Дверь открылась, и послышались шаги Ригдона.

– Вы звали меня, миледи?

– Его светлость отправился за те холмы сегодня утром. Поскольку он еще не вернулся, я боюсь, что с ним что-то случилось.

– Он отличный всадник. Погода, несомненно, задерживает его, но, возможно, он остался на ночь в одной из усадеб.

Альберт не сделал бы этого. Он не заставил бы ее беспокоиться. Джулия повернулась к Ригдону:

– Соберите садовников и конюхов и отправьте их на поиски графа.

На секунду на лице Ригдона промелькнуло удивление, однако он быстро взял себя в руки.

– Но на улице отвратительно, миледи.

– Именно по этой причине они должны найти его.

Хотя Ригдон оставался внешне спокойным, ей показалось, что в душе у него начинается буря.

– Я не уверен, что он одобрил бы такие действия.

Он не одобрил бы. Подвергнуть слуг опасности. Ему это совсем не понравится.

– Тогда он должен был вернуться раньше. Отправьте их.

– Как пожелаете, миледи.

Дворецкий ушел, и Джулия продолжила вглядываться в темноту за окном. Там царила ужасная погода. С ее стороны было эгоистично заботиться о своем собственном счастье. Альберт будет недоволен ею, даже если с ним что-то случилось. Но она не могла вынести мысль о том, что он может пострадать…

Ее внимание привлек силуэт вдалеке. По очертаниям он не напоминал всадника. Он был скорее похож на человека, идущего рядом с лошадью.

– Ригдон!

Ее сердце забилось, она выбежала из комнаты и чуть не врезалась в лакея.

– Найди Ригдона, передай ему, что кто-то идет по холму. Возможно, это его светлость.

– Да, миледи.

Лакей повернулся и отправился на поиски Ригдона, оставив Джулию, которая с чувством удовлетворения отметила про себя его поспешность. Она направлялась к входу, когда парадная дверь наконец открылась и в проеме показалась знакомая фигура.

– Альберт!

Она обняла мужа. Альберт дрожал, а его кожа была невыносимо холодной, когда он прижался щекой к ее лбу.

– Тебе не следовало трогать меня, я весь в грязи.

Он настолько сильно стиснул ее в объятиях, что она не смогла бы вырваться, даже если бы хотела. А она не хотела.

– Я так волновалась.

– Прости, дорогая. Я помог фермеру, чья повозка застряла в грязи, но по дороге домой моя лошадь захромала. Сегодня неудачный день.

– Я боялась, что ты заблудился.

Он осторожно приподнял ее лицо и сказал:

– Не тогда, когда ты служишь моей северной звездой.

Затем он накрыл ее губы своими и поцеловал с такой страстью, как будто они пробыли в разлуке долгие годы или как будто ему снова придется уезжать. Она знала, что муж беспокоился о том, как пройдут ее роды. Но этот поцелуй казался чем-то бо́льшим, чем простое беспокойство, – он был скорее срочной необходимостью. Она задалась вопросом, не боялся ли он не вернуться к ней. Может, гроза заставила его сомневаться в том, что он когда-либо еще обнимет и поцелует ее?

Отстранившись, Альберт взглянул на нее:

– Ты греешь лучше любого огня.

Она улыбнулась и ответила:

– Надеюсь. – И, повернувшись к дворецкому, сказала: – Ригдон, приготовь ванну для его светлости.

– Уже распорядился, миледи.

Кивнув дворецкому, Альберт отпустил ее.

– Тогда я воспользуюсь ею.

– Я пойду с тобой, помогу…

– Не стоит. Я скоро вернусь. Я не только замерз, но и проголодался. – Он положил руку ей на плечо и добавил: – Я скоро присоединюсь к тебе за ужином.

– Я буду ждать.

Она всегда будет его ждать.

Наблюдая, как он поднимается по лестнице, она старалась избавиться от ощущения, что могла потерять его сегодня вечером. Похоже, трагедии любили эту семью.

* * *

Эдвард с удовольствием погрузился в горячую воду. Он предпочел бы погрузиться в Джулию и именно поэтому заставил себя отказаться от ее предложения помочь. Он должен обуздать свою страсть.

Во время изнурительного возвращения в поместье он представлял себе ее лицо, улыбку, он слышал ее мягкий голос, который подталкивал его вперед. Когда он открыл дверь и увидел, что Джулия ждет его, то испытал облегчение и радость. А еще он осознал, каковы на самом деле его чувства к ней. Все то, что он отрицал годами, хоронил под саркастическими замечаниями и ослиным поведением, топил в крепких напитках, взорвалось в нем, словно вулкан. Он хотел окутать ее подобно расплавленной магме и безраздельно обладать ею.

Джулия не отказала бы ему, она дала бы все, чего бы он ни попросил. Он видел это в блеске ее глаз. Но при этом она была бы убеждена, что делает все для Альберта. Радость по поводу его возвращения не предназначалась Эдварду. И понимание этого охлаждало его пыл сильнее, чем ветер и снег, бушующие за стенами дома. Но оно не уменьшало его желание, и в этом состояла вся проблема.

