Я пару раз бывала в той части города и всегда смотрела на эту статую с некоторым благоговением. Воистину, «самая прекрасная из женщин, женщина с ребенком на руках…».

В конце марта Рублев получил двухкомнатную квартиру в третьем Заречном микрорайоне. По суду ему, конечно, была положена «однушка», но Слава продал «Волгу», а также отдал банку все деньги, что выручил за дом в Каменке и «наскреб» все-таки на расширенную жилплощадь. Надо было видеть, с каким удовлетворением Славка показывал мне ключи от собственного жилья. Немедленно озвучил далеко идущие планы:

— У ребенка должна быть своя комната. Лучше ведь сразу вложиться, чем потом переезжать или обмениваться. Ну, чего стоишь, поехали смотреть, я же только от риелторов, сам-то видел квартиру мельком, когда с выбором торопили.

Квартира оказалась на девятом этаже в доме, что построили двенадцать лет назад. Вокруг стройплощадки, а напротив уже зиял провалами окон скелет «высотки» — этот район активно застраивается в последние годы.

Мы долго ходили по пустым комнатам, стояли на не застекленном балконе, оглядывая панораму города. Дух захватывало, конечно. У меня от раскинувшегося вида внизу, а у Славы…

Да я, конечно, была рада за него, отчаянно рада. О большем старалась не думать, хотя он даже не скрывал своих намерений сделать меня в этой квартире хозяйкой. Своя квартира! Свой угол, свое гнездышко, своя нора… Только тот, кто мыкался по «общагам» и съемным углам мог понять мои тогдашние чувства.

Уму непостижимо, что я буду жить в квартире, которую смогу считать несколько даже своей. Нет, лучше не загадывать, не представлять, настолько это грандиозная и недостижимая прежде мечта. И вот так сразу, ни за что, прямо на блюдечке поднесли. Разве бывает так?

Квартире требовался серьезный ремонт, прежние жильцы ее здорово запустили. Но на первое время сойдет и так, Слава бы сразу переехал, да комнаты были совершенно голые, не спать же на полу человеку. И потому Слава решил пока оставаться на Ямской, тем более срок аренды там еще не вышел.

Мы взяли у тети Маши старые, ненужные тряпки-ветошь, одним словом, потом я купила в ближайшем магазинчике «Все для быта» пластиковое ведро, веник и совок. Вместе сделали мало-мальскую уборку. Да, забыла сказать, Слава уже на второй день отдал мне дубликат ключей от своей квартиры. У меня-то больше свободного времени, могу после занятий сюда приезжать, окна помою, вытащу мусор с балкона. Понемногу обживется или обживемся, уж не знаю, как правильнее сказать, наверно, второй вариант лучше. Мы ведь даже особо не говорили о совместном будущем, словно и так все между нами было ясно. Все постепенно шло своим чередом.

Спасибо Марие Вологодской, здорово меня поддержала в то время, даже морально. Я бы постеснялась, а вот она однажды резковато высказала Ане, чтобы отстала от меня со своими придирками насчет Славки.

— Ну, что ты к нему прицепилась? Чего вам еще надо, дурехам? Не пьет, не курит, обходительный… Да он ради Танюшки и в огонь и в воду готов, все для семьи сделает, последнюю рубаху с себя отдаст. Вот какой он мужик! Даже не надо гадать на кофейной гуще, и так все видно с первого разу. Завидуешь? Так мы тебе в родню не набиваемся. Ищи лучше купца на свой залежавший товарец.

Я заметила, они стали часто разговаривать на повышенных тонах. А в первых числах апреля Аня и вовсе собрала вещички, распростилась с Зарекой и Вологодскими. Вася окончательно перевез подругу к себе на квартиру в центре. И сам стал реже бывать у матери. Тетя Маша переживала, думаю, но старалась держаться бодро. Только разок увидела ее растрепанной, сидела пьяненькая за пустым столом, вертела в руках фигурную рюмочку.

— К осени и ты от меня сбежишь, все бросите старуху… Умные стали, сами с усами…

— Да вы что говорите, куда же я-то денусь от вас! Гнать будете, не уйду! Еще год учебы впереди, надо вместе биться.

— Это ты сказала хорошо, Танечка… Садись, дорогая, выпей со мной. Как мне тяжко сейчас, кто бы только знал. Без толку живу, только маюсь. Как же я из-за вас всех горемычных маюсь, и никто не желает знать… Ой, же тошно мне…

— Теть Маш, вам бы хватит уже, пойдемте, в комнату вас провожу.

— Ну, пойдем…

Я точно не помышляла ни о каком переезде. Даже чувствовала, что ее одну оставлять нельзя. И она это знала, платила добром, отдала нам из чулана подержаный столик, пару табуреток, кое-что из посуды на первое время, занавески и комплект нового постельного белья. Я даже смеялась про себя, будто приданое мне собрала. А стелить-то и не на что пока, у Славки в квартире даже лежанки не было. Диван он купил только с апрельской зарплаты, и то в рассрочку. А столько еще всего нужно в дом: электроплиту, холодильник, хотя бы какой-нибудь шкаф и тумбочку.

А кроме дивана в тот день Слава еще купил гладильную доску и утюг. Я даже поворчала немного, уж это могло бы точно подождать, хотя с другой стороны видела, что нравится Славе приносить в свое жилье новые вещи. Он ведь как мальчишка довольный был, когда расправил у стены эту доску, с ней и правда, как-то уютнее стало, по-семейному. Да, еще Славе кто-то на работе отдал старую электрическую плитку, на ней и варили пока что-то простое: картошку с курицей, гречку или рис.

