— Папа, — Геля старалась чтоб голос ее не дрожал, но у нее не получалось, — ну что ты такое говоришь?

Слезы закипали в глазах, и предательский комок мешал дышать. Какое-то чувство обреченности и неизбежности поселилось внутри. Словно знание, что все скоро кончится.

— Геля, я должен тебе рассказать… Когда-то давно, еще до твоего рождения, у меня была семья. Жена и трое сыновей — Эдуард, Герман и Всеволод. Старшему сейчас тридцать семь лет. Они твои родные братья, Ангелочек. Я никогда не рассказывал тебе о них — не считал нужным. А еще мне было стыдно, и я боялся, что ты осудишь меня за то, что я бросил свою семью, своих детей… родных детей… Оставил их из-за другой женщины… Да, Ангелочек, из-за твоей матери. Она тогда только окончила институт и устроилась ко мне… стажировалась на какую-то управляющую должность. Она была похожа на тебя — такая же белокурая и хрупкая, трогательно-невинная… так мне казалось тогда.

Как говорится — седина в бороду, бес в ребро. Этот ее ангельский вид совершенно меня очаровал. Я тогда не знал, что за душа прячется под маской невинности и простоты. И эта очаровательная улыбка, и румянец смущения, и хлопанье ресниц — все это было рассчитано на меня, старого дурака, и я попался на эти трюки как мальчишка. Мне друзья говорили, что я с ума сошел, что ей от меня нужны только деньги, но я не слушал. Ну, как могли врать эти чистые голубые глаза? Оказалось — могли…

Отец на минуту замолчал, вспоминая что-то или давая дочери переварить услышанное.

— Я бросил семью, — продолжил он наконец, — развелся с женой, оставил ей все: бизнес, недвижимость, деньги… Мне было стыдно, что я оставляю ее одну с тремя детьми на руках. Хотя старшему тогда вот-вот должно было исполниться восемнадцать. В общем, я откупился от них, да…

Мы переехали в другой город, мне все пришлось начинать сначала. Денег не хватало, времени тоже, и твоя мать видимо разочаровалась во мне. Она родила ребенка, тебя, Ангелочек. А потом, прихватив с собой всю наличность, сбежала в неизвестном направлении, оставив тебя, и больше я ее не видел никогда.

Это меня Бог наказал за то, что я оставил семью и если бы не ты, доченька… Моя единственная радость…

Из уголка глаза мужчины скатилась слеза, которую Геля вытерла своей ладонью.

— Папа…

— …Теперь я покидаю и тебя. На сей раз не по своей воле и оставляю тебя совсем одну, моя девочка. Поэтому я сделаю то, что единственное могу для тебя сейчас сделать. Все будет хорошо Ангелочек мой и прости меня…

Через несколько минут после этого разговора отец впал в забытье и, не приходя в сознание, перед рассветом умер.


На следующий день пришел адвокат, занимающийся отцовскими делами много лет, и сообщил девушке, что Виктор Эдуардович оставил ей в наследство некую солидную сумму денег, а так же свой бизнес, недвижимость и прочее имущество. С одним лишь только условием — всем этим она сможет распоряжаться после замужества, а до тех пор должна будет переехать жить к своим братьям.

Когда Геля непонимающе спросила, почему отец распорядился ее жизнью именно так, пожилой юрист объяснил, что Виктор Эдуардович больше всего на свете боялся, что после его смерти, имея на руках целое состояние, которым девушка просто не сумеет правильно распорядиться, она может стать жертвой или нечистого на руку охотника за приданным или еще кого похуже. А ее братья — солидные уважаемые люди. Они смогут защитить девушку и выбрать ей достойного спутника жизни.

— Ангелина Викторовна, — участливо похлопал по ее руке адвокат, — вы не переживайте. Ваш отец незадолго до смерти разговаривал с вашими братьями. Они отнеслись к его просьбе очень доброжелательно. Я бы даже сказал, с радостью. Ведь вы им родная младшая сестра, а они ничего не знали о вашем существовании. Телеграмму о смерти Виктора Эдуардовича я уже отправил, скорее всего, завтра вы уже сможете с ними познакомиться.

Однако на похороны не пришел ни один из братьев Ангелины. Все трое сослались на невозможную занятость, выразили соболезнования и пообещали встретить Гелю с самолета, как только она прилетит. В общем, повели себя как совершенно чужие люди.

Девушка поверила в эти притянутые за уши причины. А разве у нее был другой вариант? Как она могла анализировать поступки других людей, которых в глаза ни разу не видела? Но все же эта ситуация сидела в сердце маленькой занозой и точила-точила ее.

Как можно было не проводить в последний путь собственного отца? Как можно было потерять единственный шанс выразить ему свое прощение? Девушка никак не могла понять.

