Он вспомнил этот момент так ярко и отчетливо, как будто все произошло только вчера.

Элла расстегнула молнию и смотрела на него — выжидательно: ну как, готов отработать?

В конце концов, что я теряю? Одним разом меньше, одним больше. Это шанс все изменить, другого не будет. Это вообще такой шанс, который выпадает раз в жизни. Все имеет свою цену. Феи-крестные водятся только в сказках.

Но если я это сделаю — в чем вообще смысл? Новая жизнь? Которая начнется со старой грязи? Да ни хрена она не будет новой. Все то же самое, только в других декорациях. Брать то, что идет само, и расплачиваться собой. И этот раз точно не будет последним.

— Извини, Элла.

Он убрал ее руки, застегнул молнию и отошел к окну.

Вот так, господа гусары. Нас выпороли шпицрутенами, разжаловали в солдаты и сослали на хер на Кавказ. И там свирепые горцы нашинкуют нас, как колбасу. Туда нам и дорога.

Элла подошла, положила руки ему на плечи.

— Если бы ты согласился, у меня был бы классный секс. И вечное сожаление, что неглупый и талантливый человек навсегда останется в болоте. Ты же слышал, я не черити. Помогать имеет смысл только тем, кто сам хочет себе помочь.

— Ты решила меня проверить?

— Я много лет занимаюсь бизнесом и никогда не делаю рискованных вложений. Есть люди, которые продают себя по обстоятельствам, а есть проститутки по натуре. С последними можно иметь дело только в постели. Прощай, Стас. Больше мы с тобой не увидимся. Может, я приду посмотреть твой спектакль, но к тебе не подойду.

Она поцеловала его и ушла. Через час Стас получил письмо от Грега и отправил ему свои записи.

— И что? — насмешливо спросила Света. — Ты ее трахнул?

— Нет. Она так хотела проверить, соглашусь я или нет. Стоит ли вообще мне помогать. Вот в тот момент все и решилось. Вся моя дальнейшая жизнь. И не только в плане работы.

— Нормально…

Она наклонилась к коляске, глядя на спящего сына. Долго молчала.

— Хорошо, — сказала она наконец, тяжело вздохнув. — Я дам тебе ее адрес. Если, конечно, захочешь. Только сначала выслушай до конца. И очень-очень хорошо подумай, стоит ли идти к ней.

— Она здесь? — удивился Стас. — Не в Будапеште?

— Да, здесь. Давно. Скоро два года. Ты тогда к ней очень так… продуктивно съездил, Стас.

— В смысле? — не понял он.

— В прямом. У тебя дочка. Лиза. И давай без глупых вопросов, твоя ли. Точно твоя. Алена бы мне врать не стала. К тому же она твоя копия.

Ощущение было таким, как будто повис в пустоте. Не в состоянии пошевелиться или сказать что-то. Алена родила ребенка. А он ничего не знал…

— Ее парень хотел на ней жениться, но Алена так ему и сказала: что это не его ребенок. Ну он и слился, конечно. Но вообще она собиралась делать аборт. Пошла в клинику, обо всем договорилась, а в последний момент передумала. Кстати, перед этим тебе звонила, но ты был…

— Да… я был… в полной заднице, — пробормотал Стас, кусая костяшку пальца. — И, похоже, там и остался.

— Послушай… Если Алена узнает о нашем разговоре, я тебя из-под земли выкопаю, убью и зарою обратно, понял? Она тебя до сих пор любит, как ни странно.

— Очень странно. Кого она любит, Света? Меня? Или того Влада, которого придумала себе в шестнадцать лет? Принца из ночного клуба, твою мать! А я вдруг оказался совсем не таким, вот засада! Она пыталась мне позвонить, не дозвонилась и решила, что ну его на хрен. Зачем ребенку такой папаша.

— Прекрати! — разозлилась Света. — Ты оказался блядью, которая трахала ее мать за деньги. И не только. Поэтому нечего тут. Но любит она тебя — несмотря на это прискорбное обстоятельство. И ребенка родила потому, что он твой. Не смогла его убить, можешь себе это представить? Кстати, она звонила тебе и потом. Но телефон твой хронически недоступен. Позвонила — и перестала.

