— Вы все поняли? Хорошо. Сейчас вы подпишете согласие на процедуру, примете препарат, и медсестра проведет вас в комнату, где вы останетесь на час. Если все будет в порядке, пойдете домой и придете снова послезавтра, в это же время.

Алена взяла ручку, бегло просмотрела бланк с текстом на венгерском и английском. Внезапно к горлу подкатила тошнота, да так сильно, что она вскочила, зажав рот руками. Медсестра едва успела подставить ей какой-то лоток. Выворачивало долго, одной водой и желчью, с дикими спазмами. В глазах темнело, слезы текли ручьем, и приходилось жмуриться, чтобы не смыло линзы.

Наконец все кончилось. Алена подошла к раковине, прополоскала рот, вымыла лицо. Сильно кружилась голова, в ушах звенело.

Вот точно так же ее рвало весной, когда болела. На коленях перед унитазом, буквально наизнанку. Она вышла тогда, держась за стену, едва не теряя сознание. Стас подхватил ее на руки, отнес в постель. И сказал, что любит…

Буквы, графы на бланке расплывались, и Алена с трудом нашла место, где нужно было поставить дату и подпись. Ручка ни в какую не хотела писать — только царапала бумагу.

— Подождите, — сказала врач. — Сейчас найду другую…

Эпилог

Запах питерской жары в начале августа. Жары, похожей на истерику. Дрожащий над разогретым асфальтом воздух. Небо — вытертые добела джинсы. Нева — блестящая чешуей огромная рыба.

Стас шел по Дворцовому мосту, и ему казалось, что он не был в Питере уже миллион лет. Без него здесь родились, выросли и умерли целые поколения, а он словно замер где-то в безвременье. Два с половиной года — как вечность.

Он не собирался возвращаться. Контракт заключался на один театральный сезон, затем приходилось подписывать другой. Новый загранпаспорт получил в российском консульстве. Виза заканчивалась только в феврале, но и ее можно продлить прямо в Англии еще на три года. Делать в России ему было нечего. Если бы не свалившееся неожиданно наследство.

Его питерская симка была заблокирована, а английский телефон знали только Карп и банк, на карту которого капали деньги от сдачи квартиры. В феврале Иван позвонил и сказал, что с ним связался арендатор Стаса: была у них такая договоренность на крайний случай. Разыскивали его соседи умершей тетки, старшей сестры отца. После смерти Муму Лариса осталась единственной родственницей Стаса. У нее тоже никого больше не было, но виделись они редко. И вот вдруг оказалось, что тетка завещала ему квартиру — двушку на Пятнадцатой линии. В нескольких минутах ходьбы от академии госслужбы, где когда-то училась Алена.

Правда, Стас об этом и не подозревал, потому что топографию Васильевского знал слабо. У Ларисы дома он никогда не был, царапнуло только, что Васька. Вспомнил, как ждал Алену на Среднем после занятий. И ее съемную квартиру у Приморской. Потом посмотрел по карте, и заныло, заныло… Впрочем, жить он там все равно не собирался. Подгадал так, чтобы приехать к концу полугодового срока после смерти Ларисы — успеть вступить в наследство и сразу заняться оформлением документов. Выставить квартиру на продажу и вернуться в Лондон до начала нового сезона.

Квартиру еще предстояло очистить от хлама, привести в порядок. Не на одну неделю работы, даже если нанять кого-то. Осмотрев все, Стас вышел на улицу, свернул на Средний и остановился — через дорогу от крыльца академии.

Когда он только приехал в Лондон, перемены смогли притупить боль. Все новое: страна, город, дом, работа, люди. Для копания в себе не оставалось времени. Только по ночам, когда было не уснуть, воспоминания подступали вплотную. Грызли, глодали стальными зубами. Почему-то чаще всего он вспоминал два момента. Как в последнее утро уходил к клиентке — тоже в последний раз — и поцеловал спящую Алену, осторожно, чтобы не проснулась. А еще — как она пришла к нему и стояла на площадке, а он смотрел на нее в глазок и не мог решиться. Ни отойти от двери, ни открыть.

Время шло, боль не уходила. Просто с поверхности прорастала все глубже и глубже. Он научился с этим жить. Как живут без ампутированной ноги или руки — мучаясь от фантомных болей.

Женщины? Не без того. И случайный секс на одну ночь, и то, что могло стать отношениями — но не стало. Приятная милая девушка, с которой было интересно поболтать и хорошо в постели. Но не было магии. И Стас знал: ни с кем никогда больше не будет. Так бывает только однажды — если вообще бывает.

А вот с работой все обстояло прекрасно. Хотя и не сразу, но Стас поймал волну — так же, как это было когда-то со стриптизом. Театр специализировался на музыкальных постановках с большим количеством танцев — что-то среднее между мюзиклом, опереттой и типичным бродвеем. Он ставил групповые номера и танцевал сам. И получалось все настолько легко, словно специально для этого родился на свет.

Однажды утром он проснулся, посмотрел в окно на бесконечный, почти питерский дождь и понял: что-то изменилось.

Я тебя отпускаю. Я больше не хочу тебя — для себя. Лети, ищи свое счастье. Пусть тебе будет хорошо. Я не перестану тебя любить. Но это теперь мои проблемы, Алена…

Стас хотел зайти на ее страницу В Контакте и сохранить для себя последнюю фотографию — с осенними листьями. Но страницы уже не было. Тогда и Стас удалил свою. Но теперь внезапно пожалел об этом. Потому что сейчас, глядя на то место, где впервые поцеловал Алену — не считая, конечно, той, самой первой ночи, — понял, что должен найти ее.