В доме было тихо. Любовь Михайловна после поминального обеда собрала свои вещи, расцеловала плачущую Ангелину и покинула стены дома, в котором отработала несколько лет, став для хозяев не просто прислугой, а практически членом семьи. Сегодня ночью девушка ночевала в большом доме совсем одна. Ей было немного жутко. Тишина давила на уши и в безмолвии темноты ей мерещились несуществующие шорохи и скрипы. И в тот момент Геля, наконец, позволила себе в полной мере осмыслить и принять то, что на самом деле ее мать не умерла… Что она, оказывается, бросила ее… сбежала…

Не то чтобы Ангелина недополучила в детстве материнской любви — отец дал ей все и сумел компенсировать даже отсутствие женской ласки, столь необходимой каждой девочке. Но тот факт, что в ее жизни, всегда казавшейся идеальной и правильной, открылся такой скелет в шкафу, встревожил девушку. Смутное понимание того, что жизнь на самом деле гораздо сложнее, что и ее может коснуться та грязь, от которой ее всегда защищали и оберегали, начало зарождаться в душе.

Уснуть удалось лишь под утро, при включенном телевизоре и ночнике. Вернее девушка не уснула, а просто отключилась от физического и эмоционального истощения. Перед сном в Гелиной усталой голове воцарилась апатия и равнодушие к своей дальнейшей судьбе — будь что будет, она сопротивляться не станет. Раз отец так решил, раз на то была его последняя воля, значит, так будет лучше для нее.

Ведь отец наверняка знает своих сыновей и если бы он знал, что они смогут причинить любимой дочери вред, он бы никогда ее к ним не отправил.

Глава 2

— Ну что, во сколько там приземляется самолет нашей маленькой сестрички, прости Господи… — Всеволод Мелехов откинулся в кресле и посмотрел на старших братьев.

Эдуард и Герман посмотрели друг на друга, Эдуард покачал головой, а Герман, повернувшись к младшему брату, проговорил:

— А тебе, видимо, все это кажется смешным, да? То, что в нашем доме поселится неизвестная особа, а мы должны будем опекать ее до замужества, да еще и искать ей подходящую партию, забыв о том, что это дочка той шлюхи, которая разрушила нашу семью?

— Герыч, да что ты так разволновался, в самом деле? — Младший брат стянул с рабочего стола Эдуарда какой-то документ и сворачивал из него «самолетик». — Что тебе сделала девчонка, которую ты в глаза ни разу не видел? В конце концов, мы можем проследить за тем, чтоб она удачно вышла замуж, а можем и не следить. Ее деньги — ее проблемы, не наши. Места у нас хватит. Не думаю, что она нас сильно обременит. Отец за свои грехи сейчас отвечает перед высшим судом…

Сева в театральном жесте крестил ладони на груди и посмотрел в потолок.

— Не богохульствуй, клоун, — в их разговор вмешался старший брат, — и не смей трогать мои документы.

Он разгладил смятый листок и убрал его в сейф.

— Он прав, Гера, — выдохнув, продолжил он, — девчонка действительно нам ничем не помешает. Все-таки она наша сестра…

— Тоже мне сестра… да мы ее в глаз не видели… — Герман нервно прикурил сигарету. — А вдруг она такая же… как ее мамаша.

— Разберемся на месте. Что толку гадать? В крайнем случае, отправим ее учиться куда-нибудь подальше… Вон, моя Альбинка учится в столичном универе и вполне довольна собой и своей жизнью.

Альбина, старшая и единственная дочь Эдуарда, действительно училась в Москве и домой наведывалась только на каникулы.

В кабинете на несколько минут повисло задумчивое молчание. Братья сидели каждый на своем месте и о чем-то думали.

Они были чем-то похожи, и совершенно разными одновременно. Эдуард — самый старший и рассудительный, был солидным бизнесменом, владеющим основной долей семейного бизнеса. Ему почти исполнилось сорок лет, и в его темно-русых волосах уже явственно проступала седина, а дородная фигура была обременена солидным брюшком. Герман — средний, был нервным мужчиной тридцати пяти лет с лысеющей макушкой. Герман никогда не отличался высокими моральными принципами, был желчным и завистливым. Тиранил свою тихую боязливую жену и частенько пропадал на закрытых вечеринках своих друзей-единомышленников. Ради достижения своих целей не брезговал методами, которыми не принято хвастаться. Всеволод, младший из братьев недавно отметил свой тридцатый день рождения и активно прожигал свою жизнь и семейный бюджет. К бизнесу его сильно не привлекали, так как старшие опасались, не в меру расточительных наклонностей братца. В офисе компании Сева появлялся исключительно для того, чтоб получить деньги. Нюансы появления этих денег в семье его не слишком заботили. Для того чтоб думать о делах у него были братья.

Мелеховы владели тремя крупными торгово-развлекательными центрами, расположенными в разных районах города. Многоэтажные здания из стекла, металла и бетона были излюбленным местом досуга горожан. Ведь здесь было все: кафе и рестораны, кинотеатры, детские зоны, и конечно множество салонов и бутиков разной направленности.

Двадцать лет назад, когда отец развелся с их матерью и сбежал в новую жизнь с новой женой, он оставил им сеть магазинов одежды. Сейчас, спустя годы, братья справедливо гордились собой и своими достижениями. Заслугу отца они воспринимали как хороший старт, который конечно помог им, но не являлся краеугольным камнем, заложенным в фундамент семейного дела.