После тягостной паузы Света продолжила, уже не так зло:

— Стас, это не все. Может, ради Лизы она тебя и простила бы. Но есть еще кое-что… Я не уверена. Ни в чем. Может, она и дверь-то тебе не откроет. У нее была очень тяжелая беременность. Сначала сильный токсикоз, потом еще другие осложнения. Она уже не училась больше. Отец приехал, нашел ей хорошую клинику, она там до самых родов лежала. Вопрос стоял об аборте, уже по медицинским показаниям, очень серьезно. Но Алена уперлась. Сдохну, но рожу, вот так. Ни о чем тебе это не говорит? Ну и…

— Да что? — не выдержал Стас. — Говори уже!

— Ты же знаешь, что у нее с глазами? Ей самой ни в коем случае нельзя было рожать. Только кесарево, планово. Но все началось раньше времени. Пока то да се… В общем, не буду медицинские подробности рассказывать. Короче, Стас, у Алены такая вещь, называется фоновая ретинопатия. Это врожденное и не лечится. Операция может только притормозить. Прогноз — полная слепота. Несколько лет все было более-менее в равновесии, а после родов резко ухудшилось. Зимой отец возил ее в Германию на операцию, но не слишком помогло. Сейчас она плохо, но видит. Во всяком случае, живет одна, с Лизой вполне справляется. Отец с мачехой ей помогают, я тоже по возможности. Но что будет дальше… Есть небольшой шанс, что все останется так, как сейчас. Может, понадобится еще одна операция. Но вероятнее, что через несколько лет она полностью ослепнет. Вот такие дела.

Стас молчал, не зная, что сказать, и Света, покачав коляску, где завозился ребенок, продолжила:

— Стас, ты единственный человек, от которого Алена приняла бы помощь. Ну, не считая нас. С матерью, кстати, она так больше и не виделась. Наотрез отказалась с ней встречаться. Но такой вот парадокс — именно потому, что она тебя любит, ты будешь последним человеком, от которого эту помощь примет. Знаешь, почему? Ей не нужна твоя жалость, чувство вины и чувство долга. Понимаешь? Вот поэтому она больше и не пыталась тебя найти.

— А что делать, Света, если я все это чувствую? — тихо спросил Стас. — И жалость к ней, и свою вину, и долг — по отношению к ней, к своему ребенку.

— Этого мало, Стас. Это хорошо, но только бонусом к любви. Я дам тебе ее адрес, если, конечно, хочешь. Но еще раз прошу, подумай хорошенько. Если жалость, вина и долг у тебя на первом месте, лучше не пытайся с ней встретиться, потому что сделаешь только хуже. И ей, и себе.

— Говори адрес, — сказал он твердо.

Света объяснила, как найти Алену, и добавила:

— Я не гарантирую, что она вообще откроет дверь и захочет с тобой разговаривать. Но если захочет… дальше все будет зависеть от тебя. Все, давай, Стас. Никита уже возится, сейчас орать начнет. Кормить пора. Желаю удачи.

Она встала, поцеловала его в щеку и покатила коляску к дому. А Стас еще долго сидел на скамейке, пытаясь привести мысли в порядок.

Вечером он купил три бордовые, почти черные розы и поехал в Озерки, где теперь жила Алена. Долго стоял во дворе, пытаясь определить, где ее окна, но так и не вычислил. Звонить в домофон не стал, дождался, пока кто-то выйдет. Поднялся на шестой этаж, подошел к двери квартиры, прислушался. Музыка — или, может, это не оттуда?

Стас нажал на кнопку звонка. Шаги в прихожей — и тишина. Напряженная, живая. Он знал: Алена смотрит в глазок и думает, что делать. Точно так же, как он сам когда-то.

Посчитаю до пяти. Три, четыре… Нет, до десяти. Восемь, девять…

Стас повернулся и пошел к лифту. За спиной открылась дверь.

Алена стояла в проеме и смотрела на него.

Она изменилась, подумал Стас. Повзрослела. Короткая стрижка, затемненные очки…

Когда-то ему казалось, что сильнее любить ее он уже не сможет, что сильнее — уже невозможно. Но все это было ничто — по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас.

Маленькая светловолосая девочка в голубом платьице с любопытством выглянула из-за нее, Алена подхватила ее на руки. И сделала шаг назад, словно приглашая его войти…

Конец