Электрический чайник-термос подарила нам Аня. Узнав, наконец, что жених мой имеет двухкомнатную квартиру, Худякова быстренько прониклась к Славке уважением, и на меня стала иначе смотреть.

— Да-а-а… Вот тебе и Таня-тихоня, а сумела во время ухватить мужика «с хатой».

Не нравились мне такие разговоры, никого я не ухватывала, даже не собиралась. Как-то все случилось само. Слава не раз уже говорил, что любит меня, что я самая лучшая и много еще всяких хороших слов. А я и не знала, что ему ответить, молчала только, опуская глаза, как-то горячо делалось в груди и почему-то хотелось плакать от всего, что высказать невозможно. Ничем ведь я не заслужила такую любовь, ничего во мне нет особенного.

А вдруг Славка еще разглядит, что я самая обыкновенная и кругом девчонки лучше есть, красивее, умнее, веселее даже. Вдруг ему скучно станет со мной и передумает вместе быть. Иногда накручивала себя так нарочно ночами, чтобы поплакать всласть, растревожить душу, а засыпала все-таки уверенная, что все это девичья блажь и не променяет меня Рублев ни на каких городских модниц. Это была какая-то взрослая, глубоко женская, тайная уверенность в своей силе и правоте. В надежности своего Мужчины. И крепло это чувство день ото дня.

На майские праздники мы съездили в Совиново. На автобусе пришлось, отчего Славка сильно переживал. Ему казалось не солидно приезжать к родственникам невесты «безлошадным». Баба Тая нас приняла как самых дорогих гостей, будто мы какие-то важнейшие персоны и нам надо угождать, осыпать нас почестями, до отвалу кормить и, конечно, попарить в баньке. Первым мыться отправили Славку, пока я ему все показывала, где тазы брать, как включать свет — надо лампочку ввернуть потуже в плафон, он, конечно, приставать начал.

Даже всерьез предлагал нам вместе пойти, обниматься полез в предбаннике, я его огрела разок полотенцем, чтобы уже отстал. Да я и не особенно стесняюсь, уже все почти у нас было, почти все, что можно, мы же не маленькие. И свадьбу мне никакую не надо, только договорились, что распишемся в августе и тогда вроде как в первую брачную ночь все как и положено.

Ой, даже смешно сказать, кто же так сейчас делает! А вот Славка согласился подождать. Он, вообще, старомодный у меня какой-то, слишком уж правильный в некоторых вещах. Я не случайно иногда подумываю, что в нем-то как раз больше детского, чем во мне. Я бы не стала тянуть ей-Богу, но раз ему хочется все по-честному сделать, ладно уж, пусть нас баба Тая сначала благословит.

Пока Рублев мылся, мама моя пришла, ей уже сообщили, что «Танюшка с мужчиной приехала». Сказала ей, что будем расписываться в августе, скоро уже заявление подадим. У мамы первый вопрос:

— А где жить собираетесь? Квартиру снимать? У него хоть нормальная работа?

— У Славы есть свое жилье в Заречном микрорайоне. Он — водитель в «Сибмаше».

У мамы глаза делаются удивленными и растерянными. Она тоже бы хотела жить в городе, но у нее не получилось. А у меня теперь вроде есть отличный шанс. Как же мне повезло, думает мама, и тоже начинает меня уважать. Только грустно почему-то от этого, будто мы с ней еще больше отдаляемся друг от друга.

К ночи бабушка постелила нам в горнице, мне — на моей прежней узенькой кровати, Славе — на диване у окна. Сама же собиралась лечь в другой комнатушке, на тахте у порога. Мы какое-то время лежали молча, прислушиваясь, как бабуля ходит по скрипучим половицам старого дома, завершая к ночи обычные дела, а потом Славка позвал меня к себе.

Я забралась к нему под одеяло, и мы обнялись так жадно, будто весь день были порознь. А потом через приоткрытую форточку услышали соловья в черемухе палисадника. Как же он щелкал, бессовестный, невозможно было уснуть! Я целовала Славку сама, везде его целовала, словно с ума сошла, ничего уже не стыдясь, а он отвечал торопливо и уже остановиться не мог, так у нас все и случилось. Да еще хорошо, что Слава запасливый оказался и лучше меня подумал головой, рано нам еще детей заводить, это же ясно. Все он тогда правильно сделал. Все-таки взрослый мужчина, а я просто задохнулась от небывалой нежности и желания стать ему совсем близкой.

Потом как-то быстро уснули, намаялись еще в дороге за весь день, а утром никак проснуться не могли, кутались в одно одеяло, прижимались друг к дружке от холода, не догадываясь прикрыть форточку. С улицы несло свежестью, надрываясь, горланили петухи, беспокойно мычало стадо, проходя на первый выпас — соскучились «буренки» по свежей травке. Баба Тая не тревожила нас, не будила, наверно, многое понимала, ждала, пока сами выйдем к столу.

Славка весь день серьезный был, поглядывал на меня вопросительно, даже виновато немного, а я ликовала в душе, и ничего такого страшного, давно надо было решиться. Перед бабушкой было только немного стыдно, я даже хотела спрятать куда-нибудь простыню, да бабуля, поджав губы, перехватила меня, отобрала скомканные тряпки и, притворно сердясь, дернула за расплетенную косу.