– Давно, когда ты был еще младенцем. Она была очень добра ко мне.

Мальчик с готовностью кивнул.

– Она всегда добрая. – И понизил голос:

– Но мы не должны говорить о ней здесь. Им это не нравится.

– Очень мудро. Что ты читаешь?

– Книгу Руссо. Гражданин Робеспьер считает, что он прекрасный человек. Они забрали у меня все книги, которые мне подарил папа, зато дали вон те. – Людовик-Карл кивнул на четыре книги, сложенные рядом с ним на столе.

Катрин протянула руку за томом в темно-синем переплете.

Людовик-Карл быстро положил на книгу руку, чтобы помешать Катрин взять ее.

– Нет.

Катрин с удивлением посмотрела на него.

Мальчик встретил ее взгляд.

– Это не та книга, которую тебе следует смотреть, гражданка.

– Почему?

– Там картинки с раздетыми мужчинами и женщинами, и они делают… – Людовик-Карл умолк, а затем неохотно пояснил:

– Такую книгу неприлично смотреть даме, которая знала мою маму.

– А для тебя прилично? Мальчик пожал плечами.

– Не знаю. – И кивнул в другой конец комнаты на Симона:

– Он говорит, это единственные книги, какие должен читать мужчина.

– Ты ему веришь?

– Не знаю, – повторил Людовик-Карл. – Откуда мне знать, что правда, а что не правда, когда все говорят мне разное?

– Тебе нравятся гражданин Симон и его жена?

– Знаешь, они часто бывают веселые. – Из его глаз на короткое время ушло так старившее его выражение взрослой обреченности, и мальчик тоскливо сказал:

– Только я бы хотел, чтобы они иногда разрешали мне видеться с мамой.

– Но ведь она… – Катрин осеклась, потрясенно сообразив, что мальчик говорит о матери как о живой. Людовик-Карл думал, что его мать жива! Катрин с минуту помолчала, затем спросила:

– А где твоя мама?

– В квартире этажом выше с моей сестрой и тетей. – Рука мальчика крепче сжала книгу. – Они говорят: она плохая женщина и я не должен о ней говорить.

Приступ острейшей жалости пронзил Катрин.

– Я не считаю ее плохой и думаю, об этом ты должен сам судить, Людовик-Карл.

– Шарль. Здесь меня называют Шарль.

Катрин улыбнулась.

– Постараюсь запомнить.

– Да, трудно запомнить все, чего от тебя хотят. – Взгляд мальчика снова стал невыразительным и усталым, как у древнего старца. – Мама говорит, нужно все делать как можно лучше, когда делаешь.

Катрин понимала, что слишком задержалась здесь и ей следует возвращаться к компании у очага, однако ей очень не хотелось оставлять мальчика. Людовик-Карл был так страшно одинок.

– Ты любишь цветы?

Мальчик кивнул.

– В Версале у нас были красивые сады, и даже в Тюильри… – Он умолк, а потом его взгляд устремился к лицу Катрин. – Моя мама любит цветы. У нее духи с запахом фиалок.

– У моего кузена в городе есть сад, где растут очень красивые фиалки. Хочешь, я принесу их тебе? Ты мог бы ухаживать за ними и смотреть, как они растут.

Людовик-Карл неуверенно сказал:

– Я ничего не знаю о том, как выращивать цветы.

– Тогда я тебя научу. У меня есть сад, он даже больше, чем сад в Версале, и называется Вазаро, я тебе про него расскажу.

Лицо ребенка осветилось надеждой.

– По-моему, мне бы это понравилось.

– Я знаю, тебе понравится. – Катрин встала. – И я расскажу тебе про моего друга Мишеля. Мишель тебе тоже понравится. Он лишь немного старше тебя и знает все про цветы, духи…

– А он придет сюда навестить меня? Мы могли бы поговорить и поиграть в мяч в… – Неожиданно радость сошла с лица мальчика. – Я забыл. В Тампль никто не должен приходить.

– Зато я буду навещать тебя, – мягко произнесла Катрин. – И по крайней мере могу рассказывать тебе о Мишеле. У меня есть еще подруга, она знала твою маму гораздо лучше, чем я, и тебя тоже. Ее зовут Жюльетта, и мы можем поговорить о ней тоже.

Людовик-Карл кивнул и робко улыбнулся.

– Ты очень добра. Я знаю, что не должен просить слишком много.

Слезы жгли ей глаза. И было трудно говорить спокойно.

– Я приду к тебе послезавтра, Людовик-Карл.

– Шарль, – серьезно поправил он. – Просто Шарль.

Катрин отвернулась и подошла к компании, собравшейся у очага.

Она села рядом с мадам Симон, и та небрежно подняла глаза от вязания.

– Вы долго говорили с Шарлем.

Катрин замерла. Неужели ее интерес к мальчику показался подозрительным?

– Он славный мальчик.

Мадам Симон согласилась.

– Все вечно таращат на него глаза и норовят потрогать. Жена пекаря даже предложила мне лишний ломоть хлеба, если я отрежу для нее прядь его волос.

Катрин откинулась на стуле.

– Вы дали ей прядь?

– С какой это стати? – встрепенулась мадам Симон. – Бедняга в неделю остался бы лысым, если бы я раздавала его кудри всем желающим. А потом они гоняются за волосами короля, а Шарль уже просто добрый республиканец. – Женщина посмотрела на мальчика, сидевшего в углу, и ее лицо засияло гордостью и любовью. – Мы хорошо поработали с Шарлем, да будет мне позволено самой так сказать.

