— Тогда напишите, что у нас заказ еще и на корзины, и нужно, чтобы он был готов к Рождеству.

— Что-нибудь еще, миссис Рейнбоу?

— Скажите господину полковнику, пожалуйста, что я видела прошлой ночью в дыму от костра, что скоро у него будут большие деньги.

Бет, ничуть не изменившись в лице, закончила письмо и написала имя миссис Рейнбоу внизу страницы. Она вложила письмо в конверт и написала адрес.

— Бестолковый парень, — сказала цыганка. — Уйти в армию и бросить нас! Он уже никогда не станет таким, как был, миссис Изард, связавшись с этой дурацкой войной.

— Никто уже не будет прежним, миссис Рейнбоу.

Когда цыганка ушла, Бет подняла глаза и встретилась со взглядом Тома.

— Хотел бы я быть там, — сказал он, улыбаясь, — когда полковник Александра получит это письмо.

— Как там Вильям и Роджер? — спросил Джесс. — Они все такие же крепкие и бодрые? — Он спрашивал об этом уже в сотый раз.

— Они в порядке, — подтвердил Том. — Они здорово выросли, оба. Вильям ростом почти что с дом.

— Ну да, он теперь бомбардир, помнится.

Вильям и Роджер сфотографировались в Руане и послали фото домой. Тогда в декабре в Хантлип пришел старый солдат, ковылявший на костылях, потому что потерял ногу в четырнадцатом году в битве за Монс. Он зарабатывал на жизнь тем, что писал портреты с фотографий солдат, которые ушли на фронт. Он обходил деревню и стучался в двери.

— Мужья, отцы, сыновья, любимые. Если у вас есть их фото, я скопирую для вас, сделаю настоящий портрет маслом.

Бет дала ему фотографию Вильяма и Роджера, сообщила все подробности цвета. Он скопировал все точно, как в жизни. Портрет повесили в гостиной над камином, и братья смотрели с него на свою семью: светловолосые, с прямым взглядом проницательных синих глаз, с сияющими лицами, гордые тем, что сидят вместе в военной форме. У Вильяма две нашивки на рукаве, пуговицы обоих начищены до блеска.

— Тебе тоже надо сфотографироваться, — сказал Тому Джесс. — И мы попросим художника сделать и твой портрет.

Он боялся, что Том, возможно, чувствует себя одиноким, потому что бабуся Тьюк всегда вязала что-нибудь для Вильяма и Роджера, но никогда ничего для Тома.

— Ты не переживай, — прошептал Джесс. — Потому что бабуся вяжет уже не так, как раньше.

— Чем тебе плохо мое вязание? — спросила бабуся, выпрямившись и глядя на Джесса. Зрение у нее было плохое, но вот слух просто превосходный. — Чем плохо мое вязание, хотела бы я знать?

— Ну, у той перчатки, что ты связала, было слишком много пальцев, а шапка получилась наполовину бордовая.

— Это маленький Дик сделал, поменял шерсть, пока я не видела. — Бабуся наклонилась вперед и коснулась руки Тома. — Я тебе что-нибудь свяжу. Что ты хочешь? Носки? Или перчатки? Или плед?

— Не беспокойся, у меня все есть.

— Ты, казалось, всегда не замечал холода.

— Я в порядке, — сказал Том. — Мне всего хватает.

Бет и Бетони присылали ему шерстяные вещи. Они присматривали за тем, чтобы у него все было.


— Что бы ты больше всего хотел получить? — спрашивала его Бетони. — Что тебе кажется самым необходимым?

— Большой фруктовый пирог, такой, как твоя мать однажды присылала в банке. В нем было много миндаля.

— Ты не знаешь про ограничения в продаже сахара? В новом году его будут отпускать по карточкам.

— Я думал, может, Бет удастся сэкономить немного меда.

— Мать говорит, что никогда еще люди так участливо не спрашивали ее о пчелах, как в последнее время, когда сахара стало не хватать. Но у нее, конечно же, есть немного меда для тебя.

Они были на кухне одни. Том сидел, глядя на огонь. Бетони наблюдала за ним.

— Ты никогда особенно не любил фруктовый пирог.

— Там мы были ему очень рады.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь «мы»?

— Ребята, — сказал он. — Им всегда нравится фруктовый пирог.

— Я должна печь пироги, чтобы накормить парней?

— Не их специально — мы всегда делимся, — сказал Том. — Мы всегда делим на всех то, что присылают. Это здорово, знаешь ли. Мы ведь все время немного голодные.

— Но почему? — удивилась она. — Почему они не кормят вас как следует?

— Много продуктов растаскивают, — пояснил Том. — Некоторые парни продают их магазинам и кафе. Что-то в этом роде, я слышал. Как бы то ни было, думаю, это правда.

— Но это ужасно! У меня просто кровь закипает, когда слышу о таких вещах! Должен же быть надзор.

В печи потух огонь, и Том нагнулся, чтобы подбросить дров. Он молча смотрел на Бетони некоторое время.

— Я очень расстроился, — сказал он, — когда узнал, что капитан попал в плен.

— Да, — сказала она. — Надеюсь, что немцы обращаются с ним неплохо. В письмах он говорит, что все в порядке, но я не перестаю беспокоиться.

— Мне кажется, не все немцы плохие. Некоторые — может быть, но не все. С ним все будет хорошо, Бет, не волнуйся.

