Евгения Серпента - Господа гусары, молчать!

— Ну да, конечно, Венгрия не заграница. Какой смысл тогда здесь учиться?

Почему она приехала в Будапешт, Алена Злате не говорила. Вообще ни о чем личном. Ну да, был парень, расстались — вот и все.

А Янош действительно был очень даже хорош. Во всех смыслах. Насколько можно было судить по такому недолгому общению, да еще и на неродном для обоих языке. Он вполне мог бы ей понравиться. Хотя бы уже тем, что ничем не напоминал Стаса. Чуть выше среднего роста, довольно крепкий, накачанный, брюнет с короткой бородкой и ярко-синими глазами. Совсем другой типаж. В этом-то и был парадокс. Он мог бы ей понравиться, потому что не был похож на Стаса. Но не нравился именно поэтому — потому что это был не Стас.

Хотя нет. Не нравился — не совсем то слово. Янош Алене нравился. Она просто его не хотела. Со Стасом было иначе. Стоило его увидеть, просто подумать о нем — и желание накатывало такой мощной волной, что хоть на луну вой. Даже сейчас от одной мысли о нем внутри все замирало, и из глубины разливался знобкий, влажный жар, а сердце сбивалось в лихорадочную морзянку. На Яноша не реагировало ни сердце, ни другие места, заведовавшие темным удовольствием.

Как-то раз в начале октября они пошли вечером в Руины. Этот квартал нарочито маргинальных баров пользовался бешеной популярностью и у туристов, и у местных, поэтому в самые известные попасть удавалось не всегда.

— А что там? — спросила Злата, кивнув на скромную вывеску по соседству с баром, где не оказалось свободных мест.

Иштван и Янош переглянулись.

— Мы там не были, — сказал Иштван. — Но можем пойти. Думаю, вам понравится.

На входе гориллообразного вида субъект спросил их о чем-то.

— Игэн, — кивнул Иштван, обняв Злату за плечи.

— Чего он хотел? — спросила Алена.

— Спросил, с вами ли мы. Это женский стриптиз-клуб, и мужчин сюда без женщин не пускают.

Алене показалось, что с нее содрали кожу, а потом вывернули наизнанку, внутренностями наружу. Бросило в жар, потом в холод, закружилась голова. Подступила к горлу тошнота.

— Али, ты в порядке? — спросил, коснувшись ее руки, Янош: именно так сократили ее трудно выговариваемое имя.

— Да, — кивнула она. — Все нормально.

Клуб был маленький, тесный, но народу в него помещалось неожиданно много. Они сидели за столиком в углу, и Алену знобило, трясло мелкой дрожью, да так, что приходилось сжимать колени руками.

А потом на сцену вышел высокий темноглазый блондин с пластикой дикой кошки, и мелкая дрожь превратилась в крупную. На секунду ей даже показалось, что это Стас. Но нет, этот парень был старше, совсем с другим типом лица. И все же было кое-что еще. Алена почувствовала это чем-то глубоко внутренним, словно узнав хорошо знакомое. Его энергия была сфокусирована в одной точке. Он раздевался для девушки, которая стояла в углу, прислонившись к стене. Только для нее одной. Хрупкой, рыжеволосой, похожей на язычок пламени.

Здесь никто не интересовался, сколько кому лет, и Алена пила один за другим коктейли. Крепкие — судя по тому, как вызывающе смеялась Злата, подставляя шею поцелуям Иштвана. Но Алену не брало, как будто в бокале была вода.

Поздно ночью они вышли из клуба и, как обычно, разделились. Злата ушла с Иштваном, Янош провожал Алену домой. Обычно он доходил с ней до арки, в которой пряталась входная дверь, стоял молча пару секунд, как будто ждал приглашения. Потом целовал в щеку, желал спокойной ночи и уходил. Но сегодня словно прочитал что-то в ее глазах — улыбнулся чуть насмешливо и поцеловал в губы. Крепко, властно. Как будто отказа быть не могло.

Алена думала, что поняла сразу: обратной дороги нет, все кончено. Но оказалось, эта уверенность была тонкой пленкой, под которой пряталось — что? Надежда? Несмотря ни на что? И вот теперь, после стриптиза, после этого поцелуя Яноша, ее накрыло тяжелое и неумолимое, как могильное плита. Острое и окончательное, как лезвием по венам.

Никогда…

«Каркнул ворон: Nevermore…»

Если не Стас, то какая разница — кто?

Скрипучий лифт, которому, наверно, исполнилось лет двести, поднимался на четвертый этаж медленно, с одышкой. Янош продолжал целовать ее, прижав к стене, руки пробрались под плащ, легли на грудь. Алена отвечала на его поцелуи, тщетно пытаясь найти, нащупать то волшебное, как шепот феи: «Полетели!»

Это был хороший секс. Нет, не так. Это был очень хороший секс. Великолепный. Долгий, бурный, с сумасшедшим оргазмом. Но в нем не было главного. Той черной магии, которая связывала их со Стасом в единое целое еще до того, как он входил в нее. Близость тел, физическое удовольствие, не более того. И тоска потом. Вялая, мутная, похожая на нудный осенний дождь.

