Потом была работа над книгой. Работа настолько увлекла ее, что когда Эль, наконец, закрыла свой старенький видевший виды ноутбук, часы показывали половину третьего ночи. В телефоне висело сообщение от незнакомого номера, но по его содержанию Эль сразу узнала отправителя.

«Привет, надеюсь, я не очень поздно? Как ты?» — написал Джонатан Эванс. Дата отправки сообщения значилась половиной десятого вечера.

Эль положила себе не забыть ответить ему завтра.

Будильник разбудил ее в шесть тридцать утра. Быстро приняв душ, Эль отправилась на пробежку. Не то, чтобы она страдала маниакальной тягой к спорту, но если выдавалась возможность дать телу встряску, никогда ею не пренебрегала. Перед тем, как уйти, предупредила Сэмюеля — интересно, во сколько же он вставал, если даже в семь утра уже был при полном параде? — что отлучится на полчасика, оставила телефон и вышла на улицу.

Денек обещал быть солнечным.

Она успела отбежать на несколько кварталов, когда обратила внимание, что за ней потихоньку следует старый «мустанг». Эль несколько раз оглядывалась, чтобы убедиться, что машина действительно следует за ней. Она уже собиралась свернуть на соседнюю дорожку и вернуться домой, когда «мустанг», чихнув облачком черного дыма из выхлопной трубы, резко обогнал ее и прижался к обочине. Водитель лениво выбрался наружу. Он щурился на солнечном свету и лениво пожевывал зубочистку, а его джинсовый костюм, хоть и выглядел новым, был порядочно потрепанным. Как будто мужчина носил его не снимая с самой покупки.

Эль мысленно громко и совсем не прилично выругалась.

Проклятье! Как он нашел ее?

— Ну и где теплые объятия для любимого папы? — Айзек Кромби театрально развел руки, но, когда стало ясно, что Эль не спешит в них хлопнуться, передернул плечами и заложил пальцы за пояс джинсов. — О’кей, тогда ограничимся обычным приветствием. Здравствуй, дочь.

— Что ты тут делаешь?

— Зачем сразу так грубо?

— Откуда ты узнал, где я? — Эль продолжала пятиться, одновременно не упуская из виду его ладони на ремне. Ошибиться она не могла — это был тот самый ремень, которым отец несколько раз порол ее за то, что она отказывалась выполнять его требования заняться сексом в качестве уплаты его долга.

— Моя единственная любимая дочь исчезла. — Мужчина скорчил почти правдоподобную расстроенную мину. — По-твоему, я должен был сидеть и ждать известия о твоей кончине?

— Это очень в твоем духе, — ответила она. Сделала два шага назад, отец сделал столько же вслед за ней.

— Рад, что ты помнишь, что в моем духе, а что — нет. Надеюсь, это сэкономит нам время. Не люблю, знаешь ли, болтать пространными фразами.

Кто бы сомневался, что ублюдок появился здесь не просто так. Эль скрутило живот от всевозрастающего ощущения опасности. Стараясь не выдать себя и не спровоцировать отца действовать быстрее, она бегло оценила окрестности. Впереди — пар, вокруг — лужайки, дома остались так далеко, что даже если она сорвет горло в крик, ее никто не услышит. Отец определенно знал, где устроить ловушку.

И все же, как он тут оказался? Наверняка подкарауливал ее неподалеку от дома.

— Что тебе нужно? — Эль старалась держать «лицо», хоть внезапная паника почти сковала ее мышцы. — Должна быть причина твоего появления на другом конце материка.

— Причина, конечно, есть, — не стал отпираться он. Но и своими планами делиться не спешил: просто скользил по ней оценивающим взглядом.

Эль прекрасно помнила это выражение на его лице. И те воспоминания вряд ли можно было назвать «приятными». Очевидно, что и в этот раз его визит не принесет ничего хорошего.

— Ты хорошо выглядишь, — сказал Айзек, выуживая изо рта пожеванную зубочистку. — Посвежела, румянец на щеках появился. Надо же, а я всю жизнь думал что ты уродилась бледнющей и конопатой.

Эль предпочла отмалчиваться. Если его не провоцировать, может быть, все обойдется? Не станет же он пороть ее прямо на улице?

— Я очень недоволен твоим бегством, Эль. — Мужчина покачал головой, но в его сожаление не поверил бы и слепой. — Знаешь, каково это: узнать, что единственная кровинка исчезла? Да я чуть пол штата на уши не поставил, чтобы разузнать, куда подевалась моя золотая девочка.

Золотая? Он называл ее так, когда хотел подчеркнуть, что может выручить за нее приличную сумму.

— Я в порядке и у меня все хорошо, — продолжая держать дружеский тон, ответила Эль. Ребенок в ней продолжал верить, что даже в таких больных ублюдках, как Айзек Кромби, может быть хоть капля любви к собственной дочери. И что этой капли окажется достаточно, чтобы остановить его совершения очередной гнусности. — Мне жаль, что я не сказала. Просто… все произошло так быстро, а ты был занят, и я не хотела беспокоить тебя по пустякам.

— Охотно верю, что ты не хотела рассказывать любимому папашке, что сорвала джек-пот. — Айзек растянул губы в широкой недоброй улыбке. — Зачем же говорить, что ты тягаешься с миллионером? Зачем вообще вспоминать о том, что у тебя, бл*дь, есть обязательства передо мной.

