Он возненавидел ее еще до того как впервые увидел. С того самого момента, когда вообще узнал о ее существовании. Ему в отличие от братьев, было наплевать на то, каким она может оказаться человеком. Самим своим появлением на земле она была перед ним виновата по гроб жизни. Его отец любил ее, растил ее, воспитывал ее, отдавал ей всю свою любовь и внимание. А ведь это принадлежало ему с братьями, и должно было принадлежать всегда. Эта маленькая сучка отняла у них все.

Но увидев, он возненавидел ее еще больше. И не потому, что она была совсем не такой как ее мать. Не потому что вопреки всему ее не за что было ненавидеть.

Он ненавидел ее за то, что она оказалась его сестрой. Именно она оказалась его родной сестрой, и это был какой-то чудовищный каприз судьбы.

Сначала он не мог понять, что за пожар сжигает его каждый раз, когда она оказывалась рядом, когда обоняния достигал ее аромат, когда слышал ее голос. И он ошибочно принял его за ненависть… только за ненависть. А то с чем она может быть замешана он и представить себе не мог.

Подозрения появились в тот день, когда случайно выглянув в окно, он увидел ее кружащейся под теплым летним ливнем. Когда струи воды стекали по ее гибкому телу, когда влажные волосы, изящными кудряшками облепили ее шею, когда намокшая и ставшая вдруг прозрачной майка не скрывала больше ее маленькую девичью грудь, открывая его взору всю ее юность и прелесть.

Он был ошарашен реакцией на нее своего тела, которое отреагировало совершенно неожиданно и странно — кровь прилила к низу живота, наливая силой его плоть. И вместе с желанием, в его душе вспыхнула такая всепоглощающая ярость на эту девушку, которая имела теперь власть над его душой. И которая никогда, никогда не будет принадлежать ему.

Он ненавидел ее люто, потому что желал ее страстно и понимал, что никогда не сможет ее получить.

А сегодня он слишком вспылил и возможно Геля начала догадываться об истинных страстях, сжигающих его.

Возмущению его не было предела, когда он понял, что сын его ослушался. А тот факт, что сестра причастна к проступку сына усугубила ситуацию. Ему не нравилось, что сын проводит так много времени с Гелей. Его это раздражало. Его раздражало, что Лешка смог стать ее другом, а он сам видел в глазах девушки только страх. И вот в тот момент, когда она в ужасе попятилась от него, словно он был ей врагом, словно он хотел причинить ей вред, он совсем лишился самообладания. Он кричал на нее, а она от страха готова была в стену вжаться, и он снова злился, на себя, на нее, на всю эту абсурдную ситуацию и выплескивал на нее свою ярость. Она была такая… тихая и робкая, как ребенок и это его с ума сводило по-настоящему.

Почему он не может удовлетворить свою страсть? Он ведь ни дня не думал о ней как о своей сестре. Он не видел, как она росла, между ними были лишь эти чертовы кровные узы. Но что будет, если он их перешагнет? Мир от этого не перевернется. Но тот пожар, терзающий его, сжигающий его изнутри, наконец, погаснет, и он найдет покой.

Глава 13

Геля проснулась на рассвете. Приоткрыла глаза и первое, что она увидела — силуэт Олега в проеме балконной двери. Он курил, облокотившись рукой о стену, и видимо смотрел куда-то вдаль. Девушка приподнялась на локтях, подтянула к груди одеяло и позволила себе любоваться им, в очередной раз отмечая, как он великолепно сложен.

Наглядевшись, она все же позвала его.

— Олег!

Мужчина обернулся и, потушив сигарету в тот же миг, вернулся в комнату.

— Привет. — Он забрался под одеяло и прижал Гелю к своей груди. — Ты что так рано встала?

— Я выспалась. — Геля обняла его и устроилась поудобнее.

— Выспалась? Когда успела? Вчера уснули поздно…

При напоминании о прошлой ночи, Геля зарделась и спрятала глаза. Сердце споткнулось, а в низу живота появилось тянущее чувство.

— Что? — Олег заметил, и теперь двумя пальцами приподняв ее лицо за подбородок, третьим осторожно погладил чуть припухшие от поцелуев губы. — Милая, что-то не так?

— Все хорошо. — Геля прикоснулась к его руке, держащей ее подбородок и, притянув ее к губам, поцеловала ладонь.

— Я вчера был сам не свой, Геля. Все как в тумане вспоминается — совсем голову потерял. Но одно я помню точно — ты сказала, что любишь меня.

— Я правда не выспалась. Пожалуй, досплю… — Геля попыталась повернуться к нему спиной, но сильные руки помешали ей это сделать.

— Позже доспишь… — Он взялся рукой за край одеяла, желая откинуть его к черту, желая снова увидеть ее, такой как вчера. Но девушка вцепилась в пеструю ткань, продолжая прижимать ее к груди.

— Геля, ты что? — Он взял ее лицо в свои ладони и заглядывал в глаза. — Ты стесняешься меня что ли, глупая?

— Нет, — девушка покраснела, но продолжала сопротивляться, — просто… не надо…

Олег резко дернул на себя одеяло и Геля, сжимавшая руками другой конец, упала прямо в его руки.