Когда на следующий день они с Яношем пришли на занятия вместе, Злата спросила ехидно:

— И что? Стоило столько времени кобениться?

Жить вместе они не планировали, да и ночь вместе проводили далеко не каждую. Все было достаточно спокойно, что Алену вполне устраивало. Боль не проходила, легче не становилось, хотя она научилась с ней жить. Притерпелась. Но однажды ночью, когда Янош был особенно нежным и страстным, вдруг вспомнилось, совершенно некстати, как стояла во дворе дома на Комендантском. Стояла и смотрела на освещенные окна. И думала: хотя бы еще один раз, всего один. И так безумно, до стона, до искусанных в кровь губ, захотелось окунуться в глубину совсем других глаз. Почувствовать ласку других рук и другие поцелуи…

Она сама испугалась этих мыслей.

Нет! Не думать об этом! Этого не будет больше никогда. Nevermore! То, что есть, — то и будет.

На следующий день после занятий они вчетвером собирались сходить куда-нибудь. Посидеть, выпить, потанцевать. Вышли из университета, обсуждая лекцию, и вдруг Алена остановилась, словно увидела призрак. На скамейке сидел Стас.

Сначала она подумала, что ей снова мерещиться. Как в первый месяц после разрыва, когда он чудился ей на каждом шагу. Или как в те несколько дней, когда уезжал куда-то. Черт, да никуда он не уезжал, кувыркался с очередной бабой за деньги. Алена встряхнула головой, но Стас не исчез. Наоборот, встал со скамейки, глядя на нее.

— Али, что случилось? — спросил Янош.

— Боюсь, сегодня вам придется обойтись без меня. Это мой бывший. Не представляю, откуда он взялся и что ему надо, но лучше мне все это выяснить.

— Не самая лучшая идея, — Янош нахмурился.

— Не волнуйся, — она коснулась его руки. — Все будет в порядке.

Она подошла к Стасу и остановилась.

Ну что, напросилась, идиотка? Вот и расхлебывай теперь. Похоже, мироздание прислушивается к твоим просьбам, не особо вникая, насколько это нужно.

Ее разрывало пополам, как газетный лист. Все, что немного улеглось, притупилось, успокоилось, снова взбаламутилось так, что захотелось выплеснуть это в крик, в дикий звериный вой. Она села на скамейку и закрыла глаза, чтобы его не видеть, но это не помогло.

— Алена, — она почувствовала, как он коснулся ее пальцев — робко, неуверенно. И спросила обреченно:

— Что тебе надо, Стас? Зачем ты приехал?

Он молчал, и Алена открыла глаза. Стас смотрел себе под ноги. Потом перевел взгляд на нее.

— Я не знаю. Столько времени искал тебя, представлял, как мы встретимся, думал, что сказать. А сейчас — не знаю. Оправдываться, объяснять что-то? Да нечего объяснять. Что бы я ни сказал, все будет жалко и… не знаю. Все ведь правда. Да, нужны были деньги матери на операцию. Поэтому и стриптиз, и твоя мать — она самая первая была. Можно было как-то по-другому найти. Но взял то, что само в руки шло. А когда она умерла, стало все равно. Стриптиз мне нравился, это у меня хорошо получалось. Остальное — уже по инерции. С тобой… Я согласился только потому, что она все равно нашла бы кого-то другого. И совсем не факт, что у тебя остались бы хорошие воспоминания. Ей же вперло это в голову, я не смог ее переубедить. А потом… кто же знал, что все так сложится. У нас.

— Замолчи! — крикнула Алена, снова тряхнув головой так, как будто хотела избавиться от его слов. — Не хочу ничего слышать. Зачем ты приехал? Я только начала в себя приходить, и теперь все снова. Ты не представляешь, что ты со мной сделал. Господи, как же я тебя ненавижу! Я могу понять то, что ты делал. И стриптиз, и даже проституцию. Мать есть мать, не у всех такая, как у меня. В такой ситуации люди плохо соображают. Так что понять — могу. Но не принять, Стас! И простить не могу. Вранье твое. Или ты думаешь, что умолчание — это не вранье? Господам гусарам приказали молчать, они и молчат себе?

Стас молчал — как господа гусары. Твою мать, долбанные господа гусары!

— Не стоило тебе приезжать, — уже спокойнее сказала Алена. — Просто прими это — ничего больше не будет. Никогда. Я выхожу замуж.

Да, это тоже было вранье, никаких разговоров о будущем у них с Яношем не было. Даже о чувствах. Но какая разница? Со всех сторон одна ложь — так почему она должна стесняться?

Стас молча кусал губы. Лицо его побледнело настолько, что глаза казались почти черными. Он встал, и Алена машинально поднялась тоже. Глядя на нее исподлобья, Стас монотонно, тихо продекламировал:

— Что ты несешь? — застонала она.