— Вот ведь хохма получилась. Ты ему заплатила, чтобы он со мной переспал, а у нас вдруг все по-серьезному вышло, хотя и не сразу. Ну надо ж так облажаться-то! Похоже, он тебя даже за деньги не хочет, вот умора. А теперь ты как-то узнала, что мы вместе, и решила страшно отомстить. Ну что, довольна? Полегчало?

Алена смахнула со стола чашку, та упала, разбилась, брызги кофе полетели на Инну.

— Ты даже не сука, мамочка, — сказала она с ледяной улыбкой, поднимаясь. — Потому что суки любят своих щенков. Умирать будешь — не приду. Ты для меня уже умерла.

Достав из сумки ключи, Алена швырнула их на пол и вышла. Лифта долго не было, и больше всего она боялась, что мать откроет дверь и еще что-то начнет говорить. Этого она бы уже не вынесла. Наконец лифт подъехал. Зайдя в него, Алена уткнулась лбом в холодную металлическую стену и застонала.

Боль была такая, как будто на самом деле разрывало в клочья. Грудь словно железная лапа стиснула, не давая дышать.

Вот и все, повторяла она, вот и все…

Она вышла из парадной, и Стас схватил ее за руку.

— Не трогай меня, — сказала она спокойно, почти весело. — Не подходи ко мне. Никогда!

— Алена, она смотрит в окно.

— Ах, вот как?

Алена подняла голову — мать действительно стояла у окна кухни и смотрела, отодвинув занавеску.

Схватив Стаса за рубашку на груди, — рубашку, которую сама вчера ему гладила! — Алена притянула его к себе и впилась в губы — зубами, сильно, с желанием причинить боль. Обняла за шею, просунула руку под воротник, ногти вонзились в кожу, глубоко, до крови. На губах, на языке тоже чувствовался привкус крови. Стас то ли опешил от неожиданности, то ли терпел, подыгрывая ее спектаклю.

Оттолкнув его, Алена открыла дверцу машины, села на пассажирское место, откинула голову на спинку. Стас сел рядом, завел двигатель.

— Алена…

— Заткнись! Нет. Только одно слово. Все, что она сказала, — правда? Что ты парень по вызову, что ты ее трахал все это время, что и со мной в первый раз — за деньги? Да или нет?

— Да…

— Да, господа гусары о многом умолчали… Поехали!

— Куда, к тебе?

— В Осинку.

— Адрес скажи.

Алена сказала адрес и закрыла глаза.

Боже, пусть это будет кошмарный сон. Позволь мне проснуться!

Стас всю дорогу молчал. Всего один раз Алена открыла глаза и искоса взглянула на него. Он смотрел прямо перед собой, с застывшим лицом. Как же она его любила — даже сейчас. И от этого было еще больнее. Просто невыносимо!

Уже перед поворотом на Осиновую рощу Алена подумала, что отца и Светы может не быть дома. Плевать. Лучше на крыльце сидеть и ждать, чем домой. Жена отца ей никогда особо не нравилась, но лучше уж с ними, чем одной.

Стас свернул с шоссе на узкую улочку, затормозил перед воротами.

— Алена, послушай…

— Стас, замолчи! Что бы ты сейчас ни сказал, это уже ничего не исправит. Это уже невозможно исправить. Я очень сильно тебя люблю, но всему есть предел. Я с этим справлюсь. Не звони мне. И не пиши. Я не хочу тебя видеть. Никогда.

Она вышла из машины, позвонила у ворот. Замок щелкнул, и Алена пошла к крыльцу, даже не обернувшись.

— Алена, что случилось? — Света встретила ее в дверях.

— Можно мне войти?

Стоило ей войти в прихожую, и запас прочности кончился. Она буквально сползла по стене на пол, уткнулась лицом в колени и разрыдалась так, что Света испугалась. Села рядом с ней, обняла, и Алена, неожиданно для себя, все ей выложила.

— Ну, тише, тише, — Света обнимала ее за плечи, покачивая, как ребенка. — Все пройдет. Пойдем, пойдем.

Она отвела Алену в комнату, где та иногда ночевала, уложила на кровать.

— Может, тебе выпить?

— Спасибо, Свет, не хочу.

— Тогда давай я тебя снотворным подколю, поспишь немного. Отец придет — я ему сама все расскажу. Не бойся, я же его знаю. Расскажу так, чтобы он не ломанулся твоему парню шею свернуть.

Уже погружаясь в тяжелый черный сон, Алена подумала, что лучше бы ей вообще не просыпаться.

23

Когда-нибудь, возможно, это случится. «Йес, сэр», — скажет офицер и нажмет на кнопку. Всего несколько минут, и мир перестанет существовать. Стас совершенно не представлял себе алгоритм уничтожения мира, но сразу подумал об этом, когда прочитал сообщение Инны.

Еще можно было опередить ее на шаг. Рассказать Алене обо всем самому. Шансы удержать ее после этого? Нулевые. Попытаться договориться с Инной? Что она с него потребует? Регулярный бесплатный секс? Или расстаться с Аленой в обмен на ее молчание? Что он мог выкатить против нее? Да ничего. Обратный шантаж — смешно. Инна Как-там-ее-по-отечеству платила за секс? Ну и кому это интересно? У каждого свои причуды. Иногда легче заплатить за качество, чем найти что-то годное бесплатно.

