– Я не дура, – с достоинством произнесла Катрин. – Я знаю, мне следовало бы сказать Жан-Марку, что корсет слишком тугой.

– Так почему же вы этого не сделали?

Белую кожу Катрин снова залил багровый румянец.

– Филипп…

Жюльетта расхохоталась.

– Вы влюблены в этого красивого павлина.

Катрин яростно запротестовала:

– Он не похож на самовлюбленного павлина, он добрый, мужественный и…

Жюльетта подняла руку, останавливая поток страстных слов:

– Я не хотела неуважительно говорить о нем. Просто у меня такая манера. Скажите, а вы с ним уже ложились?

Катрин озадаченно нахмурилась.

– Не понимаю, о чем вы.

Жюльетта нетерпеливо передернула плечами.

– Он пытался затащить вас в постель?

Катрин застыла.

– Вы о внебрачной связи?

– Он не пытался к вам приставать? – смягчила вопрос Жюльетта.

– Нет, конечно, нет. Он никогда… – Катрин с трудом перевела дыхание. – Он благородный человек, а такие люди подобными делами не занимаются. Даже если бы я была взрослой женщиной, он бы не…

– Вы шутите.

Катрин энергично покачала головой и с любопытством спросила:

– А вы когда-нибудь… – Она замолчала. Вопрос, который едва не слетел с ее языка, взволновал ее саму. – Ну, конечно же, нет.

Жюльетта кивнула:

– Вы правы. Я никогда не буду спать ни с одним мужчиной. – Она злорадно улыбнулась. – Несколько месяцев назад как-то ночью герцог де Грамон залез ко мне под одеяло, но я пнула его в интимное место, а потом спряталась в саду.

– Возможно, он так проявлял свою привязанность.

Жюльетта уставилась на Катрин:

– Весь двор знает, что ему нравятся молоденькие девушки.

– Ну вот, видите! – торжествующе заявила девушка. – Он просто выражал свою доброту.

– Вы не знаете. У него пристрастие к… – Жюльетта, искренне забавляясь, почувствовала внезапную жалость к этой столь неискушенной девочке.

– Вам следовало бы позвать свою няню, и та объяснила бы вам, что бояться нечего.

– Маргарита бы не пришла.

– Почему?

– Да герцог один из покровителей моей матери, и она не посмела бы его оскорбить.

– Покровитель вашей матушки?

– Ее любовник, – раздраженно пояснила Жюльетта. – Она живет с ним, а за это получает от него драгоценности и деньги. Неужели вы ничего не понимаете?

Катрин подняла голову и встретила насмешливый взгляд Жюльетты.

– Вы ошибаетесь. Люди благородного происхождения так не ведут себя, и я уверена, что дамы и господа тоже не стати бы так поступать. Вам очень посчастливилось, что ваша матушка жива и здорова, и вы не должны клеветать на нее.

– Клеветать? Да моя мать сама послала его светлость ко мне в постель. Он мне об этом сказал.

– Стало быть, я права. Его светлость просто…

– Проявлял доброту? – закончила Жюльетта, зачарованно глядя на упрямо сжатые губы Катрин и ее нахмуренный лоб. Затем рассмеялась. – Вы мне нравитесь.

Катрин удивил такой неожиданный вывод.

– Правда?

Жюльетта кивнула:

– Вы, может, и слепы, но не глупы и к тому же не отступаете.

– Благодарю вас, – с сомнением отозвалась Катрин. – Я тоже нахожу вас интересной.

– Но я вам не нравлюсь, – закончила Жюльетта уверенно. – Я к этому привыкла, со мной трудно. – Она отвела глаза. – У вас, наверное, много друзей в Иль-дю-Лионе?

– Клер не позволяет мне водиться с детьми слуг, а больше там никого нет.

– У меня тоже нет друзей во дворце. Впрочем, мне все равно. Они все такие глупые. – Жюльетта вздохнула. – А вы долго пробудете в Версале?

Катрин покачала головой:

– Мы уедем в дом Жан-Марка в Париже, как только он получит аудиенцию у ее величества.

Жюльетта огорчилась: она снова будет одна, однако, пока у нее есть краски, никакие друзья ей не нужны. И уж конечно, не такая подруга, которая не в состоянии разглядеть уродливой истины за фальшивой честью и притворной добродетелью. Она постоянно бы спорила с этой простофилей, если бы та осталась.

– А вы знаете ее величество? – спросила Катрин. – Она действительно так красива, как все говорят?

– У нее не отталкивающая внешность и прелестный смех.

– Вы к ней привязаны?

Жюльетта улыбнулась.

– Да, она дала мне краски и велела прекрасной художнице учить меня. Один мой рисунок с изображением озера она даже повесила в бильярдной Малого Трианона.

На Катрин это сообщение произвело впечатление.

– Вы довольны? Это большая честь.

– Да нет вообще-то. Это был не очень хороший рисунок. Я писала озеро на величественном закате, и оно выглядело… – Жюльетта нахмурилась, – …только мило.

Катрин удивилась и хихикнула.

– Вам не нравятся милые вещи?

– Милое – это… в нем нет глубины. У красоты есть значение, даже у уродства оно есть, но вот у милого… Над чем вы смеетесь?

– Извините. Просто я нахожу вас немного странной. Вы так серьезно ко всему относитесь.

– А вы нет?

