— Просто занесите это в квартиру.

Господи, он так презирает меня, что даже не может представить своим друзьям. Не обращая внимания на боль, стиснувшую мне грудь, я улыбнулась Шапке:

— Я Джо.

Шапка и Длинный уронили челюсти.

— Джо? — повторили они удивленно хором, как будто уже слышали обо мне.

Я наморщила лоб в замешательстве и вопросительно посмотрела на Кэма.

Он стоял, словно окаменев, только чуть мотнул головой, посылая друзьям какой-то сигнал.

Те намека не уловили.

— Джо-из-бара, Джо?

Кэм говорил обо мне? Я неловко переминалась с ноги на ногу, не представляя, в каких красках меня изобразили.

— Да, это я.

Они оба заухмылялись, и Шапка отвесил мне приветственный поклон:

— Я Нейт, а это Пити.

Я недоверчиво оглядела Длинного:

— Пити?

Довольно неожиданное имя для человека такого размера.

У Пити было приятное лицо, дружелюбное и открытое.

— Грегор. У меня фамилия Петерсон.

— А, понятно.

— Кэм нам рассказывал о тебе, Джо, — продолжил Нейт, игнорируя косые взгляды друга.

Кэм говорил обо мне своим друзьям. Слегка обалдев от такого известия и сгорая от любопытства, что именно он рассказывал, я решила все-таки продолжить путь, чтобы по дороге как-нибудь уместить в голове факт теперешнего соседства.

Помнится, он и правда беседовал с Джосс о поисках квартиры подешевле.

И все же… Почему из всех вариантов ему нужно было выбрать мой дом?

Старательно притворившись, будто мне нисколечко не интересно, что Кэм говорил обо мне, я заявила:

— Не верьте ни единому его слову. — Я прошла мимо Кэма, как мимо пустого места, и улыбнулась его друзьям. — У Кэмерона есть прискорбная привычка составлять мнение о человеке, прежде чем познакомиться с ним получше.

— Ага, он и рассказывал, что вел себя с тобой как последний козел, — кивнул Нейт.

Я развернулась и воззрилась на Кэма.

Он в ответ невозмутимо пожал плечами:

— Я же извинялся.

Мой взгляд метнулся к его ухмыляющимся приятелям, потом опять к нему.

— Ну, тогда, наверное, мне пора уже тебе поверить. Соседушка.

И, кивнув им всем на прощание, я начала спускаться по лестнице, внимательно глядя под ноги.

— Это и есть Джо? — громко вопросил Нейт, когда я исчезла из виду.

Его голос было прекрасно слышно внизу, и я не могла не навострить уши.

— Заткнись, — прошипел Кэм. — Давай занесем остальное барахло.

— Христос всемогущий, ты не соврал. Охренеть прямо, какой длины эти ноги!

— Нейт…

— Как ты держишься, чувак? Если не собираешься с ней замутить, то я бы занялся.

Рык Кэма заполнил всю лестничную клетку, отдавшись во мне:

— Греби в квартиру!

Громыхнула дверь, и я аж подпрыгнула на нижней площадке, где остановилась послушать.

Что, черт подери, все это значило? Что Кэм обо мне наговорил?

* * *

Простое стилистическое решение ресторана — неяркое дерево, спокойные бежевые и кремовые тона в отделке — должно было бы придать нашему обеду хотя бы видимость покоя и безмятежности.

Но не сложилось.

Я сидела напротив Бекки и Кэма, рядом с Малкольмом, и молилась, чтобы опостылевшее уже напряжение за столом мешало только мне. Весь вечер беседу поддерживали Бекка и Малкольм. Мы заказали и съели закуски и теперь ждали главное блюдо. Я беспокойно ерзала под гнетом опустившегося на нашу четверку молчания.

С момента прибытия в ресторан я отчаянно старалась не смотреть на Кэма. Он один занимал мои мысли в этот день, и, клянусь, мой пульс ничуть не замедлился с тех пор, как я обнаружила, что он наш новый сосед.

В моей голове проигрывались самые худшие сценарии: Кэм слышит мою маму, Кэм обнаруживает, почему она иногда устраивает такой адский шум, Кэм пробалтывается об этом какому-нибудь важному для меня человеку, например Малкольму.

И да, если уж начистоту, я также опасалась, что и без того невысокое мнение Кэма обо мне вовсе упадет ниже плинтуса, когда он выяснит правду о ситуации с моей мамой. Я не могла понять, почему так беспокоюсь о том, что он подумает, ведь я его совсем не знаю. Я вообще не знаю, что он за человек.

— Мне очень нравится твое платье, Джо. У Малкольма такой прекрасный вкус, не правда ли? — улыбнулась мне поверх бокала Бекка.

Я с трудом выдавила вялую ответную улыбку, гадая, искренне художница это говорит или язвит.

— Мне твое тоже очень нравится.

Я-то была совершенно искренна. Бекка пришла в расшитом пайетками темно-золотом платье с высоким воротом и короткой юбкой. Оно смотрелось дорого и стильно.