Пообещать свернуть ей шею? Убедительно не получится, потому что ни одной женщине он еще физической боли не причинил. Если не считать, конечно, мазохистку Олю. И вообще не считал это для себя возможным. Да, иногда хотелось, даже очень. Но хотеть и мочь не одно и то же.

Его считали жесткой, циничной сволочью — слышал о себе такое. И в глаза говорили, и заспинное передавали. Нисколько не задевало, потому что во многом это было правдой. Во всяком случае, по отношению к тем людям, которые его не интересовали. А интересовали единицы. Да, были те, от которых он так или иначе зависел, но с ними старался держаться дипломатично. Остальные… по большому счету, всего три человека когда-либо по-настоящему имели для него значение, и двоих из них уже не было на свете. Но то, что было связано с Аленой, делало его уязвимым. Она была его слабым местом. Как мягкое пузо у ежа.

Идти к Инне? Или нет? Стас не сомневался, что итог будет один. Если она узнала о них с Аленой, то ее уже ничто не остановит. И все же решил рискнуть. Хотя бы для того, чтобы выяснить, чего она от него хочет. Но ему и в голову не могло прийти, что это будет ловушка. Примитивный капкан.

В полдень у него была встреча с очередной клиенткой. Да, вот так — из постели с Аленой в постель женщины, на которую бесплатно даже не взглянул бы. И каждый раз теперь это давалось ему все с большим и большим трудом. Так почему бы не покончить со всем разом? Ответа на этот вопрос у Стаса не было. Как будто обреченно катился по инерции в пропасть, даже не пытаясь уцепиться за что-то. Как в греческой трагедии — рок, фатум, с которым невозможно бороться. Или это были всего лишь отмазки — чтобы ничего не решать?

Выйдя от Натальи, он увидел в телефоне значок пропущенного вызова. Алена. Набрал, но номер был недоступен. По правде, не хотелось разговаривать с ней до того, как встретится с Инной. Оставалось еще почти три часа, и Стас поехал в автосервис: хоть чем-то убить время.

Она встретила его в халате, растрепанная, как будто только что встала с постели. Неужели на что-то рассчитывала?

— Давай кофе выпьем и поговорим, — предложила весело, как будто разговор предстоял забавный и приятный.

— Говори, что хотела, и я пойду, — Стас остановился в прихожей.

Инна молча повернулась и пошла на кухню, и ему пришлось последовать за ней. Она неторопливо насыпала в джезву кофе, налила воды, поставила на плиту. Села за стол, положив ногу на ногу — полы кимоно разошлись, обнажив то, что Стас предпочел бы больше не видеть. Да что там, вообще никогда не видеть.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я тебя трахну, раз уж пришел? — спросил он, сев напротив.

— Я же написала, что никакого секса. Хотя это, наверно, было бы прикольно.

— Не вижу ничего прикольного. Инна, что тебе надо?

Она не отвечала. Закурила, сделала несколько затяжек, положила сигарету на блюдце. Разлила кофе по чашкам, села обратно.

— Ну, расскажи, как ты живешь? Сколько мы уже не виделись?

— Твою мать, мы будем о жизни разговаривать?

Инна взглянула на часы, медленно размешала в чашке сахар. Снова посмотрела на часы. И вот тут до Стаса дошло. Как до жирафа. И он даже дернулся встать, но тут в замке повернулся ключ…

Когда Алена обняла его — под окном, чтобы видела Инна, — у него на мгновение промелькнула шальная мысль. Может, не поверила? Или, может, ей наплевать на все — лишь бы быть с ним? Но кровь из прокушенной губы, острая боль в плече, куда все сильнее впивались ногти Алены, — это был ответ. И захотелось, чтобы боль эта была еще сильнее. Чтобы заглушила ту, которая разрывала все внутри.

Если бы только она захотела его выслушать!

А впрочем, даже если бы и захотела — что? Понять? Простить? Смог бы он на ее месте? Да он даже представить себя на ее месте не мог.

И все же Стас попытался. Но пришлось ответить на ее вопрос. Да или нет… И все.

Алена, нежная, хрупкая, вдруг оказалась такой сильной, что он почувствовал себя… Права была Инна — он жалкий трус. И всегда был таким. Трус и слабак, который только пыжился изображать из себя крутого.

А что сделал бы трус и слабак? Покончил бы с собой? Да ну, для этого тоже нужна хоть какая-то решимость. Позвонил в клуб и сказал, что заболел. Самохин был где-то за границей, а управляющий Стаса, кажется, побаивался — во всяком случае, слова поперек не сказал.

Вернувшись домой, он напился в такую дымину, как еще никогда в жизни. И, кстати, последним смутным воспоминанием, перед тем как нырнуть в черный алкогольный омут, был бритвенный станок в руках: удастся ли разломать и вытащить лезвие?

А почему бы нож на кухне не взять? Все тупые? Да, Стасик, такие же тупые, как твоя никчемная жизнь. Как ты сам. Давай, вперед. Жить не мог по-человечески и умрешь, как мудак. Искать тебя никто не будет. Когда начнешь вонять так, что потянет в вентиляцию к соседям, приедет полиция и труповозка. А ты будешь плавать в ванне в загнившей кровище — белый, разбухший. И вялый член — как водоросль. А когда об этом узнает Алена…