— Да, что-то надо делать, — согласился Дуг. — У тебя есть какие-то предложения? Что ты решила по поводу своего пресловутого возвращения в журналистику? Или ты продолжаешь считать, что это твое право?

Глэдис слегка заколебалась. Она не собиралась отказываться от своей мечты, но сейчас ей опять показалось, что цена слишком высока. Она еще не была готова к тому, чтобы разорвать договор, который они заключили семнадцать лет назад. Часто Глэдис казалось, что она вообще никогда на это не отважится.

Поэтому она решила смягчить свои слова.

— Я не имела в виду полноценную журналистскую карьеру, — сказала она. — Мне просто хотелось, чтобы Рауль подобрал для меня какие-нибудь небольшие задания, которые я могла бы выполнять в свободное время. Я, если можно так выразиться, не собиралась распахивать дверь настежь — я хотела только, чтобы у меня была маленькая щелочка, сквозь которую я могла бы смотреть на мир и дышать. Это, похоже, его взорвало.

— Эта твоя «щелочка» в конце концов превратится в огромную дыру! — воскликнул он. — И по-моему, именно на это ты рассчитываешь.

— Ты ошибаешься, Дуг! — возразила Глэдис. — Ведь я же отказалась от корейского задания, хотя мне очень хотелось его сделать. Как видишь, я вовсе не стремлюсь разрушить нашу жизнь. Я только хочу спасти себя.

Но Глэдис уже понимала, что дело не только в этом. Главная проблема заключалась в том, что Дуг не любит ее. Мириться с этим Глэдис было труднее, чем со всем остальным. Глэдис хотела любить и быть любимой. Ради этого она готова была вновь пожертвовать чем угодно.

— Я же тебе ясно сказал, что я думаю по поводу твоей работы… — раздраженно проворчал Дуг. — Ты должна была образумиться, но, я вижу, ничего не изменилось. Что ж, если хочешь, можешь рискнуть.

— Это жестоко, Дуг! — со слезами на глазах воскликнула Глэдис. — Ты словно толкаешь меня к краю крыши.

— И что? — холодно отозвался он. — Разве тебе не все равно? Ты готова пожертвовать нашими детьми, нашей семьей, нашими жизнями, наконец, — так чего же тебе еще? Коли ты решила поступать только так, как тебе нравится, — валяй. Я тебе препятствовать не собираюсь. Твой риск — твой выигрыш. Или проигрыш.

Услышав его последние слова, Глэдис невольно подумала о том, что Дуг как будто действительно поощряет ее к решительному шагу.

— Ты не понимаешь, — сказала она негромко, — если сейчас я тебе уступлю, когда-нибудь это непременно нам аукнется. Брак не может существовать, если одному из партнеров наплевать, что думает и чувствует другой. А именно так ты поступаешь со мной.

— Ты несешься, закусив удила, и даже дети не могут заставить тебя опомниться. Но я все равно скажу тебе в последний раз: ты хочешь получить все сразу, но это невозможно. Дети, семья и карьера — это вещи принципиально несовместимые. Рано или поздно приходится выбирать что-нибудь одно, раз и навсегда. Ничего изменить потом невозможно. Детей уже никуда не денешь, от них не откажешься, если только ты не полная эгоистка.

В ответ Глэдис машинально кивнула, хотя ей было понятно, что все это просто чистый шантаж. Теперь на чаше весов оказались их дети. Значит, или семья, или право быть личностью!

— Ты высказался достаточно ясно, — заметила она, вытирая глаза бумажным полотенцем. — Ну хорошо, предположим, я «образумлюсь», как ты выражаешься. Что тогда? Это может гарантировать мне твою любовь, уважение, признательность до конца моих дней?

— Не понимаю, что тебе еще нужно! — раздраженно воскликнул Дуг. — По-моему, ты совершенно спятила! С некоторых пор ты ведешь себя так, словно ожидаешь награды за то, что являешься женой и матерью. Но ведь это твой долг! Насколько мне известно, еще ни один человек не получил Пулитцеровской премии за то, что жил нормальной жизнью.

Если ты рассчитываешь, что я буду целовать тебе ноги каждый раз, когда ты приготовишь детям обед или заберешь их из школы, ты сильно ошибаешься. Я не знаю, что на тебя нашло, но, если ты действительно хочешь сделать карьеру и болтаться по всему миру, словно ведьма на помеле, тебе придется за это заплатить.

— А я и так расплачиваюсь за то, что вообще заговорила с тобой об этом. Ты наказываешь меня вот уже почти три месяца, каждый день и каждый час!

В глазах Дуга вспыхнул гневный огонек.

— Ты заслужила это. Ты поступила с нами бесчестно. И просто подло, — отчеканил он. — Ты предала всех нас. За все семнадцать лет ты ни разу не упоминала о том, что собираешься вернуться в журналистику, и вдруг тебе приспичило получить Пулитцеровскую премию и стать знаменитой. Что ж, давай, получай, если тебе наплевать на меня и на детей!..

— Но ведь я не знала!.. — возразила Глэдис почти жалобно. — Я никогда не думала о возвращении всерьез. Мне просто хотелось иметь возможность время от времени делать небольшие репортажи для газет и журналов.

— Да какая разница! Сначала — небольшой репортажик о выставке кошек в Гринвиче, потом большой материал о голодных детях в Пенджабе. А потом тебя убьют где-нибудь в Сербии.