– Я совсем не такая, как вы. Мне нравятся милые вещи, а уродливые я терпеть не могу.

– Вы не правы. Уродство может быть очень интересным, если всмотреться в него. Однажды я написала портрет старого толстого графа с безобразной, как у лягушки, физиономией, но она была значительной, и каждая морщинка на ней рассказывала свою историю. Я попыталась… – Жюльетта замолчала, услышав шаги в коридоре. – Это, должно быть, слуги несут ваши сундуки. Я посмотрю. – Она соскочила с кровати. – Полагаю, вы хотите отдохнуть?

Катрин покачала головой:

– Я не устала.

Лицо Жюльетты просветлело.

– Тогда, быть может, вы пойдете со мной на прогулку, пока не стемнело? Я показала бы вам лошадь с глубокой седловиной. Она пасется в поле за гостиницей. Лошадь такая страшная, зато она гораздо значительнее и интереснее красивых коней. – Жюльетта открыла дверь. – Переоденьтесь и приходите в общую гостиную, если, конечно, вы хотите пойти со мной, – закончила она неуверенно.

Сияющая улыбка озарила личико Катрин.

– О да, пожалуйста! Я так хочу пойти с вами.

4

– Разрешите поговорить с вами, Жан-Марк? – Катрин стояла на пороге, нервно вцепившись в дверную ручку. – Вижу, вы работаете, но я оторву вас всего на минуту.

Жан-Марк подавил нетерпение и отложил в сторону бумаги.

– Вы хотите узнать, когда мы поедем в Версаль? Через несколько дней я поправлюсь настолько, что буду в состоянии путешествовать. Вам скучно в гостинице?

– Нет, мне здесь хорошо. – Катрин закрыла дверь и пристроилась на краешке стула рядом с кроватью, стиснув руки на коленях. – Когда рядом Жюльетта… все по-другому.

Жан-Марк усмехнулся:

– И вы, разумеется, провели с ней в последние два дня достаточно времени, чтобы быть довольной ее обществом.

– Мне Жюльетта правда нравится, Жан-Марк. – Катрин крепче стиснула руки. – Она не заслуживает иронии… Вы не обратили внимания, что платья на ней всегда с длинными рукавами?

Улыбка сбежала с лица Жан-Марка.

– Что вы хотите мне сказать?

– Маргарита… – Катрин встретилась глазами с Жан-Марком. – Почему она старается сделать Жюльетте больно? Клер не наказывала меня с тех пор, как я была ребенком. – Она помедлила, затем поспешно продолжала:

– У Жюльетты все руки в синяках.

Жан-Марка будто ударили.

– Вы уверены в этом?

– Я видела ее руки. Мне сделалось дурно. Такие ужасные синяки… – Катрин покачала головой. – Я спросила ее, что случилось, а она сказала, что это Маргарита пребывает в плохом расположении духа, поскольку ей пришлось покинуть дворец и жить в гостинице.

Сила гнева, охватившего Жан-Марка, поразила его самого. Господи, ведь Жюльетта говорила, что Маргарите не нравится здесь сидеть, а он не обратил внимания! Почему, ради всего святого, она не рассказала ему, что с ней делает эта жестокосердная стерва!

– Я не знала, как лучше поступить, – прошептала Катрин. – Жюльетта сказала, что ничего нельзя сделать и мне лучше забыть о ее синяках. Но это не правильно. Вы можете помочь ей, Жан-Марк?

– Да. – Больше всего хотелось бы свернуть костлявую шею старой карге, мрачно подумал Жан-Марк, но это решение в данных обстоятельствах невозможно. – Не волнуйтесь, я позабочусь о Жюльетте.

– Скоро?

– Сегодня же вечером.

– Спасибо, Жан-Марк! – Катрин встала и поспешно направилась к двери. – Извините, что потревожила вас. Я подумала…

Дверь за ней закрылась.

Катрин было непросто прийти ко мне, подумал Жан-Марк, рассеянно глядя перед собой. Она всегда была застенчивой, нежной девочкой и по каким-то причинам особенно боялась его. Возможно, за время общения в последние несколько дней с Жюльеттой какая-то часть ее храбрости передалась Катрин, и она не могла остаться равнодушной к страданиям вновь обретенной подруги.

Думайте о чем-нибудь прекрасном!

Ничего удивительного, что Жюльетта так хорошо знала, как справиться с болью. Бедная девочка, эта стерва истязала ее уже много лет!

Руки Жан-Марка сжали подлокотники кресла, когда он повторил слова Катрин:

«Ужасные синяки».

«Мне сделалось дурно».

* * *

– Рана заживает, как хорошо! – Жюльетта перебинтовала плечо, помогла Жан-Марку надеть полотняную рубашку и застегнула на ней пуговицы. – Скоро вы уже сможете путешествовать.

– Полагаю, что послезавтра, – бесстрастно уточнил Жан-Марк. – Я договорился об экипаже, чтобы отослать вас с Маргаритой завтра утром в Версаль.

– Завтра? – Она покачала головой. – Может, на следующей неделе? Вы еще не настолько поправились, чтобы…

– Вы уедете завтра. – Жан-Марк поджал губы. – И ваша добрейшая Маргарита сможет наконец-то заботиться о вашей матушке и перестанет дарить вас своим сомнительным вниманием.

Жюльетта нахмурилась:

– Катрин вам рассказала? Она не должна была так делать. Синяки – это чепуха…