– Значит так, – рыкнул главный, глядя на парня уверенно и злобно. – Мне наплевать, кто кого из вас о чем просил. В кассе было шестьдесят тысяч. Где они? – Его холодные равнодушные глаза уставились на Володьку, проколов его острыми стальными буравчиками. – Молчим? Тогда говорить буду я. Ты уходил, деньги были? – Он метнул повелительный взгляд на Поперека.

– Б-были, – слегка дрогнув, проговорил тот.

– Сколько? – еще жестче резанул хозяин.

Сергей смолчал, собираясь с силами.

– Сколько, я тебя спрашиваю? – с окаменелым лицом, медленно шевеля губами, еще тише произнес тот. – Говори!

– Шестьдесят тысяч, – не глядя Володе в глаза пролепетал побелевшими губами Поперек, и в этот момент Нестерову показалось, что земля уходит у него из-под ног.

* * *

За чередой дней, до минуточки расписанных предпраздничными хлопотами, никто не успел даже опомниться, как наступила долгожданная суббота. С самого раннего утра в доме Светланы царил переполох: подружки Алены помогали ей привести себя в надлежащий вид. И хотя подвенечное платье, примеренное заранее, и фата, и все остальное были приготовлены с вечера, но, как и водится в таких случаях, времени все равно не хватило.

Аленка ужасно нервничала, ей казалось, что завитые локоны лежат неровно, а фата, прикрепленная шпильками, держится настолько ненадежно, что может упасть в самый неподходящий момент. То шлейф платья был недостаточно длинным и узкие мысочки жемчужных шпилечек слишком выглядывали из-под него, то, наоборот, край расшитой материи слишком низко опускался на пол, грозя еще до дверей загса превратиться в грязную тряпочку.

На самом деле подол роскошного платья был обречен заранее, потому что, как водится, под Новый год в Москве всегда наступает оттепель и талый грязевой снег не щадит ни подвенечного наряда, ни банального удлиненного пальто рядового жителя города, не собирающегося подметать улицы пышными фалдами белоснежных одеяний.

Если вдуматься хорошо, то, как студенту всегда недостает для необходимой подготовки к экзамену одного дня, так и невесте для торжественного выхода все равно не хватит двух часов, во сколько бы она ни встала и на который час ни была бы назначена церемония, поэтому ничего удивительного не было в том, что, когда в дверь Нестеровых раздался звонок, оповещающий о приезде жениха и свидетеля, Аленка была не готова, даже не просто не готова, а, можно сказать, абсолютно не готова.

Оставив Аленку в комнате, девчонки ринулись в коридор, плотно преграждая дорогу так не вовремя появившимся гостям. В маленькой комнате вместе с подругой осталась только Марьяна, свидетельница со стороны невесты и проверенный годами безотказный боевой друг.

Маленькая, толстенькая, непоседливая и вечно неунывающая, Марьяна напоминала солнечного зайчика, до того она была светлой и радостной. Ярко-рыжие волосы доставляли своей хозяйке массу неприятностей, завиваясь непослушными колечками и вылезая из тщательно уложенной прически в разные стороны вредными торчащими вихорками, которым было ровным счетом наплевать на заграничные муссы и лаки. Единственное, что могло еще удержать их в повиновении, так это полулак-полуклей «Прелесть», известный еще с советских времен и фиксирующий волосы вместе с кожей головы. Курносый нос Марьянки был сплошь усыпан веснушками и походил на поле цветущих одуванчиков, а зеленые глаза придавали ее внешности неподражаемый колорит.

В комнате, где остались подруги, было слышно, как истово торговались девчонки, заламывая все новые и новые цены, и как свидетель жениха шел на всевозможные уловки и хитрости, выторговывая для своего друга хоть какие-то льготы. Алена стояла у зеркала, в последний раз поправляя фату, а Марьяна, опустившись на колени, наскоро зашивала в секретный кармашек нижней юбки пятак на счастье.

– Долго еще? – Алена взглянула на склонившуюся подругу и нервно прикусила нижнюю губу.

– Ровно столько, чтобы ты не потеряла свое счастье по дороге, – сверкнула глазами Марьянка и звонко рассмеялась.

– Ян, шурши иголкой поскорей, а то они сейчас войдут, а я тут стою с задранным подолом и занимаюсь всякими суеверными глупостями!

– Во-первых, суеверными, как ты говоришь, глупостями, занимаешься не ты, а я, а во-вторых, твой Ванечка совсем бы не был против, если бы ты этот самый подол и вовсе не опускала.

– Ну что ты такое говоришь? – фыркнула Аленка. – Ты просто язва, это у тебя врожденное, – констатировала она.

– Язва врожденная намного лучше язвы приобретенной, это я тебе как специалист говорю, – уверенно заявила Марьяна, – а ты бы помолчала, пока я с иголкой, а то память пришьем. На вот лучше возьми и зажми между зубами. – Она оторвала кусок нитки и протянула подружке.

Аленка послушно взяла нитку в зубы, и в комнате стало тихо.

– Коли купец жаден – брак будет неладен! – заливались в коридоре девчонки, требуя с мужской половины дополнительной мзды.

Аленке и Марьяне было слышно, как звенела мелочь, высыпаемая щедрой рукой свидетеля на приготовленный заранее поднос.

