Я ускоряю шаг и открываю дверь мотеля, где за покрытой пластиком стойкой стоит девушка, которой на вид больше пятнадцати и не дашь. Волосы у нее свалялись, и, хотя она, очевидно, блондинка, они настолько сальные, что кажутся темнее.

Нижние ресницы слиплись от туши, а щеки ввалились, как будто она уже с месяц не доедает. Она отрывается от журнала, на котором было сосредоточено ее внимание, и смотрит мне прямо в глаза, хотя ее зрачки почти полностью скрыты ресницами.

— Привет, — здоровается она, — нужна комната или...

— А что, могут быть варианты? — перебиваю ее я, изучая взглядом маленькую комнатушку, в которой воняет мочой и потом. Окна потрескались сверху донизу, а пол усыпан рекламными брошюрками и грязью. Надеюсь, это все же грязь.

Грязь еще можно пережить. Одна стена без окон оклеена обоями оранжевого цвета, которые уже начали отваливаться, и из-под них виднеется коричневая, гнилая деревянная стена, и, Боже мой, это местечко просто «обалденное». Принимая во внимание утверждение моего приложения по подбору мотелей, что это место заслуживает трех звезд, я даже не знаю, что сказать. Лжецы.

— Ага, — вздыхает она, словно я раздражаю ее. — Мы предлагаем варианты.

— И что конкретно ты подразумеваешь под этими вариантами? — это же мотель, так? Что еще они могут предложить мне, кроме комнаты? Доступ в мою личную ванную?

Но не успеваю я придумать, какие еще варианты они могут мне предложить, как девчонка расстегивает три пуговицы своей рубашки. О, черт, нет. Я быстро оглядываюсь, боясь, что кто-нибудь может обвинить меня в наблюдении за раздевающимся ребенком.

К счастью, мы совершенно одни, что в данный момент не так уж и хорошо, особенно с учетом того, что она не сводит с меня глаз и продолжает расстегивать рубашку.

— Ладно, не знаю, что ты хочешь предложить мне из этих ваших «вариантов», но можешь не раздеваться.

— Я снижу таксу до пятидесяти долларов, — просит она. Чеееерт. Да девчонка не шутит.

— Куколка, я тебе и пятьдесят центов не дам, и не только потому, что тебе, скорее всего, четырнадцать или пятнадцать, а еще и потому, что я не из тех, кто принимает такие щедрые предложения, как твое, — ее возраст вообще позволяет ей работать здесь?

Она быстро застегивает рубашку и расправляет плечи.

— Мне семнадцать, — поправляет она меня.

— Все равно несовершеннолетняя, и я по-прежнему не заинтересован. Просто хочу снять комнату. Можешь помочь мне с этим?

Она смущенно и неловко поправляет волосы, делает глубокий вдох и задерживает дыхание. Затем стучит по клавишам компьютера и протягивает мне ключ с зеленой резиновой биркой

— Комната 206. Восемьдесят баксов за ночь. Мне нужна ваша кредитка на случай непредвиденных расходов.

Когда она заканчивает произносить заученные слова, я вручаю ей свою кредитку и снова оглядываюсь через плечо. Поверить не могу, что этот ребенок продает себя любому, кто заходит в двери этого сомнительного мотеля, и, что самое печальное, очевидно, она не привыкла, что ее услугами не пользуются.

Сосредоточив внимание на брошюрке, которая рекламирует какой-то местный фестиваль, она вручает мне ключ и чек.

— Простите, что так вышло, — извиняется девчонка.

Я смотрю на нее и вижу, как печаль затопила ее еще такие детские глаза.

— Есть другие способы заработать, детка. Не торгуй собой.

— При всем уважении, сэр, порой эта моя «работа» — единственный способ раздобыть денег на еду.

Не задумываясь, я достаю кошелек, чтобы убрать кредитку, и вытаскиваю купюру в сто долларов. Кладу ее на стойку и наклоняюсь вперед.

— Другие методы есть. Сегодня ужинаешь за мой счет, малышка.

Она переводит взгляд на купюру на стойке, и ее рот удивленно приоткрывается.

— Спасибо, — тихо благодарит она меня. — Вы все же один из немногих порядочных.

— Не за что. Все же? Я беру свой ключ, выхожу за дверь и поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Моя комната всего через несколько дверей по коридору, и я уже чувствую погружение в сон.

Открываю дверь и, протиснувшись в комнату, включаю свет.

Иииии... сразу же его выключаю.

Серьезно? Почему это дерьмо постоянно настигает меня?

ГЛАВА 2


САША

Я не могу больше здесь жить. Я вообще не должна здесь жить. У меня есть дом, но это не здесь. Крепко прижимая руками наушники в слабой надежде на то, что смогу отгородиться хотя бы от части шума, я представляю себя в раскачивающейся лодке посреди океана, а не в расшатанной кровати.

В очередной раз бросив взгляд на будильник, я решаю, что шесть утра — это приемлемое время, чтобы появиться на работе. Хоть я и люблю Кэли, но не уверена, что cмогу спать в комнате рядом с ней еще хоть одну ночь.