Эта мысль обрушилась внезапно, и было в ней что-то… мистическое. Как наитие свыше.

Прекрати, идиот! Только все утихомирилось. Не начинай сначала.

Я должен ее найти…

Он прошел пешком до самой Лавры, и казалось, что когда-то Алена тоже ходила здесь. Как будто шел по ее следам. И с каждым шагом мысль эта, сначала зыбкая, смутная, становилась все определеннее.

Вернувшись к себе, в квартиру на Гражданке, которую снял на месяц, Стас завел В Контакте новую страницу и забил в поиск Светлану Байкалову. Конечно, шанс, что та снова не пошлет его в пеший эротический тур, был минимальным, но он все-таки решил рискнуть.

Поиск предложил Светлану Комарову, в скобочках Байкалову. На фотографии была совсем другая девушка, совершенно не похожая на отвязную подружку Алены. Самая обыкновенная, вполне симпатичная. Ни пирсинга, ни демонического макияжа, ни торчащих дыбом иссиня-черных волос. Но возраст и школа совпадали.

Стас написал ей сообщение, настраиваясь на то, что будет доставать ее, пока та не согласится с ним поговорить. Или не заблокирует. Но на следующий день пришел ответ: «Позвони». И номер телефона.

Я просто должен узнать, что с ней все в порядке. Может, она вышла замуж — за того парня или за другого. Может, у нее уже есть ребенок. Неважно. Главное — что у нее все хорошо. Мне нужно это знать.

— Помнишь, где я живу? — спросила Света, когда он набрал ее номер. — Приезжай завтра. Я с десяти гуляю во дворе с ребенком. На детской площадке. Поговорим.

На следующее утро Стас приехал на Черную речку. Когда-то Байкаловы жили недалеко от него на Комендантском, но потом переехали, и Света училась уже в другой школе, в одном классе с Аленой. Новый адрес он узнал, когда забирал Лизу, чтобы познакомить ее с Карпом. Как странно все сплелось — ведь именно в тот вечер все началось с Аленой.

Света сидела на скамейке и читала что-то в телефоне, покачивая ногой темно-синюю детскую коляску.

— Привет, — сказал он и сел рядом. — Поздравляю.

— Спасибо! — Света поправила волосы, на пальце блеснуло обручальное кольцо. — Мальчик. Никита. Три месяца уже.

Повисла напряженная пауза.

— Ну, а а у тебя что? — наконец спросила Света, и Стас почувствовал, как шевельнулось раздражение.

— Послушай, мы будем говорить обо мне?

Лицо Светы стало упрямо-жестким.

— Притормози, Стас. Я понимаю, что тебе надо. Давай открытым текстом, без реверансов. Я — твоя единственная возможность встретиться с Аленой. Даже если ты найдешь ее как-то иначе, результат, скорее всего, будет совсем не таким, как ты рассчитываешь. Поэтому в твоих интересах перестать говниться. А я буду с тобой разговаривать, только если увижу, что это имеет смысл.

— Окей, — кивнул Стас. — Ты хочешь убедиться, что я стал хорошим мальчиком? А как ты узнаешь, что я не вру?

— А тебе смысла нет врать.

— Ладно. Открытым текстом так открытым. Живу и работаю в Англии. Третий год. Хореографом в театре. В Лондоне. Последнюю бабу за деньги трахнул в тот день, когда Алена обо всем узнала. Со стриптизом закончил после того, как съездил к ней в Будапешт. Потом был капитальный запой на месяц, но мне помогли из этого выбраться. Сейчас вообще почти не пью. Что еще? Другие бабы, бесплатные? Были. Клин клином, наверно. Так же, как и у нее. Я ее видел с парнем. Послушай, Света. Хочешь верь, хочешь нет, но мне от нее ничего не нужно. Когда я к ней приехал в тот раз, думал только о себе. Что мне плохо без нее, что я хочу быть с ней. Любой ценой. И ни одной мысли о том, что я могу ей дать.

— Что-то изменилось? — вскинула брови Света.

— Многое. Наверно, это звучит как-то… пафосно, не знаю. Сейчас я мог бы дать ей больше. Не в материальном плане. Не знаю, как это объяснить. Но мне важнее, нужно ли это ей. В один — не буду врать, что прекрасный — момент я понял, что ее покой и счастье для меня важнее своего. Очень банально. Поэтому я тебе и написал. Только для того чтобы узнать, все ли с ней в порядке.

Света задумчиво смотрела на него, покусывая щеку изнутри, отчего лицо ее забавно морщилось.

— Похоже, ты действительно изменился, Стас.

— Я тебе открою один секрет. Ты и так знаешь, кто я и что я. Еще один — уже без разницы. С этой работой в Лондоне мне помогла моя бывшая клиентка, англичанка. Я как раз тогда был в запое. Из дома выходил только в магазин за бухлом. Она меня нашла, приехала. И я ей все рассказал. Ее брат — главный постановщик в театре. Она позвонила ему, договорилась, что я пришлю свои деморолики. А потом, извини, расстегнула мне штаны. Мол, Стас, я же не благотворительная организация, за все надо платить.