– Они совсем там моего Ваньку разорят! – пожаловалась Лена, выплевывая надоевшую нитку.

– Не дрейфь, я слышала, как твой рассудительный Иван-царевич вчера говорил свидетелю, чтобы он наменял мелочи сумку, так что еще неизвестно, кто кого быстрей умотает: девчонки его или он их.

– Молодец, Ванечка, хозяйственный, – похвалила Ивана Аленка. – Нечего семейный бюджет разбазаривать.

– Он у тебя хоть куда, если б не твой был, не сойти мне с места, отбила бы, ей же богу, отбила, – заверила Марьянка, лукаво сверкнув глазами. – Если бы ты еще со свадьбой годок потянула, пожалуй, у меня был бы шанс, – выдвинула гипотезу она.

– He-а, не было бы, – мотнула головой Алена.

– Так уж и ни одного? – комично сдвинула брови Марьянка, перекусывая нитку и отпуская подол платья.

– Ни одного, – подтвердила Алена, – тем более сейчас.

– А что у нас сейчас такого необыкновенного произошло? – Марьяна в последний раз одернула на невесте юбку и поправила перед зеркалом собственную алую ленточку.

Алена, многозначительно закусив губу, молчала. Марьяна перевела взгляд, встретившись с подругой глазами в отражении. Несколько секунд они не отводили друг от друга глаз, пока наконец Марьянка не спросила, подивившись собственной догадке:

– Да ты что? Правда?

Алена, слегка улыбнувшись, кивнула головой.

– И когда?

– К середине августа, – сказала она и тут же поспешно добавила: – Но ты никому не говори, пожалуйста. Об этом только ты знаешь, больше никто, даже Ванька и мама не догадываются.

– Линек! – пушистые рыжие ресницы Яны захлопали чаще обычного. – Ну ты дала стране угля! – потрясенно произнесла она. – А почему ты не хочешь своим сказать?

– Пока не время, – качнула головой та.- Вот когда первое УЗИ будет, тогда и скажу.

– А ты мальчика хочешь или девочку? – Яна улыбнулась, и от этого ее рыжие веснушки заплясали.

– Мне все равно, главное, что он наш будет, – ответила Лена.

Смех и крики молодежи раздавались почти у самых дверей. Бедный Ванька уже платил за каждый сделанный шаг; его шафер, Николай, долговязый добродушный брюнет в темно-синем вельветовом костюме, вместо него читал стихи и стоял на руках, но девчонки держали оборону, словно за их спинами была не маленькая комната невесты, а по крайней мере Сталинград.

– Только смотри, ты мне обещала, никому, – еще раз попросила Алена.

– Да что ты, я никому не скажу, даже когда он родится, – клятвенно заверила ее Марьяна. – Ну все, Линек, сейчас нервы Ваньки не выдержат. – Она слегка стукнула согнутым пальцем в дверь, подавая сигнал девчонкам, что невеста готова и что оборону можно сдавать, но было уже поздно. С криком «Ну все, я иду на таран!» Ванька нажал на дверь плечом и, не получив ожидаемого сопротивления, попросту упал в комнату, чуть не сбив собственную невесту.

* * *

Представителей старшего поколения на свадьбе ребят было не много. Со стороны Ивана должен был прийти кто-то из родителей, кто конкретно – Ваня до последней минуты не знал, но совесть его была чиста, потому что приглашены были оба. А со стороны Алены была одна Светлана, зато во всех лицах. Отца Лена видеть не захотела, обида за то, что он позволил себе за последние несколько месяцев была так велика, что даже если бы вспомнил о существовании дочери и набрал номер ее телефона, то о дне своей свадьбы она и не заикнулась бы.

Из родных Аленка пригласила только бабушку Еву, которую действительно хотела увидеть, но здоровье женщины было не ахти, поэтому в том, что она придет, не было никакой уверенности.

Родной брат Светланы, Максим, как всегда, бороздил мировые просторы. Вот уже полтора года он был вместе со своей женой Алиной где-то в Африке, работал переводчиком при российском посольстве, а оттуда его грозились перебросить в Бангладеш, поэтому звать его на торжество было делом абсолютно пустым. Узнав о свадьбе племянницы, он отправил телеграмму с поздравлениями, на что Аленка заметила, что лучше бы он прислал свою фотографию, потому что она уже стала забывать, как выглядит ее родной дядька.

Единственным толковым помощником для Светланы оказалась незаменимая Александра, которая жила двумя этажами ниже Нестеровых и знала эту семью еще с того времени, как они вместе жили в Черемушках, то бишь лет пятнадцать, никак не меньше, по крайней мере Володька вырос практически у нее на руках.

Все остальные приглашенные были не старше двадцати трех лет и знали друг друга либо по институту, либо еще со школьных времен. Четверо друзей Ивана, в том числе и Николай Тихомиров, свидетель и тамада одновременно, и пять Аленкиных подружек с огненно-рыжей Марьянкой во главе, – вот и все общество. Насколько подвижной и шумной была Марьяна, настолько неповоротливым медвежонком выглядел Николай, которому с первого взгляда приглянулся этот золотой неудержимый шарик, хмыкавший в его сторону и называвший его «двумя метрами несчастья».