Открываю свою сумку и достаю рабочую одежду, замечая множество складок, красиво украшающих мою блузку. Черт! Высовываю голову из двери спальни, надеясь никого не увидеть на горизонте. Слава Богу, так и есть. Незаметно, на цыпочках, я прокрадываюсь через коридор к шкафу, молясь, чтобы там оказался утюг.

В десятку! Выйду из дома с красивыми мешками под глазами, зато в глаженой одежде.

— Че делаешь, мисс Пигги?

Услышав голос Кэли, я испуганно вздрагиваю и роняю утюг, который приземляется меньше чем в сантиметре от моей ноги. Прижимаю руку к груди и прислоняюсь спиной к стене.

— Черт возьми, Кэли, ты напугала меня до полусмерти. И перестань называть меня так. Прошло уже пятнадцать лет. Достаточно.

Она как обычно смеется над моей злостью.

— Я ничего не могу поделать! Ты и весь этот розовый. Как я могу сдержаться? Кроме того, как это через пять минут после пробуждения ты выглядишь так, будто побывала в салоне? — спрашивает она меня и пробегает пальцами по своим спутанным волосам, разделяя их на пряди. — Поделишься своим секретом?

Может, перестать постоянно вертеть головой на подушке?

— Как это у тебя... — я прикрываю ладонью рот и произношу по буквам: — с-е-к-с с утра пораньше?

Она усмехается.

— Батареи нужно заряжать утром, днем и вечером. Что еще я могу сказать? — не думаю, что понимаю, как можно этим заниматься так много раз в день.

— Разве это не больно? У тебя еще нет мозолей? — шепчу я.

— Ты привыкнешь к этому, и когда найдешь того единственного, то не сможешь от него оторваться ни утром, ни днем, ни ночью, и даже нескольких дней тебе будет мало. Тебе нужно найти своего Танго. Тогда ты все поймешь.

Я качаю головой, полностью не согласная с ее высказыванием.

— Очень сомневаюсь, что когда-нибудь стану такой сумасшедшей.

— Если ты опираешься на свои отношения с тем придурком, который тебя так обманул и попытался хм… убить тебя и мою семью, то ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

Крепко прижимая утюг к груди, я смотрю Кэли прямо в глаза.

— Пожалуйста, не упоминай при мне имя Лэндона или что-то, с ним связанное... никогда.

— С момента нашей первой встречи я поняла, что он подонок, — говорит она мне. Это не может быть правдой. Кэли не тот человек, который держит мысли при себе. Конечно, если бы она это почувствовала, то показала бы свою неприязнь.

— Ты никогда не говорила мне ни слова, — напоминаю я ей, ослабив хватку на утюге.

— Поскольку ты безоглядно строила ему глазки, и я не была на сто процентов уверена, что он мудак, так что позволила этому случиться, но думаю, что немного увлеклась. Прости, Саша.

— Я любила его, Кэли-детка, — шепчу я, стараясь не проронить больше ни одной слезинки из-за него.

— Я знаю, — говорит она, притянув меня в объятия. — С тобой будет все хорошо и без него. Теперь тебе будет лучше, поверь мне. Плюс, у тебя есть место, где ты можешь остаться, и ты окружена людьми, которые любят тебя. Даже Джегз, — мы обе смеемся над последней частью. Даже Джегз.

— Джегз не любит меня, — говорю я ей. — Он даже не знает меня.

— Я знаю, — говорит Кэли, причудливо нахмурив брови. — Но до своего отъезда несколько дней назад он смотрел на тебя, как на милый цветочек, который он хотел бы опылить.

Несколько ночей Джегз останавливался здесь, а я держалась на расстоянии от него и его заигрывающих взглядов. Бабник — в этом весь он. Конечно, я не принимаю все это близко к сердцу.

— Кэли! — возмущаюсь я, потому что не так уж она и не права.

Упс. Мой голос, должно быть, прозвучал слишком громко, потому что дверь спальни Кэли резко открывается, и из нее появляется полуголый, полусонный и немного помятый Танго. — Здесь все в порядке, леди?

Боже мой, это... его... штука... о, Боже.

— Кэли, — зажмуриваясь, я указываю на шорты Танго и пячусь задом в сторону своей спальни.

— Это называется эрекция, Саша. Здесь нечего стыдиться. Будь ты на моем месте, то ощущала бы гордость, — кричит Кэли мне вслед. — Верно, детка?

Непосредственно перед тем, как хлопнуть дверью, я наблюдаю, как она прыгает в объятия Танго, дико целуя его, словно они не виделись несколько месяцев. Как? Почему? Кто ведет себя так после нескольких лет совместной жизни?

Чувствую себя обиженной, разгоряченной и раскрасневшейся, отчего мне хочется залезть под кровать и никуда сегодня не выходить. Затем я снова слышу голос Кэли:

— Я шучу, Саша! Отчасти. Я со-жа-лею!!! — должно быть, она кричит в щель моей двери, потому что ее громко и отчетливо слышно, но я ни за что не вернусь туда.

— Мы должны закалить эту девчонку , — слышу я слова Танго, а затем дверь их спальни закрывается.

Когда тишина снова наполняет воздух, я успокаиваю свое дыхание и пытаюсь расслабиться после этой ужасно унизительной сцены. Как им не стыдно вести себя подобным образом? Похоже, их не волнует, что я могу видеть и слышать все, что они делают. Ну, не все, слава Богу.