Ее волосы рассыпались по его руке. Гладкая шелковистая кожа матово поблескивала в сумраке лунной ночи, спина чуть заметно выгибалась с каждым вдохом и выдохом. Она спала на животе, лицо ее было повернуто к Артему, а рука лежала в его ладони.

Стараясь не разбудить, он прикрыл ее рубашкой и, тихонько откинув волосы со лба, всмотрелся в лицо Ольги. Да, она была младше его, определенно лет на десять или чуть меньше. Сейчас, когда она отдыхала, черты ее лица стали удивительно спокойными, чистыми — совершенными. Неужели всего час назад она, горячая от страсти, задыхалась в его объятиях и не могла насытиться им? Но ведь это было! При воспоминании об этих мгновениях Артема вновь охватило желание. Когда он только заметил ее в вертолете, даже когда впервые держал ее в объятиях, то и предположить не мог, что их близость будет настолько прекрасна и удивительна.

У Артема было много женщин, но только с Ольгой он получил такое наслаждение.

И конечно же ему очень хотелось узнать, испытывала ли она нечто подобное с другим мужчиной, с мужем, к примеру, или с любовником. Он не сомневался, что у такой красивой женщины обязательно должен быть любовник, особенно у одинокой женщины… И догадывалась ли она, что с ним, с Таранцевым, такое возможно? И почему вдруг она, элегантная и независимая и, по всей видимости, состоятельная женщина, перешагнула через общепринятые приличия, через здравый смысл и всего па шестые сутки их знакомства подарила ему эти мгновения счастья и любви? Что побудило ее?

Жалость, сострадание, а может, страх, растерянность, неуверенность в том, доживут ли они до завтрашнего вечера, до нового свидания? Или же ее безошибочная женская интуиция подсказала ей, что им предстоит пережить минуты неповторимого, почти сказочного блаженства вдвоем?

Он с нежностью провел ладонью по ее волосам.

Ольга все еще спала в той же позе, не вынимая руки из его ладони.

— У тебя так бывает со всеми? — прошептал Артем едва слышно. — Или только со мной?

Он совершенно не надеялся на ответ, который хотел бы услышать. Но ему отчаянно хотелось быть исключением в се жизни… Артем погасил окурок.

Он уже успел по ней соскучиться, но пора было возвращаться в лагерь, пока их не спохватились и не отправились на поиски.

— Эй, — тихо позвал он, чуть сползая вниз, так, чтобы их лица оказались совсем рядом. — Э-эй, — повторил он и погладил ее по спине, — просыпайся!

— М-м-м? — сонно пробормотала она, но тут же открыла глаза и, потянувшись к нему, обхватила его руками. — Артем, так не хочется возвращаться. — Потом осмотрелась уже более осмысленным взглядом и виновато сказала:

— Прости за все, что наговорила тебе сгоряча.

Он улыбнулся и поцеловал ее в щеку:

— Нет. Это ты прости, поначалу я вел себя как законченный негодяй.

— У тебя были на то свои причины.

Он повернулся, нашарил в темноте одежду и принялся одеваться. Закончив, вскочил на ноги.

— Ты не против, если я уйду первым? Мне надо каким-то образом отвлечь их внимание. Пожалуй, я извинюсь перед Евгением и Сергеем. Кажется, я их совсем заездил.

— Ты прав. Они работают больше всех, а ты набросился на них с упреками, причем необоснованными, когда разладился камнемет.

Артем покаянно вздохнул:

— Я знаю. Просто сорвался. Я был в жутком состоянии. Но я и вправду извинюсь перед ними.

Одевшись, Ольга тоже поднялась с земли и сказала:

— А лучше всего просто пойти и помочь им.

— Хорошо, я сейчас пойду, — сказал он послушно, думая уже о другом. Неужели она все-таки решилась его полюбить или это обыкновенный каприз красивой и избалованной бабенки? Он не верил, что его можно полюбить, но Ольга улыбнулась ему, и он с облегчением понял, что все будет хорошо, по крайней мере в ближайшие несколько часов.

— Знаешь, — сказала она, — я все-таки провожу тебя немного, а ближе к убежищу разойдемся в разные стороны. Я пойду навещу Надежду Антоновну. Сейчас ее очередь дежурить.

Они взялись за руки и пошли по едва заметной тропинке между камней. Ольга чувствовала, как поднимается и растет в се груди волна огромного счастья. Теперь она знала, что ошибалась, когда думала, что Артем не для нее. Нет, это был как раз тот мужчина, с которым она, не задумываясь, разделила бы жизнь до конца дней своих. Только вот много ли их осталось, этих дней?

Ольга поцеловала Артема, потом он ее, и они разошлись, не доходя до убежища. Когда его темный силуэт почти скрылся за камнями, она вдруг вспомнила о его порванной рубашке и крикнула:

— Я хотела заштопать дырку!

— Завтра! — весело крикнул он в ответ и зашагал туда, где не покладая рук работали Шевцов, Малеев и Рыжков.

Глава 27

Переход через перевал занял в общей сложности более пяти часов, и, хотя Павел и Синяев окончательно вымотались, Незванов не позволил им ни разу остановиться.

— Мы должны до темноты спуститься как можно ниже в долину. Нельзя оставаться на высоте без палатки и дров.