Он говорил искренне и горячо, но Глэдис его слова почти не трогали. Все это она уже слышала. Словно теленок, привязанный к колышку, Дуг бегал по кругу, не в силах предложить ничего нового.

— Ты не понимаешь… — сказала она тихо. Дуг встал из-за стола так резко, что неубранная посуда испуганно звякнула.

— Достаточно, — сказал он. — Хватит разговоров. Ты должна что-то решить, Глэдис, решить раз и навсегда.

Она кивнула, и Дуг быстро вышел из кухни. Проводив его взглядом, Глэдис тоже встала и подошла к окну. На берегу, у самой воды, играли ее дети, и она задумалась, действительно ли все это будет для них так ужасно, как говорил Дуг. Что они скажут, что почувствуют? Решат ли они, что она предала их, или поймут?.. Ответов на эти вопросы Глэдис не знала, и в глубине ее души медленно поднимались горечь и жгучая обида. Многие женщины работали, путешествовали и успевали при этом воспитывать детей так, что никто из них не становился ни преступником, ни наркоманом. Чем же она хуже? Тем, что у нее такой муж?..

На следующий день они заперли дом и вернулись в Уэстпорт. Лето кончилось, но у Глэдис было такое ощущение, что кончилась ее жизнь. Во всяком случае, что будет дальше, она не знала.

Вечером того же дня, когда дети — усталые и сверх меры возбужденные возвращением домой — легли спать, Глэдис наконец-то заговорила с Дугом. До этого они обменивались лишь ничего не значащими фразами.

— Я не стану просить Рауля, чтобы он вычеркнул меня из списков своих клиентов, — промолвила она, с трудом сдерживая слезы. — Но если он позвонит и предложит мне какую-то работу, я откажусь.

— Что-то я не пойму, — удивился Дуглас. — Зачем тебе оставаться в списках Рауля, если ты все равно не собираешься на него работать?

— Почему бы нет? Мне будет приятно думать, что я все еще кому-то нужна.

Дуг посмотрел на нее долгим взглядом, потом пожал плечами. «Идиотка!» — вот что означал этот жест. Глэдис поняла, что ему нужно окончательно сломить ее. Он победил — или почти победил, — но ему было мало того, что Глэдис делает все, что он требует:

Дуг хотел, чтобы его жена, полностью признав его правоту, исполняла свои обязанности с радостью. Должно быть, в этом он видел гарантию того, что тема ее возвращения к нормальной человеческой жизни больше никогда не возникнет.

А Глэдис действительно почти сдалась. Если бы Дуг сказал, что она молодец и что он очень высоко ценит ее решимость пожертвовать собой ради него и детей, его победа была бы полной, но он не сделал ни того, ни другого. Вместо этого Дуг поднялся и пошел в ванную комнату принять душ.

Когда полчаса спустя он вернулся, Глэдис уже легла. Погасив свет, Дуг тоже юркнул под одеяло и вытянулся рядом с ней. Некоторое время он лежал неподвижно, потом повернулся на бок и лениво погладил ее по спине.

— Ты еще не спишь? — шепотом спросил он.

— Нет… — Глэдис ждала, что сейчас он скажет что-то такое, что могло бы хоть немного утешить ее, но вместо этого Дуг протянул руку и коснулся ее груди. Это показалось Глэдис таким грубым, что ей захотелось обернуться и дать ему хорошую пощечину, но она не посмела. Дуг пытался ласкать ее, но тело Глэдис словно обратилось в холодный камень и никак не отзывалось на его прикосновения. Она даже не повернулась к нему лицом. Через несколько минут Дуг вздохнул и тоже повернулся к ней спиной.

Они долго лежали рядом в темноте, но на самом деле их разделяла пропасть шириной в океан. И вместо воды в этом океане плескались волны боли, проносились ураганы разочарований и хлестали горькие дожди слез. Дуг победил, и теперь в жизни Глэдис не оставалось ничего, кроме бесконечной, отупляющей, ежедневной рутины. Теперь она будет только готовить для него, убираться в доме, возить детей в школу и следить за тем, чтобы они теплее одевались зимой. Она может даже спрашивать мужа, как прошел его день и много ли было у него работы, хотя на самом деле ей на это глубоко наплевать. Дуг сумел добиться своего, Глэдис сдержала обещание, которое дала ему много лет назад. Все хорошее, что было когда-то в ее жизни, осталось в прошлом — таком далеком, что иногда ей казалось, будто все это было не с ней, а с кем-то другим.

Глава 11

После того как Глэдис вернулась из Харвича, Мэйбл несколько раз звонила ей, но встретиться не удавалось. Увиделись они только в тот день, когда их дети пошли в школу. Подруги столкнулись нос к носу на автомобильной стоянке.

Мэйбл сразу же заметила, что с Глэдис что-то случилось. Несомненно, что-то ужасное — во всяком случае, такого лица и таких глаз она у нее не помнила.

— Боже мой, Глэдис, с тобой все порядке?! — вскричала она, забыв даже поздороваться.

— Как будто да… — ответила Глэдис неуверенно. — Разве что я сегодня не причесывалась…

Утром ей действительно было некогда заплетать косу, и Глэдис просто скрепила волосы резинкой. «Должно быть, они растрепались», — подумала она, машинально проводя рукой по своей золотой гриве.