— Геля, — он опрокинул ее на спину и навис над ней, опираясь на локти, — маленькая моя, ты что забыла — я тебя вчера ночью прекрасно успел рассмотреть… И не только.

— Олег, я тебя прошу. Ты меня смущаешь, правда.

Мужчина вместо ответа прижался к ее губам. И когда она отвлеклась на его поцелуи, он медленно потянул вниз злополучное и порядком надоевшее ему одеяло. Не встретив сопротивления, отбросил его куда-то. Оторвался от ее губ и окинул взглядом ее обнаженное тело. Только он мог смотреть на нее так пронзительно, словно душу свою перед ней обнажал.

От утренней прохлады или от его взгляда, кожа девушки покрылась мурашками, а сама она наблюдала за ним, вцепившись руками в смятые простыни. Олег провел ладонью по ее бедру, скользнул по талии, дрогнувшему от его прикосновения животику, накрыл рукой маленькую грудь. Пальцы ненадолго задержались на ямке под горлом, добрались до прикушенной губки, погладили ее…

— Ты… такая красивая, Геля. Поверь мне, нет тебя прекраснее.

В ответ она лишь робко улыбнулась и, погладив ладонью его щеку, притянула его ближе к себе.

Олег подмял девушку под себя и, не отпуская ее взгляд, снова погрузился в ее тепло.


* * *

— Ох, Сева-Сева… — Эдуард уронил голову на руки. — Ну, за что мне такое наказание?

Младший брат, понурившись и боясь поднять глаза, молча сидел рядом. Сегодня у него не было настроения шутить и забавляться над старшими.

— Где Олег?

— Не знаю. Трубку не берет.

— Мне кажется, у Олега в последнее время стало многовато выходных, не думаешь, Эдуард? — Герман задернул штору и, отойдя от окна, присел на краешек стола рядом с Всеволодом.

— Да причем тут, вообще, Олег? — Сева поднял на брата глаза.

— Замолчи, недоносок! Причем он или не причем… Только где его черти носили, когда ты свою долю в бизнесе в карты проиграл, идиот!

— Да кто его мне в няньки нанимал?

— Заткнись, Сева. — Герман закипал. — Он не должен был тебя покрывать и…

— Герман, успокойся. — Оборвал брата Эдуард. — Олег тут, правда, не причем. Что ты с больной головы на здоровую пытаешься свалить?

— Ты уверен? Может они вместе…

— Уверен. Этот парень работает у нас давно и еще ни разу не давал повода сомневаться в себе. В отличие от… — Мужчина проглотил очередное, готовое сорваться с губ ругательство и, вздохнув, одарил младшего таким взглядом, что Сева голову в плечи втянул, мечтая провалиться сквозь землю.

— И что будем делать? — Не поднимая глаз, поинтересовался он. — Ты заплатишь долг?

— Чем? Сева, ты же знаешь, у нас все деньги в обороте. Мы же строимся в другом городе, ты хоть раз себе вопрос задал, какую сумму мы вложили в строительство? Не-ет, тебя это не особо волнует. Лишь бы ты получал свои деньги вовремя и столько, сколько тебе нужно. На карточные игры.

Ты вообще понимаешь, за какую сумму нам теперь выставят наше собственное дело? Черт, да ты проиграл его в три раза дешевле, засранец.

Что теперь делать — ума не приложу. Свободных денег, тем более такой суммы, у нас нет.

— Слушайте, я придумал! — Сева поднял голову и с надеждой посмотрел на братьев.

— Придумал он. — Иронично хмыкнул Герман. — Предложишь отыграться? На мою долю? На братову? Есть еще безумные идеи?

— Нет, Герман, я серьезно. Мы же имеем право распоряжаться Гелькиным наследством?

В кабинете повисла тишина. Взгляды старших братьев устремились на Всеволода.

— Что если мы воспользуемся им, а потом, когда откроется новый центр, мы вложим все на место. Она не узнает. Не догадается даже. Сейчас ей деньги не нужны, в ближайший год нужны не будут, через год…

— Можно подумать об этом… Вообще, мысль не плохая. — Эдуард встал из-за стола и подошел к окну. — Вообще я, конечно, думал о состоянии сестрицы. Пока не было причин его тревожить, но думаю, в будущем оно могло пригодиться нам на развитие семейного дела. Найти бы только способ оставить его в семье. А то знаете, выскочит девица замуж за какого-нибудь предприимчивого паренька и прощайте денежки. Представьте, если Геля выйдет замуж за какого-нибудь солидного бизнесмена или банкира, за того, кому было бы интересно наше дело, и кто готов был бы инвестировать бизнес. После свадьбы он получает право распоряжаться капиталом сестрицы по своему усмотрению. Наши капиталы сливаются и вот у нас уже сеть не по области, о нет! Тогда мы сможем открывать магазины по всей стране. А там глядишь, переберемся в столицу.

А представьте, если Геля выйдет замуж за какого-нибудь свободного художника с богатым воображением и безумно талантливого, но с дырой в кармане.

— Ага, — подал голос, повеселевший от того, что гроза над головой его утихла, Всеволод, — или за рокпевца-кокаиниста. Представьте, наша девственница Геля и рокер-кокаинист…