Павел с трудом изобразил на лице улыбку. Дмитрий, похоже, не признавал полутонов. Для него — либо хорошо, либо плохо. Он продвигался как машина, опустив голову, время от времени дергал за веревку, чтобы привести во вменяемое состояние Синяева, и практически не разговаривал, лишь изредка взмахивал рукой, указывая направление, в котором они должны были следовать дальше.

Подняв Синяева за шиворот, Павел устало вздохнул:

— Ладно, веди нас, Сусанин, дальше.

С перевала хорошо просматривалась цепочка больших и малых озер, окруженных невысокими лесистыми сопками. Их путь лежал мимо этих озер, но, судя по карте, те соединялись друг с другом протоками, и Павел подумал, что можно попробовать соорудить плот и что это значительно сократило и ускорило бы их путь до поселка.

Долгий и трудный спуск по снежнику почти не остался в памяти Павла. Видно, как и Синяев, он вошел в состояние полной отрешенности и автоматизма. Они шли в связке за журналистом, как псы на поводке, подчиняясь рывкам веревки и резким окрикам Дмитрия, когда тот или другой вдруг садились на снег либо спотыкались о камень. Павлу казалось, что его руками и ногами двигает кто-то посторонний, и он молил Бога лишь об одном — избавить их от серьезных препятствий, потому что тогда он не выдержит и сломается, как Синяев.

Снег был плотный, покрытый толстой коркой наста. Ноги их то и дело скользили, к тому же Синяева почему-то все время заносило в сторону.

А однажды они все трое даже покатились вниз, и только быстрая реакция Дмитрия, успевшего закрепить ледоруб, не позволила им сорваться с обрыва метра три высотой.

Наконец с великим трудом они взобрались на невысокую каменную гряду, с которой озера казались совсем близко — километрах в двух-трех, рукой подать, и замерли в разочаровании. Гряда заканчивалась приличным скальным карнизом и обрывалась метрах в тридцати внизу. Обрыв тянулся в обе стороны насколько хватало глаз.

«Вот и все, — подумал Павел с отчаянием, — здесь нам ни за что не спуститься».

Но Дмитрий и тут не потерял надежды. Показав рукой влево, сказал:

— По-моему, там обрыв понижается. Пошли, но держитесь подальше от края пропасти.

Они направились вдоль обрыва. Сначала немного вверх, потом действительно вниз. Дмитрий зашагал быстрее, все чаще и чаще обеспокоенно поглядывая в сторону перевала.

Наконец он повернулся к Павлу и крикнул:

— Надо спешить, погода меняется! Чувствуешь, ветер подул, и тучи опускаются вниз. Как бы снег не пошел.

Павел глянул в пропасть, и у него закружилась голова — от высоты, от усталости, и от голода тоже, потому что они ни разу сегодня основательно не поели. Внизу клубился и густел туман, сверху наползали серые лохматые тучи. Он зябко поежился.

Неужели им придется ночевать среди этих жутких скал, и еще неизвестно, сумеют ли они пережить непогоду, если застрянут здесь. Он быстро отошел от края и сделал несколько шагов вслед за неуклюжей фигурой Синяева. И поскользнулся…


От резкого рывка веревки Дмитрий чуть не перекувырнулся через голову, но вовремя упал на спину, автоматически всадив в снег ледоруб. Краем глаза он заметил, как Павел взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, но упал и заскользил к пропасти. Он тщетно пробовал остановиться, цепляясь за снег, и в мгновение ока перекатился через край и полетел вниз, отчаянно вскрикнув.

Синяев тоже упал. Он забарахтался в снегу, завертел недоуменно головой. Видно, рывок веревки привел его на некоторое время в чувство. Но только на короткое время, потому что уже в следующее мгновение он попытался встать на четвереньки и потянул тот конец веревки, что связывал его с Дмитрием, на себя.

— Лежать! — заорал Дмитрий что есть мочи. — Не двигайся!

Синяев замер, потом глянул вниз и завопил как резаный.

— А, чтоб тебя! — выругался Дмитрий и огляделся.

К счастью, в полуметре от него торчал из снега каменный выступ. Раздумывать было некогда.

Незванов размахнулся и забросил свободный конец веревки за выступ, подтянулся и ухватил его правой рукой. Дважды обмотал веревку и сел верхом на камень. Синяев закричал еще истошнее: веревка натянулась как струна и, видно, крепко его сдавила.

— Осторожнее тяни веревку на себя и ползи ко мне! — приказал Дмитрий. — Попробуем вытянуть Павла!

Синяев, как до этого Дмитрий, лег на спину и потянул веревку. Павел был внизу вне их поля зрения, но, судя по натяжению, не сорвался, а болтался под карнизом.

— Тяни! — повторил Дмитрий. — Не бойся, я страхую!

— Не могу! — закричал Синяев. — Меня сейчас передавит веревкой пополам!

— Кому говорю, тяни! — заорал Дмитрий не своим голосом. — Не сдохнешь! А если погибнет Пашка, я тебя собственными руками сброшу вниз!

Синяев злобно посмотрел на него и, пробурчав что-то нечленораздельное, вдруг стал развязывать веревку на поясе. Замерзший узел не поддавался, он матерился сквозь зубы, но продолжал ковыряться в узле, и Дмитрий понял, что если этот мерзавец сейчас отвяжет веревку, то ему одному на голом скользком склоне Павла не удержать.