– Это моя вина. Я слишком сильно подстегивал его по дороге домой. Снег начал покрывать землю. Мне повезло, что он не угодил в яму и не сломал ногу.

– Тебе следовало найти укрытие на ночь.

– Я не хотел, чтобы ты беспокоилась.

Он допил вино, как будто ему было неудобно признаваться в этом. Странно. Раньше у него не было проблем с выражением чувств, но за последнее время Альберт изменился, и она наблюдала целую гамму эмоций, которые он переживал.

Каждый раз, когда она думала, что точно знает, чего ожидать от него, вдруг обнаруживала, что не знает ничего.

* * *

Они закончили обедать и переместились в библиотеку. Когда Джулия села читать книгу рядом с камином, Эдвард устроился в кресле напротив нее и, откинувшись на спинку, постукивал пальцем по бокалу с портвейном. Казалось, она была удивлена тем, что он смог различить, кого отождествляют животные на ее рисунках. Он предпочел бы быть белкой, чем-то оживленным и веселым. Даже распутным кроликом. Ласки известны тем, что воруют вещи. Он украл у нее поцелуй, украл мужа. Украл сокровенные моменты.

Он должен был найти предлог, чтобы удалиться. Ему нужно было работать, перебирать книги, изучать счета. Вместо этого он сидел здесь, наслаждаясь изгибом ее шеи и самодовольной улыбкой.

Она шла ей. Он не помнил, чтобы когда-либо реагировал на прикосновение женщины настолько бурно. Он хотел объяснить свою неожиданную реакцию воздержанием, но подозревал, что если бы сейчас она встала с кресла, подошла к нему и прижала ладонь к его щеке, то он усадил бы ее на колени и начал лихорадочно целовать. Многие молодые леди сбежали бы от него. Но не она. Джулия ответит ему тем же.

Так же, как и в ту ночь в саду, так же, как и всякий раз, когда они целовались.

Потому что и сейчас, и тогда она верила в то, что перед ней Альберт.

Были ли они настолько похожи во всем, чтобы она не могла различить их? Именно об этом он молился все время, пока плыл по бурным морям, чтобы вернуться в Англию. Боже, не дай ей понять, что рядом с ней я – подлый ублюдок, который берет то, что ему не принадлежит. Не дай ей понять, что я не ее муж.

Он повторял эту мантру тысячу раз, пока сидел в трюме и смотрел на простой гроб из соснового дерева, как бы составляя брату компанию. Он ожидал, что притворяться Альбертом будет трудно.

Но он не ожидал, что это превратится в ад.

Джулия подняла глаза и посмотрела на него, нахмурив брови, словно она уловила ход его мыслей. Часть его надеялась, что Джулия скажет: «Я только что поняла, кто ты». Другая же его часть рассчитывала на то, что она никогда не сделает ничего подобного. Как он может уничтожить такую замечательную женщину?

– Слуги спрашивали, могут ли они украсить дом к Рождеству.

Он уставился на портвейн в своем бокале.

– Трудно поверить, что уже зима.

– Похоже, мы не заметили, как пришел декабрь. Я не знала, что сказать им, ведь мы в трауре.

– Пусть они украсят резиденцию.

Она закрыла книгу и мягко произнесла:

– Я не хочу быть бесчувственной. Я понимаю, что настроение у тебя не праздничное.

– Я был в трауре два месяца, добираясь домой. Я буду веселым на Рождество. Какой подарок ты хочешь?

Ее губы сжались, и она ответила:

– Ты знаешь, чего я хочу.

Проклятье. Они что, обсуждали рождественские подарки перед отъездом? Откуда тогда он узнает о том, что она попросила? А вдруг Альберт уже купил ей подарок? Ему придется проверить каждый уголок и каждую щель в спальне брата и в библиотеке. И если он не найдет подарка…

Он изучал Джулию, на лице которой читалась уверенность в своих желаниях. Чего она хотела? Чего вообще хотят женщины?

Ювелирные украшения.

Ожерелье? Серьги? Браслет? Полный набор?

Рубины. Нет. Сапфиры, чтобы оттенить цвет глаз? Нет. Оникс. Черный жемчуг. Он видел его лишь однажды, когда путешествовал по южным морям. Он был столь же редкой находкой, как и она. Такая добрая и заботливая, с дерзкими мыслями, которые он хотел изучить. Но все это было под запретом. Вместо этого он должен был довольствоваться звуком ее смеха, ее улыбкой, озорными искорками в глазах, которые темнели от страсти и мягко светились, когда она клала руки на живот.

– Здорового ребенка, – с уверенностью пробормотал он. Не драгоценности, не побрякушки и безделушки. – Именно этого ты хочешь на Рождество.

На ее лице вспыхнула улыбка. Такая улыбка могла разогнать холодные ветры и стать убежищем от дождя.

– Мы договорились об этом обоюдном подарке. Возможно, мы ошиблись, так как, по словам врача, ребенок не родится до Нового года. Но его не придется долго ждать. Надеюсь, у него будут твои волосы.

– А я надеюсь, что твои.

Он не думал, что это несправедливо по отношению к брату, потому что каждый раз, глядя в зеркало, видел Альберта.