Малкольм, как всегда, выглядел щегольски: костюм-тройка с изумрудно-зеленым галстуком, подходящим по цвету к моему платью. А Кэм… Ну, Кэм вырядился как Кэм.

Хоть я избегала его прямого взгляда, но одежду не отметить не могла. Единственной уступкой формальностям в его наряде были черные костюмные брюки, к ним он присовокупил футболку с принтом, потертую черную кожаную мотоциклетную куртку и неизменные байкерские сапоги. Косуху, впрочем, он за столом снял, из вежливости.

Почему-то меня это восхищало. Кэм оделся так, как хотел, и плевать ему, кто и что там себе думает.

Возможно, именно поэтому он был так чертовски привлекателен в любой одежде.

— И туфли у тебя классные, — улыбнулась Бекка. — Я все рассматривала их, когда ты проходила по залу.

Рассеянный и скучающий Кэм фыркнул, кладя вилку на салфетку, и улыбнулся уголком рта:

— Малкольм, мне ужасно нравится твой галстук. Он великолепно подходит к твоим глазам.

Малкольм усмехнулся шутке и указал на Кэмовы татуировки:

— Мне нравится, как сделано. А что там написано черным?

Я наклонилась вперед. Я хотела это узнать с того момента, как встретилась с Кэмом.

— «Будь Каледонией», — ответила Бекка, бросив досадливый взгляд на руку своего спутника. — И не трудитесь спрашивать, какого дьявола это значит, потому что он все равно вам не скажет.

На этот раз я уже не удивилась внезапной теплой щекотке между ног от вида изогнувшихся в усмешке губ Кэма. Очевидно, меня возбуждает все, что бы он ни делал. Наши глаза на секунду встретились, и я потупилась, покраснев.

— Ну а как насчет дракона? — продолжил расспросы Малкольм. — Он что-то выражает?

Кэм кивнул:

— Я был очень выразительно пьян, когда его заполучил.

— О нет, — расхохотался Малкольм. — Один из этих.

— Один из этих. Мне было двадцать два, я встречался с женщиной старше меня, которая совершенно случайно была художницей-татуировщицей. Мы напились, я оказался в ее кресле, она спросила, какую татуировку мне хочется, я ответил: «Удиви меня»… — Он пожал плечами.

Я рассмеялась, представив, как Кэм вылезает из кресла и обнаруживает на своем плече свирепого дракона.

— И она сделала тебе черно-пурпурного дракона?

Кэм сверкнул на меня своей улыбочкой, от которой я была готова писать кипятком.

— Она была большая фантазерка. Мне бы вспомнить об этом, прежде чем соглашаться посидеть в ее кресле.

— Это прекрасная работа.

— Ну, Анна и была прекрасной художницей.

— Перестань, а то я могу и приревновать, — смеясь, перебила его Бекка. Смех ее, однако, прозвучал фальшиво, в нем не было никакого «могу». Она отхлебнула вина и перевела пристальный взгляд со своего спутника на меня. — Кэм тут рассказал мне об удачном совпадении.

Малкольм посмотрел на меня:

— Каком удачном совпадении?

— А, так новая квартира Кэма… оказывается, в доме Джо. Прямо под ней.

— Правда? — Малкольм бросил на меня быстрый лукавый взгляд и, улыбаясь, повернулся к Кэму. — Расскажи хоть, как там. Джо отказывается меня и близко подпускать.

Я поерзала под любопытным взором Кэма, чьи глаза вопрошали: «Что же, черт побери, у вас за отношения?»

— Так же, как и везде в Эдинбурге.

— Очень информативно, Кэм, спасибо. Ты прямо как Джо.

— Ты долго перевозил вещи? — спросила Бекка, как только принесли главное блюдо.

Кэм подождал, пока всем положат, и начал уплетать второе, сообщив с набитым ртом:

— Весь день.

— Знаешь, могло получиться быстрее, если бы ты решился избавиться от всех этих комиксов.

— Я уже отвечал на это предложение «нет», — с ленцой отозвался Кэм.

Бекка покачала головой и повернулась к нам, явно раздосадованная:

— У него их сотни, в пластике, коробка за коробкой. Это смехотворно. Знаю, знаю, как художница, я должна бы это понимать, но совершенно не понимаю.

Малкольм согласно кивнул:

— Признаюсь, я тоже никогда не понимал увлечения комиксами.

— Не знаю, — вдруг вступила в разговор я, вспомнив о мирах, создаваемых Коулом, которыми он делился со мной через свою любовь к комиксам и графическим романам. — По-моему, в них есть что-то неотразимое. Ведь большинство их рассказывают о самых обыкновенных людях, поднявшихся до необыкновенного. Книги об этом мы читаем каждый день. Просто-напросто в комиксах есть еще и отличные картинки, иллюстрирующие то, что словами не скажешь.

Я не хотела видеть реакцию Кэма на мои слова, но жар его внимания притянул меня, и наши взгляды, встретившись, задержались друг на друге. И сцепились намертво. Я почувствовала, что мое дыхание становится частым и неглубоким от его мягкой улыбки и теплых изучающих глаз.