— Конечно. — Он снова вздохнул. — Джо, мне кажется или тебя еще что-то тревожит?

— Нет, — быстро ответила я. — Я… ну… просто беспокоюсь, так что, когда в следующий раз попрошу отписаться, ты пиши.

— Ладно.

— Хорошо. Увидимся утром.

Снова фыркнув, он повесил трубку.

Выдохнув от облегчения, что он дома и в порядке (в безопасности!), я заметила конвертик в левом верхнем углу экрана. Я щелкнула по непрочитанному сообщению, оно оказалось от Джосс.

Эпоха рвоты закончилась! Надеюсь, вы там не слишком по мне скучаете? ☺

Я хихикнула и написала ей:

Ты мне признаёшься, что достаточно поправилась, чтобы выйти на работу, и не вышла? Ай-яй-яй, миссис Кармайкл, фу-фу-фу. х

Через две секунды телефон дзынькнул.

Я была здорова, пока ты меня так не назвала. :\

Привыкай.

Пошла к черту!

Теперь я рассмеялась от души и покачала головой. Эта красотка хуже мужика. Бедняга Брэден еще с ней намучается.

Чувствуя себя получше, я вернулась в бар, молясь, чтобы смена закончилась быстрее. В следующие пару часов я только и могла, что пялиться на толпу в поисках лица Мюррея, но вечер подходил к концу, а он все не появлялся, и я начала дергаться. Часть меня хотела, чтобы он пришел и мы смогли покончить с нашими разборками. Чем быстрее он поймет, что я больше не с Малкольмом и у меня нет денег, за которыми он явился, тем быстрее я спроважу этого гада из Эдинбурга.

Вчера я вызвала такси, чтобы оно забрало меня от дверей бара, но сегодня мне не хотелось этого делать. Я все еще злилась на себя, что отреагировала на Мюррея, как будто мне снова десять лет и я закрываюсь от его кулаков. Я не желала показывать, что боюсь его. Я не хотела, чтобы он считал, будто обладает властью надо мной. Я хотела скрыть, какие следы он оставил на мне и моей жизни.

Так что я (как сейчас понимаю, глупо) пошла домой привычной дорогой — к Лейт-уок, надеясь поймать такси там, в освещенном месте.

Я простояла на широкой улице минут пять, ожидая. В единственной проехавшей мимо машине сидели несколько парней. Я задержалась еще на минуту, слушая перебранку двух пьяных девиц на другой стороне улицы. Становилось неуютно стоять одной. Обычно такие вещи меня не беспокоили, потому что этот район Эдинбурга в вечернее время всегда полон жизни: туда-сюда слоняются люди — свидетели, которые помешали бы любым гнусным намерениям зловещего незнакомца. Но сегодня по мне сновали мурашки, а волоски на шее встали дыбом. Я покрутила головой, оглядывая дорогу, по которой пришла, и не увидела никого, наблюдающего за мной.

Устало вздохнув, я решила просто пойти домой пешком. Это была не самая приятная прогулка в такое время суток, и мне не особенно нравилось ходить по длиннющей Лондон-роуд, но торчать здесь тоже больше не хотелось.

Я как раз собиралась свернуть на Бленим-плейс, когда что-то заставило меня обернуться. Назовите это шестым чувством, холодком в спине, сигналом из космоса…

Сердце застряло у меня в горле.

Темный силуэт маячил в паре-тройке метров позади меня. Я узнала походку. В детстве мы называли ее походкой «крутого парня»: мягкое, но сильное покачивание плечей, грудь вперед, шаг твердый, решительный. Обычно так ходили мужчины, когда собирались ввязаться в какую-нибудь «драчку».

Однако мой отец так ходил все время. И то сказать, каждую секунду каждого дня он воспринимал жизнь как войну, а всех вокруг как врагов.

Мюррей Уокер преследует меня.

Я быстро взглянула вперед и, не раздумывая ни секунды, пошла по мощеной Роял-террас вместо Лондон-роуд. Она проходила параллельно, только выше, но я знала, что возле церкви есть проход, который приведет меня в Роял-террас-гарденс. Я рванула ко входу в парк, и все мои мышцы загорелись от натуги, но я спешила вперед по широкой дорожке, резко поворачивающей вверх, к Калтон-Хилл. Крутая тропинка в конце концов пойдет вниз и выведет меня на Ватерлоо-плейс, а оттуда я пойду на запад и опять попаду на Принцесс-стрит. Потом на север, на Дублинскую улицу.

Важно было только одно — сбить Мюррея со следа.

Он не должен узнать, где мы живем.

Я впала в такую панику, представив, как отец находит наш дом, что не могла рассуждать здраво и не увидела дырки в своем плане.

Я. Одна. На темной, крутой, грязной тропе. Ночью.

Адреналин бурлил во мне, пока я торопливо поднималась по дорожке. Я пыталась расслышать звук шагов за спиной, но мое сердце билось так сильно, что волны крови шумели в ушах. Ладони и подмышки взмокли от холодного пота, я не могла нормально дышать, грудь моя вздымалась и опадала урывками. Меня подташнивало от страха.

Услышав наконец тяжелые шаги за спиной, я обернулась и увидела отца в лунном свете. Он кипел от бешенства.

