющий, почесав подбородок. — Но он не так уж и прост, как кажется.

— Чем он заинтриговал тебя? — взглянул на него недоумённо Халилов.

— Этот человек, когда вошёл в кабак, сразу повёл себя как-то странно, — продолжил, заговорчески понизив голос, Кругляков. — Он не сел за стол, не сделал заказа, а отозвал меня в сторону и… Он предложил мне купить вот это…

Управляющий достал из внутреннего кармана жилетки золотой самородок величиной с голубиное яйцо и продемонстрировал его хозяину. Глаза Халилова блеснули алчным огоньком:

— И сколько он запросил за него?

— Он запросил за него всего лишь пятьсот рублей, — ответил Кругляков, плотоядно улыбаясь. — Но уступил за двести пятьдесят. Сказал, что очень нужны деньги.

— И какие у тебя мысли на этот счёт? — поинтересовался Сибагат Ибрагимович, забирая самородок.

— Мысли у меня самые радужные, — ещё шире улыбнулся управляющий. — Первая — этот «красавчик» не в ладах с законом, а вторая — самородок у него в единственном экземпляре!

— То есть? — не понял Халилов, убирая самородок в карман и доставая из другого набитый деньгами кошелёк. — Ты хочешь сказать, что больше золота при нём нету?

— Склонен полагать, что это именно так… Он не производит впечатления удачливого золотоискателя.

— Так сколько ты отдал тому «набобу» за самородок? — поинтересовался Сибагат Ибрагимович, раскрывая кошелёк. — Двести пятьдесят рублей или брешешь?

— Двести пятьдесят, — чуть не плача, ответил Кругляков, с сожалением глядя на карман пиджака хозяина, в который тот положил его самородок.