— Зачем ты называешь меня Бет? Ты раньше этого никогда не делал.

— Извини, — сказал он. — Я научился от ребят. — И он стал рассказывать ей о письмах. — Мы ими тоже делимся, читаем письма друг другу. Кроме личных, от жен, например. Ребятам нравятся твои письма. Они нарасхват, как горячие булочки. Ты заставляешь их смеяться и подбадриваешь. Парни говорят, что они действуют, как настоящий тоник.

— Мне нужно следить за тем, что пишу.

— Ты это обдумываешь, Бет? Я никогда не думал, что ты обращаешь на них так много внимания.

— Нет, — сказала Бетони, — я особенно не стараюсь.

Но на самом деле то, что она узнала, было очень приятно. Она почувствовала себя близкой этим людям, которые там страдали, переносили такие тяготы. Нужно было всего-то ничего, она должна постараться писать почаще.

— Расскажи мне про своих товарищей, — попросила она. И увидев, как он улыбнулся, спросила: — Что-нибудь смешное?

— Я подумал о Биге Гловере. Он всегда говорил о тебе. Однажды он сказал, чтобы я спросил, не выйдешь ли ты за него.

— Скажи, что сначала я должна его увидеть.

— Биг Гловер уже мертв. Его убили прошлым летом на Сомме. Он был откуда-то из-под Бромярда. И Ричи с Флайером Кайтом тоже были оттуда. Кайт здорово играл на губной гармошке, а Ричи знал кучу историй. Они были отличными париями, Кайт и Ричи, но теперь оба мертвы.

И он продолжил свой почетный список: Кадди, Эванс, Мастоу, Брейд, Вернинг, Рейнолдз, Привитт, Смит — все классные парни, которых уже не было в живых.

— Боже праведный! — сказала Бетони. — Неужели никого не осталось в живых?

— Не много, — сказал Том. — Но новые ребята приходят постоянно.

— Нельзя посылать так много молодых людей на смерть, чтобы их скосило, как пшеницу в поле!

— Да, нельзя, — согласился Том.

Глядя на него, Бетони поняла, что он сильно изменился. У него всегда был какой-то затравленный взгляд, но теперь он казался постаревшим. Его глаза повидали много такого, чего видеть вообще не следовало бы.

— Дика призовут следующей весной, — сказала она.

— Знаю, он мне говорил.

— Когда это кончится, Том, когда?

— Не знаю, но думаю, когда-нибудь война должна закончиться.

— Мы победим немцев, как ты думаешь?

— Полагаю, что должны, — ответил Том, — или же все жизни были отданы впустую.


— Береги себя, — попросила Бетони, — и передай ребятам, что пирог прибудет.

— Не дай войне закончиться, — сказал Дик, — я тоже хочу попасть туда и поразвлечься.

— Дик, замолчи! — воскликнула Бетони. — Думай, о чем говоришь!

— Помолчи, сынок, — проворчал Джесс, — и подай Тому мешок.

— Я тебе что-нибудь свяжу, — пообещала бабуся, — как только у меня будет время.

— Надеюсь, ты не разучишься работать, — сказал старик Тьюк, похлопывая Тома по спине, когда тот влезал в повозку. — Ты должен практиковаться, вырезать что-нибудь, как только выпадет свободная минутка, чтобы не разучиться к тому времени, когда вернешься домой.

Тилли Престон, ждавшая в дверях «Розы и короны» и наблюдавшая за пони и повозкой, выбежала на дорогу и бросила Тому на колени пучок красных, белых и синих лент.

— Возьми их, Том, они принесут тебе удачу.

Том засунул ленты в карман. Джесс взглянул ему в лицо.

— Тебе нравится Тилли Престон, Том? — спросил он.

— Она ничего, — ответил Том, пожимая плечами.


В Шестой батальон, отведенный с юга Франции, вливались остатки Десятого батальона, расформированного после тяжелых потерь, и новое пополнение, прибывшее из Англии. Том и Ньюэз были тертыми калачами. Они чувствовали себя обязанными держать марку. Опытные люди. Ньюэз сказал, что их долг заняться новичками и показать им, что к чему, особенно в окопах.

— Глядите во все глаза, слушайте во все уши и старайтесь изо всех сил, — говорил он. — Это ненадолго. И мы, и они умираем с тоски. А то, что останется от Британского экспедиционного корпуса, поместится на одном корабле.

Дразнили новичков немилосердно.

— Эй, ты захватил с собой свою карточку на сахар?

— Сержанту нравится, когда ты зовешь его «папочка».

— Полгода санитаром, и ты получишь орден «За безупречную службу». Через двенадцать месяцев у тебя будет Крест Виктории. Еще два года — и ты выйдешь в отставку.

Одного из парней, вошедших в блиндаж, напугало огромное количество крыс, кишащих там.

— У! — отпрянул он. — Я не люблю крыс.

— Лучше бы тебе полюбить их, — сказал Ньюэз, — потому что они чертовски хорошо о нас думают!

— Эй, Тосс, — сказал Дансон. — Тут один парень хочет увидеть Джека Джонсона!

— Ну, это еще что, — откликнулся Раш. — У меня тут есть один, он жалуется на свои сапоги. Говорит, что никогда не носил никаких размеров, кроме девяностого!