Он услышал, как тихо открывается дверь.

– Я еще не готов, Марлоу.

– Тебе повезло, что я не Марлоу.

Напрягшись так, что вода вокруг него покрылась рябью, он оглянулся через плечо и увидел, что в комнату с бокалом в руке вошла Джулия.

Она мило улыбнулась и сказала:

– Я подумала, что тебе может понадобиться скотч.

– Ты просто находка!

Эдвард протянул руку, ожидая, что она даст ему бокал и уйдет.

Вместо этого, прежде чем протянуть ему бокал, она подошла к ванне и встала на колени. Он жадно отпил из бокала, наслаждаясь жаром, который заполонил его, а затем, бросив на нее косой взгляд, сказал:

– Я не задержусь здесь.

– Я хотела бы помыть тебе спину.

– В этом нет необходимости.

Она взяла ткань и мыло с соседней тумбы, окунула их в воду и начала намыливать.

– Но я хочу сделать это.

– Джулия…

Ее брови изогнулись, и она добавила:

– Ты прекрасно знаешь, что если я что-то решила, то спорить со мной бесполезно.

Эдвард был уверен, что с ее стороны было неразумно прикасаться к нему в то время, когда из его головы до сих пор не выветрились мысли о развратных вещах, которые он представлял себе, чтобы удержаться на ногах и дойти до поместья. Он сделал еще один глоток скотча, больше прежнего, а затем, собравшись с духом, положил локти на поднятые колени и наклонился.

– Делай что хочешь!

По комнате прокатился легкий звон ее смеха.

– Я давно хотела это сделать, – сказала Джулия, положив обе руки на его позвоночник.

Куда, черт возьми, делась ткань?

Затем ему в голову пришла другая мысль. Она никогда не делала подобное для Альберта. Он выпил остатки скотча и сжал бокал в руках, отчаянно желая повернуться к Джулии, взять ее лицо в свои ладони и поцеловать. Ему следовало сделать что-то, чтобы отвлечь себя от прикосновения ее ладоней, пока они скользили по его спине. Господи, как же чудесно!

– Чья повозка застряла в грязи?

Разве он был способен мыслить адекватно, когда ее пальцы блуждали по его спине?

– Беккет, я думаю. Да, Беккет.

Почему-то его голос звучал так, как будто он задыхался. Возможно, ему действительно было чертовски тяжело дышать.

– Я делаю тебе больно?

– Господи, нет.

– Мне остановиться?

Да, да, пожалуйста, во имя всего святого…

– Нет, – сказал он и закрыл глаза. – Если не хочешь.

– Нет, не хочу. Это так же прекрасно, как я себе и представляла. Вода и мыло позволяют моим рукам гладко скользить по твоей коже.

Бокал в его руке едва не треснул – с такой силой он его сжал. Спрашивать подобное было рискованно, но он должен был услышать ответ, а потому все-таки спросил:

– Если ты хотела сделать это раньше, то почему не делала?

– Потому что я не думала, что ты одобришь мою дерзость. Но сегодня вечером, когда я переживала, что с тобой что-то случилось, и думала, что могу потерять тебя, я поняла, какой же глупой была.

Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, и сказал:

– Джулия, мне всегда нравились дерзкие женщины.

Она слегка нахмурилась.

– Я думала, что ты хочешь, чтобы я вела себя благопристойно и была безупречной графиней.

– Я хочу, чтобы ты была собой. Тебе не нужно притворяться, когда ты со мной.

Насколько же иронично звучали его слова, учитывая, что он сам притворялся! Он ненавидел это. Ненавидел себя за то, что пока не может раскрыть ей правду. Еще несколько недель. Он должен притворяться чуть дольше, но у нее не было причин скрывать свою истинную сущность. Тот факт, что его брат заставил ее держать свою страсть под контролем, не нравился ему. Из всех «хулиганов» Альберт был самым уважаемым и избегал порицания высшего общества, в то время как другие принимали его.

Она развернулась так, чтобы он мог видеть ее лучше. Подушечками пальцев Джулия рисовала круги на его плечах. В этот момент ее глаза были сосредоточены на движениях рук, а не на его лице.

– Я скучала по близости, – пробормотала она так тихо, что он едва мог расслышать.

– Мы договорились, что должны потерпеть ради ребенка и…

– Да, я знаю, – прервала его Джулия и посмотрела на него. – Но это не гасит пыл, не правда ли?

Ее слова прозвучали как утверждение, а не вопрос.

Теперь ему следовало попросить ее уйти, объявить, что он будет одеваться, но в ее глазах и голосе сквозило желание, заставляя его забыть о том, что он собирался сказать.

– Да, это точно.

Правда звенела в его словах.

Ее рука медленно опустилась под воду и дотронулась до его естества, ее губы изогнулись в чувственной улыбке, оттого что она обнаружила, каким твердым оно стало. Он взял ее за запястье и попытался успокоить.

– Джулия…

– Пожалуйста, позволь мне сделать тебе приятно, – сказала она с такой страстью, что все в нем сжалось от невыносимой потребности в ней.