– С карими глазами.

– С синими.

– Ты собираешься не соглашаться со мной во всем?

– По правде говоря, Джулия, мне все равно, как он будет выглядеть. Главное – чтобы он был здоров.

И чтобы это был мальчик. Именно мальчик обеспечил бы Джулии место в обществе и позволил бы ей не зависеть от милости Эдварда.

– Глупо беспокоиться о других аспектах, – сказала она. – Но обсуждать подобное очень интересно. Я так четко представляю его себе. Полагаю, это материнская интуиция.

– Я думаю, ты станешь замечательной матерью.

– Я постараюсь, хотя это довольно тяжелая задача.

– Я не сомневаюсь, что ты добьешься успеха.

Она положила руку на сердце и ответила:

– Ты никогда не был так красноречив, подбадривая меня. Не то чтобы мне нужны были слова. Ты достаточно часто проявлял свои эмоции, но все же твои речи греют мне душу.

Он любил Альберта, но его брат всегда был тихим и немногословным. То, что она радовалась несказанным словам брата, причиняло ему боль, и он не понимал почему. Действия – это хорошо, но она заслуживала не только действий, но и слов. Она заслуживала даже больше, чем он мог и имел право ей дать. Важно не забывать, что ее удовольствие от его компании было лишь временным. Он выпил свой портвейн, встал и сказал:

– Нам следует поспать. День выдался долгим, и я устал.

Поднявшись с кресла, она оперлась на него. Он боролся с воспоминаниями о том, где была ее рука сегодня и какими ловкими были ее пальцы. Он совершил ошибку, поддавшись на ее уговоры, но не испытывал даже намека на раскаяние.

Они прошли по коридорам и молча поднялись по лестнице. У двери он поднес руку Джулии к своим губам и нежно поцеловал ее.

– Скоро увидимся.

– Раздень меня.

Он застыл от удивления и уставился на нее, любуясь соблазнительной улыбкой и сияющими глазами.

– Уже поздно, – добавила она. – Ненавижу беспокоить свою служанку в такое время.

– Но ей платят за это.

Его голос казался колючим и грубым, что было совсем не похоже на него.

Она прижала свои ладони к его груди, и Эдвард задумался о том, может ли она почувствовать, как бешено колотится его сердце. По правде говоря, он мечтал раздеть ее, но это было опасно.

– Мне бы хотелось, чтобы это сделал ты.

– Я не уверен, что это мудро. Я должен контролировать себя, Джулия.

Опустив руку, она вздернула подбородок, и в ее сапфировых глазах промелькнул вызов.

– Я думала, что ты хладнокровен.

Хладнокровен? Он? Он снимал одежду с сотен женщин. Ну, по крайней мере, с дюжины. Он не знал, почему его сексуальные подвиги внезапно смутили его. Он хотел быть более целомудренным, под стать ей. Как будто он мог ее заслужить. Но будь он проклят, если откажется от ее вызова.

Он мог быть сильным, даже если это означало быть сильнее, чем когда-либо прежде. Он мог сопротивляться ей и гарантировать, что ничего не случится с ее ребенком. Проклиная обет, который он дал Альберту, Эдвард прошел мимо Джулии, повернул ручку, толкнул дверь, схватил ее за руку и потянул в спальню.

* * *

Под звук захлопывающейся двери Джулия вдруг подумала, не была ли она слишком настойчивой. Она стояла в центре комнаты, спиной к Альберту, и ее тело дрожало в ожидании.

Она чувствовала, как муж ослабляет застежки платья и как ткань платья медленно сползает по ее телу. Прежде чем опустить платье с одного плеча, он скользнул пальцем по ее плечам и спине, задержавшись на позвоночнике. Затем прижался губами к ее затылку, и она почувствовала, как испарина покрывает то место, где он провел губами. Все внутри нее таяло. Она хотела, чтобы пот покрывал все ее тело. Альберт снял с нее платье, и она переступила через него.

– Оставляю остальное тебе.

На нее нахлынуло чувство разочарования. Повернувшись, она увидела, что он уже вешает ее платье в гардероб. Она предпочла бы, чтобы он оставил платье на полу, с нетерпением приступая к обнажению других частей ее тела. С ее стороны было глупо полагать, что из-за беременности она станет менее привлекательной для него. Она давно перестала носить корсеты, и ее гардероб слегка уменьшился. Служанка оставила для нее ночную рубашку в изножье кровати. Джулии не хотелось надевать ее, она хотела заставить мужа смотреть на ее наготу, чтобы увидеть все изменения в ее теле.

Риск не уменьшал пробудившегося в ней желания. Во всяком случае, с момента его возвращения она хотела мужа больше, чем когда-либо. Она заметила, что он стал менее сдержанным. И то, как он временами смотрел на нее – словно восхищался ею каждую минуту, – заставляло ее сгорать от еще большего желания.

Джулия поняла, что не ее оплывшее тело заставило его отвернуться от нее. Наоборот, он делал это, потому что сильно желал. Убедившись в этом, она надела свою ночную рубашку и развернулась к нему лицом. Он все еще копался в гардеробе, пытаясь разобраться в ее платьях.