Жан-Марк вопросительно посмотрел на мальчика.

Людовик-Карл отодвинулся от Катрин и подошел к Жан-Марку.

– Пожалуйста, мне бы очень хотелось его увидеть.

– Я, пожалуй, тоже пойду, – сказал Франсуа. – Пора разводить огонь.

Катрин кивнула, не сводя глаз с Жюльетты. Спустя минуту мужчины и мальчик вышли через боковую дверь.

В комнате воцарилось молчание. Две женщины смотрели друг на друга.

– Жан-Марк говорит, что, возможно, для нас еще долго будет небезопасно возвращаться сюда, – наконец произнесла Жюльетта. – Жаль, что вы не едете с нами.

Катрин печально улыбнулась.

– Ты же знаешь, что это невозможно.

– Знаю. – Жюльетта сморгнула слезы. – Франсуа намерен спасти всю Францию. Не понимаю, как меня угораздило поощрять твою влюбленность в такой образец добродетели. С человеком, у которого есть идеалы, жить гораздо труднее, чем с повесой вроде Филиппа.

Катрин засмеялась.

– Франсуа вовсе не образец добродетели.

– Тогда кто же он?

– Радость, сила, – мягко произнесла Катрин. – Нежность.

Жюльетта отвела глаза.

– Когда вы вернетесь в Вазаро?

– Когда сделаем все, что можно, чтобы прекратить это безумие. Когда заслужим свой сад.

– Я ошиблась. Это ты стала образцом добродетели. – Жюльетта подошла к подруге. – Теперь я знаю, что мне не следовало оставлять тебя. А теперь вы с Франсуа скорее всего станете мучениками. – Она поморщилась. – Или самыми что ни на есть назойливыми резонерами. И в том, и в другом случае вам явно нужна буду я как разрушитель вашего покоя, вашей размеренной жизни. Или я стану третьим мучеником в вашей борьбе против террора.

Катрин поднялась со стула.

– Жюльетта, перестань нести чепуху и дай мне сказать, как сильно я буду скучать по тебе.

– Ты всегда была чересчур сентиментальной. Я отказываюсь превращать этот разговор в слезливое прощание. Ты же знаешь, это не навсегда. Что такое океан для друзей? Я уверена, мы увидим… – Жюльетта бросилась к Катрин и крепко обняла подругу. Когда она снова заговорила, ее голос звучал хрипло от слез. – Пошли за мной, если будет во мне нужда. Я приду. Я всегда приду к тебе.

– А я всегда приду к тебе. – Горло Катрин, когда она обняла Жюльетту, болезненно сжалось. Столько лет вместе, столько смеха, столько слез! – Поезжай с богом.

Жюльетта засмеялась и отступила.

– Я еду не с богом, а с Жан-Марком, но надеюсь, что милосердный боже тоже пребудет с нами. И с вами, Катрин. До свидания. – Жюльетта быстро пересекла комнату и вышла в дверь, ведущую в сад.

* * *

Огромный черный воздушный шар уже начинал наполняться воздухом, в корзине ярко горела проволочная жаровня. Обогнув лужайку, к Жюльетте подошел Жан-Марк.

– Мы должны лететь прямо сейчас. – И внимательно поглядел в ее напряженное лицо. – Может, не навсегда, Жюльетта.

– А может, и навсегда. – Жюльетта трепетно улыбнулась и взяла его за руку. – Никто ведь никогда не знает, что готовит грядущий день, поэтому надо пользоваться сполна каждым мгновением. Где Людовик-Карл?

– Сидит на охапке соломы в корзине, – улыбнулся Жан-Марк. – Ждет не дождется, когда мы тронемся.

– Тогда не будем его разочаровывать. Мне надо попрощаться с Франсуа. Где… А да, вижу.

Франсуа стоял по другую сторону корзины и ждал сигнала обрубить канаты.

Жюльетта решительно поспешила в его объятия.

– До свидания. – И свирепо прошептала:

– Ты не допустишь, чтобы тебе или Катрин отрубили голову. Понял?

– Понял. – Франсуа торжественно поцеловал Жюльетту в лоб. – Я сделаю все возможное, чтобы выполнить твой наказ.

Жюльетта отступила на шаг.

– И выполни для меня еще одну просьбу. Жан-Марку пришлось отдать этому негодяю Дюпре Танцующий ветер, чтобы спасти мою жизнь, а у нас не было времени забрать его из дома его матери. Я не хочу, чтобы ты подвергал себя опасности, но эта статуэтка очень дорога Жан-Марку.

– Я найду способ достать ее для него, – сказал Франсуа. – Хотя на это, наверное, потребуется время.

Жюльетта встала на цыпочки и поцеловала Франсуа в щеку.

– Спасибо. – Затем повернулась и направилась к соломенной корзине, где стоял, вцепившись в ее края, Людовик-Карл с сияющими глазами. – Мы уже отправляемся, Людовик-Карл. Жан-Марк рассказал тебе, что мы собираемся сделать? Он дал заказ месье Радону, ученику Монгольфье, построить для нас эту машину. Это воздушный шар, такой же, как тот, что я видела в Версале, когда была маленькой девочкой. Он черный, так что на фоне ночного неба его трудно будет разглядеть, и мы взлетим вверх, вверх…

– И над кордонами, – закончил Людовик-Карл. – А когда мы благополучно покинем город, спустимся на землю, нас будет ждать экипаж с быстрыми лошадьми, и он помчит нас к морю. – Он нахмурился. – Но что, если мы приземлимся не в том месте?