Вся моя прежняя решимость встать с ним лицом к лицу и показать, что ему меня не запугать, мгновенно испарилась. Я не могла забыть ту маленькую девочку, которую он приводил в ужас.

И я, как она, попробовала убежать.

Мои ноги зашлепали по ступенькам — я бежала вверх так быстро, как только могла, желая усилием мысли вызвать сюда каких-нибудь людей, свидетелей. Но никого не было.

Я оставалась совсем одна.

Если не считать грохота тяжелых ботинок позади.

От жесткой жаркой ладони, схватившей мою руку, я издала громкий писк ужаса, быстро заглушенный его второй рукой, зажавшей мне рот. Запах пота и сигаретного дыма заполнил мои ноздри, и я стала бороться, впиваясь ногтями в его руку, пытаясь отпихнуть его ногами, пока он тащил меня подальше от дорожки. В борьбе я упустила сумку, в которой лежал перцовый баллончик.

Я оказалась недостаточно сильна, а теперь еще и безоружна.

Мюррей швырнул меня на каменистый склон холма, поросший травой, и боль прострелила мой череп, а потом и все тело до самых пяток. Слезы хлынули из глаз, а он прижимал меня к земле, держа за горло своей здоровенной лапой.

Я захрипела под его второй рукой, по-прежнему закрывающей рот.

Он крепче стиснул мое горло, и я перестала дергаться.

Несмотря на то что его лицо по большей части было погружено в темноту, я все же разглядела ярость, исказившую его.

— Морочить меня пытаешься? — прошипел Мюррей.

Я не ответила, слишком занятая болезненными раздумьями, что он собирается со мной сделать. Меня начало трясти, и я совершенно не могла больше контролировать дыхание. Почувствовав, как дергаюсь под его рукой, он ухмыльнулся.

— Я не буду тебя бить, Джо. Я просто хочу увидеть своего сына.

Зная, что это будет стоить мне физической боли, я отрицательно помотала головой.

Ухмылка Мюррея расползлась в широкую самодовольную улыбку, как будто он чего-то добился.

— Думаю, тогда нам лучше договориться. Я сейчас уберу руку с твоего рта, а ты не будешь кричать. Заорешь — сразу врежу.

Я кивнула, желая, чтобы хоть одна его отвратительная лапа убралась с меня. Взглянув ему в лицо, я не в первый раз поразилась пустоте глаз. Не припомню, чтобы мне в жизни встречался еще хоть один столь черствый и бессердечный человек. Неужели он и вправду мой отец?

Между нами не было никакой душевной связи, помимо отношений обидчика и жертвы. У меня все сжималось внутри всякий раз, когда я слышала, как его облезлая развалюха подъезжает к дому. Любовь, которую я питала к Мику, желание видеть его, теплое чувство умиротворения от надежности и безопасности, которые он дарил мне, — все это я должна была бы чувствовать к этому человеку. Но он сейчас вел себя со мной точно так же, как всегда, — человек с подлыми глазами и еще более подлыми кулаками. Долгое время я отчаивалась, что он не любит меня, как должен любить отец. Я искала, что не так со мной. Глядя на него сейчас, я удивлялась, как могла усомниться в себе. Проблема была не во мне — в нем. Он сам — позорная, отвратительная проблема, а не я.

Я втянула побольше воздуха, когда мой рот освободился, но Мюррей при этом сильнее сжал мне горло, как дополнительный приказ молчать.

— Значит, так. — Отец наклонился ко мне, и на меня пахнуло пивом и сигаретным дымом. Он не заходил в «Клуб 39», но явно сидел в одном из соседних баров, поджидая меня. — Я могу и забить на свое право увидеться с мальцом, если твой хахаль меня убедит. Скажем, сотня тысяч?

Я так и знала. Прямо к делу. Ему было плевать на нас. Он остался таким же бессердечным, каким был. Как может человек быть таким? Он что, родился без души, с гнилым черным нутром? Или его покорежила жизнь? Как можно бить собственных детей и не чувствовать себя чудовищем? Наверное, чудовище уже зашло слишком далеко, чтобы понимать, кем стало…

— Я давным-давно не встречаюсь с Малкольмом. Тебе не повезло.

Мюррей сжал мое горло, и меня захлестнула паника. Я автоматически вцепилась в его руку, впиваясь ногтями в кожу. Он как будто и не заметил.

— Уверен, уж ты найдешь, как его убедить. — Он наклонился ко мне, воняя дымом и прокисшим пивом. — У меня же такая сладкая доченька. Никчемная, как дерьмо, но сладкая. Это ресурс, Джо. Воспользуйся им, или я приду за Коулом. — Отец выпустил меня, и я судорожно вдохнула, потирая шею, чтобы убедиться, что его руки там точно больше нет. — Если я захочу, то стану сущим проклятием вашей жизни, девчонка.

При мысли, что он может сделать это со мной, с Коулом, когда мы уже столько лет считали себя свободными, ярость во мне взяла верх, и страх был выжжен дотла взрывом бешенства.

— Ресурс — слишком умное слово для тебя, Мюррей. Похоже, кто-то все-таки научил тебя читать. — Я надеялась, что выражение моих глаз, даже в тени, хорошо подчеркивает вызывающе снисходительный тон. — Но чтение еще не делает человека умным. У меня нет денег. Тебе придется тащить свою задницу отсюда в любимую тюрьму.