Так вот значит, откуда ветер дует.

Эль быстро прикинула, откуда отец мог прознать о Максе. Простое уравнение с одним неизвестным, которым мог быть всего-то один человек: Марго. Кроме нее никто на всем белом свете не мог знать, в чем доме она живет.

Жгучая обида со всей силы лягнула под дых, выколачивая из груди остатки воздуха. В голове колотилась одна единственная мысль: как она могла? Марго как никто другой знала, чего Эль натерпелась от своей «любящей» семейки. Она кучу раз сама чуть не силой волочила ее в участок и требовала зарегистрировать побои, а потом жутко злилась, когда Эль отказывалась ввязываться в судебную волокиту. Марго даже синяки ей помогала замазывать, чтобы своим видом Эль не отпугивала клиентов «Цыпочек», которые и приходили-то в основном затем, чтобы пускать слюни на милашек-официанток. И, в конце концов, Марго целиком одобрила ее решение ничего не говорить отцу ни о поступлении, ни о поездке.

Неужели она в самом деле так сильно взбесилась? Но, даже если поступок подруги был полностью продиктован обидой, Эль не могла найти ему оправдания.

— Тебе лучше уехать, — сказала Эль, когда справилась с первым приступом негодования. — Возвращайся домой, к квартам, покеру и рулетке. Уверена, на этот раз тебе точно повезет.

— Мне уже повезло, — растягивая слова, проговорил Айзек и, переломив зубочистку надвое, бросил мусор под ноги. — Твой богатый ё*арь трахает тебя за бесплатно, мать его! Да я чувствую себя поиметой целкой!

Эль поморщилась, и снова отступила, а он снова подвинулся.

— Но знаешь, ты молодец! — Он вскинул вверх оттопыренные большие пальцы, осклабился, демонстрируя крепкие желтые зубы. — Знала, перед кем ноги раздвигать. Вот только я хочу получить от этого сладкого пирога свою долю.

— Не было никакого сладкого пирога. Тебе лучше уехать.

Ответ ему определенно не понравился.

— То есть ты посылаешь меня? — спросил он, распаляясь.

— Я просто предлагаю тебе оставить меня в покое и вернуться домой. Мне больше не пятнадцать лет, и ты не сможешь заставить меня делать то, чего я не хочу. — Эль набрала в грудь побольше воздуха, собралась с силами — и выпалила: — Я тебя не боюсь, Айзек.

— А следовало бы, тупая сучка, если тебе дорога твоя мордашка.

— Мне дороги мои нервы, потому что если ты хоть пальцем меня тронешь или придумаешь какую-то другую мерзость, я заявлю в полицию. И, да поможет мне Бог, на этот раз пойду до конца.

Очевидно, сказать все это ему в глаза было величайшей ошибкой, но слова вырвались из нее, и, как ни странно, это облегчило ее ношу. Как будто все эти года она таскала за спиной каменную глыбу, которую не могла осмелиться скинуть. А теперь испытывала невероятное облегчение от того, что слова сказаны — и мир не перевернулся с ног на голову.

— Ты мне угрожаешь? — Глаза мужчины превратились в две щели. — Ты, бл*дь, мне угрожаешь?

— Предупреждаю.

— Мы сделаем вот как, дрянь сопливая. Ты прямо сейчас позвонишь своему кобелю и скажешь ему вот что: если он хочет и дальше трахать тебя, то пусть раскошелится. И пусть заплатит долг за то, что порвал твою целку.

Эль стало противно от его слов. Ее будто с головой окунули в грязь, и, лишив возможности искупаться, выставили на осмеяние.

«Ты не будешь плакать, как маленькая сопливая девчонка, — приструнил приступ ее малодушия внутренний голос. — Ты только что сказала, что пойдешь до конца — вот и держись за это».

— Ты больной, — прямо ему в лицо, выплюнула Эль. — Мне противно от мысли, что я в самом деле твоя дочь.

— Срать я хотел на твое «противно». Звони. Своему. Трахарю. — По словам, потребовал Айзек Кромби. — Миллион баксов на мое имя — и пусть считает, что я сделал ему скидку.

— Я не хочу с тобой больше разговаривать.

«Я смогу убежать, я смогу убежать…»

Она рванула с места, прекрасно зная, что для побега у нее будет всего одна попытка. И если она не воспользуется, не выложится на все двести процентов — последствия будут самыми печальными. И, скорее всего, дело не ограничится одними побоями.

Эль неслась со всех ног, почти не разбирая пути. Еще немного, до поворота, а оттуда до домов рукой подать, если закричит, то кто-нибудь обязательно выйдет на помощь. Не глядя под ноги, налетела пяткой на какой-то камешек: ступня тут же ушла влево, боль в почти зажившей лодыжке вспыхнула с новой силой и прострелила огнем до самого колена. Эль продолжила бежать дальше, но каждый раз, стоило пятку встретиться с асфальтом, ногу пронзала острая боль.

Ну же, оставалось совсем ничего.

Рука отца крепко ухватила ее за запястье, рванула назад. Эль дернулась обратно, яростно завопила, но в то же мгновение ей в плечо вонзилась игла. Эль пыталась вырываться, прекрасно осознавая, что отец точно не вколол ей порцию витаминов. Вот только мир вокруг начал стремительно расшатываться, а реальность превратилась в бесформенные обрывки.