– У нас есть фонари, и мы зажжем их, как только минуем кордоны. В экипаже увидят свет и последуют за нами, пока мы не доберемся до места посадки, – сказал, подходя к ним, Жан-Марк. – Наш корабль ошвартовался в Дьеппе, а люди Робеспьера обыскивают Гавр, что почти в двухстах километрах от Дьеппа. Так что, прежде чем они сообразят осмотреть другие порты, мы уже должны быть далеко в море.

– А разве огонь, который двигает шар, не будет виден с земли? – поинтересовался Людовик-Карл.

– Возможно, – усмехнулся Жан-Марк. – Но как часто солдаты на посту рассматривают небо в час ночи? А если они что-то и увидят, скорее всего решат, что это падающая звезда.

– Падающая звезда, – повторил Людовик-Карл, глядя в ночное небо. – Мы будем падающей звездой.

Жюльетта увидела, как из дома вышла Катрин и подошла к Франсуа. Фонарь в ее руке отбрасывал на лицо Катрин мягкий свет, и она казалась такой же юной, как в тот день, когда Жюльетта впервые встретилась с ней в версальской гостинице.

Глаза Жюльетты снова жгли слезы, и она заставила себя перевести взгляд на Людовика-Карла. Те времена в Версале и аббатстве остались уже в прошлом; обе они должны думать о будущем и научиться жить в нем.

Жан-Марк подсадил Жюльетту в корзину, затем сам поднялся в нее.

– Руби, Франсуа. – Он добавил соломы и дров в жаровню, шар поднялся, натянув канаты, и в этот момент Франсуа обрубил их.

Жан-Марк с широкой улыбкой обернулся к Жюльетте.

– Туман рассеивается, и дует сильный западный ветер. Кто-то сказал мне, что это добрый знак.

– Этот кто-то, должно быть, очень умный. – Жюльетта отчаянно вцепилась в руку Жан-Марка, когда шар стал подниматься над землей. Она видела Катрин и Франсуа, стоявших рядом и махавших им руками. Их фигуры стали расплывчатыми, а потом она перестала их видеть. Шар взмыл в небо высоко над крышами Парижа. – Это очень добрый знак.

26

Золотой Пегас сиял при свечах красотой чистой и ужасной, как сама добродетель.

– Это найдено в доме той женщины – Дюпре? – Робеспьер скрыл охватившую его радость. Он всегда мог контролировать свои эмоции. Танцующий ветер у него. Всю свою жизнь он слышал рассказы об этой статуэтке, и вот она перед ним.

Лейтенант рассказывал:

– Мы перерыли весь дом, но не нашли никаких бумаг или сведений относительно дофина. – Он бросил небрежный взгляд на статуэтку, поставленную им на стол перед Робеспьером. – Но нам показалось подозрительным, что в доме предателя оказалась дорогая статуэтка, и я принес ее тебе, а не в кабинеты Национального конвента, как мы обычно поступаем с конфискованной собственностью.

– Ты правильно сделал. Нет сомнения, что изменники получили ее в награду за свое вероломство. – Робеспьеру отчаянно хотелось протянуть руку и дотронуться до изумрудного глаза, но он усилием воли подавил желание. Лейтенант явно не имел ни малейшего представления о том, какое великое сокровище он передал ему. И ни в коем случае не должен узнать об этом. – Естественно, эта находка должна остаться в тайне, как и все, что произошло сегодня вечером. От этого зависит безопасность республики.

– Конечно, гражданин Робеспьер. – Лейтенант поколебался. – Но разве мы не должны сообщить Конвенту, что мальчик бежал из Тампля?

– Нет! – Робеспьер постарался говорить спокойно и убедительно. – Я не сомневаюсь, что очень скоро мы поймаем его, но если пройдет слух, что вся Национальная гвардия оказалась не в состоянии предотвратить его побег, то честь республики будет непоправимо задета.

– Но ведь все будут знать, что мальчика больше нет в Тампле. – Лейтенант так и не мог сообразить, что же придумал неподкупный Робеспьер.

– Я уже направил в Тампль делегацию для того, чтобы взять его у Симонов под свое попечение. В распространенном заявлении мы укажем, что мальчик теперь находится в одиночном заключении и никому не разрешается его видеть.

– А Симоны не станут…

– Ты считаешь, Симоны откажутся подтвердить то, что я им прикажу?

Лейтенант подавил дрожь, встретив взгляд холодных глаз Робеспьера.

– Я уверен, что они повинуются тебе, гражданин. – И попятился к двери. – С твоего позволения, я проверю, нет ли сообщений от людей, обыскивающих Гавр.

– Ступай. – Робеспьер поторопился его отпустить, он по-прежнему не сводил глаз со статуэтки. – Только помни, что под страхом казни никто не должен знать об этом.

– Можешь рассчитывать на меня, гражданин. – Лейтенант почтительно склонил голову, повернулся на каблуках и поспешно вышел из комнаты.

Как только дверь за ним закрылась, Робеспьер протянул дрожащую руку и дотронулся до Танцующего ветра, олицетворявшего символ власти и высшую добродетель.

Годами Робеспьер стремился научить невежественный мир силе добродетели и террора – ее друга и защитника. А теперь словно некто высший глянул сверху и увидел свет, который он, Робеспьер, принес народу, и вознаградил этим великим даром.

«Впрочем, найдутся такие, кто может оспорить мое право как законного хранителя добродетели, воплощенной в статуэтке, – досадливо подумал Робеспьер. – Они назовут это кражей из сундуков республики». Сама мысль об этом привела его в дикую ярость. Он, Максимилиан Робеспьер, – вор? Он – человек, пославший тысячи изменников на гильотину, чтобы сохранить в чистоте добродетель республики? Это лишь доказывало, как мудро держать символ добродетели подальше от нечистых рук тех, кто даже не будет знать, как хранить его.