Катрин старалась не смотреть на мадам Симон.

– Я вижу, он читает Руссо.

– Республиканская книга. Сама-то я и словечка не пойму, но то, что нравится гражданину Робеспьеру, сгодится и для меня.

– Он не знает, что его мать умерла.

Мадам Симон бросила тревожный взгляд на Катрин.

– Вы ему не сказали?

Катрин покачала головой. Женщина облегченно вздохнула.

– Муж хотел ему рассказать, но я запретила – нет смысла расстраивать Шарля.

– Я обещала принести ему ящик с фиалками. Это ничего?

Мадам Симон пожала плечами.

– Почему бы и нет? Если он сам будет за ними ухаживать. Мне некогда с ними возиться, а муж почти все время смотрит в свой стакан. – Мадам Симон робко улыбнулась Катрин. – Я рада, что вы приехали к Франсуа. Мужчине нужна жена, даже если он думает, что она ему без надобности. – Мадам бросила кислый взгляд на мужа. – И будет просто приятно поговорить еще с одной женщиной.

Катрин просияла.

– Надеюсь, мы станем друзьями. – Она старательно отводила глаза от места, где сидел с книжкой мальчик. – Очень хорошими друзьями.

* * *

– Я хочу сделать хоть что-нибудь. – Катрин прижалась к Франсуа, невидящими глазами глядя в темноту. – Бедный ребенок!

– Мы делаем все, что можем.

– Я хочу, чтобы его вывезли отсюда. Дети так беззащитны. Сначала Мишель, а теперь Людовик-Карл. Но Мишель счастлив и свободен. Я хочу, чтобы Людовик-Карл тоже был на свободе.

Франсуа погладил волосы Катрин.

– Скоро.

– Как скоро?

– У меня есть кое-какие мысли. Завтра мне надо поговорить с Жан-Марком, а потом поехать в кафе «Дю Ша». Возможно, к концу следующего месяца мы сумеем освободить его.

– Боже милостивый, надеюсь.

– Я тоже, любовь моя. – Франсуа закрыл глаза. – А теперь спи.

– Сейчас?

Его глаза снова открылись.

– Ты не хочешь спать?

– Мне казалось, что мы могли бы… Я знаю, что прошлой ночью тебе было не совсем приятно. – Катрин задержала дыхание. – Я подумала, что мы могли бы попробовать снова.

Рука Франсуа, гладившая волосы Катрин, замерла на ее затылке.

– Родная, это не делается по обязанности.

– Это было приятно. Мне нравится быть к тебе близко.

Франсуа медленно притянул к себе Катрин.

– Тогда, я думаю, мы сделаем смелую попытку стать очень-очень близкими друг другу, любовь моя.

* * *

– Это похоже на цветок, отдающий свой аромат, правда? – мечтательно спросила Катрин. – Ты хотел, чтобы я именно это почувствовала?

Франсуа засмеялся.

– Так я и думал, что ты найдешь сравнение, которое напомнит нам о Вазаро.

– А для тебя это тоже так? – Катрин приподнялась на локте и посмотрела на него. – Ты это чувствуешь?

– Да. – Он поцеловал Катрин в плечо, голос его звучал глухо. – Целое поле цветов отдает свой аромат, сияет солнце и идет тихий дождь.

– Это всегда так?

– Нет, иногда это просто приятное ощущение, способ прогнать одиночество.

Катрин сочувственно посмотрела на него. Должно быть, он часто чувствовал себя одиноким за эти годы, что жил двойной жизнью и никому не мог доверять.

– А ты… – Катрин умолкла. У нее не было права расспрашивать его о прошлом, и все же она отчаянно хотела все знать об этих таинственных годах. Она хотела знать его. Все о нем. Как-то Франсуа сказал ей, что в нем скрыто много людей, а Катрин знала лишь разгневанного Франсуа Эчеле, Франсуа из Вазаро и Франсуа-возлюбленного. Теперь она хотела узнать Уильяма Даррела. – А был кто-нибудь, кто помогал тебе… – Катрин не знала, как лучше сформулировать вопрос. Франсуа насторожился.

– В чем дело, Катрин? – Она не отозвалась, и он пристально вгляделся в ее лицо. – После Вазаро не было никого, кроме тебя. Так не было.

– Но кто-то же все-таки был?

Франсуа кивнул:

– Кое-кто.

– Кто же?

– Нана Сарпелье.

– Та, о которой ты мне рассказывал? Она работает в кафе «Дю Ша»? Жюльетта говорит, она прекрасная женщина. – Катрин с минуту помолчала. – Ты… любил ее?

– Я любил ее как друга, как товарища, Катрин. Она помогала мне. Бывали черные дни, и иногда она делала жизнь светлее.

– Понимаю.

– О чем ты думаешь? – Франсуа взял ее лицо в свои ладони и насильно заставил заглянуть себе в глаза. – Ты моя любовь. Она мой друг. Здесь есть разница. Пожалуйста, поверь мне.

– Я верю тебе. – Лоб Катрин пересекла задумчивая морщинка. – Мне бы хотелось познакомиться с ней, Франсуа. Ты возьмешь меня с собой в кафе «Дю Ша»?

– Я же сказал тебе…

Катрин приложила пальчики к его губам и ласково улыбнулась.

– Я не сержусь. Я, возможно, ревную к ней, но пока что я в этом не уверена. Но я благодарна ей за то, что она помогла тебе, и, по-моему, я должна с ней познакомиться.