Ханна Хауэлл - Горец-любовник

– Наутро нам понадобятся два ведра для умывания! – прокричал Грегор, задрав голову.

– Два? – проворчали наверху. – Зачем два?

– Одно для меня, другое для девчонки.

– Вы можете мыться из одного.

– За ночь тут можно грязью обрасти. Одного ведра никак не хватит.

– Посмотрим, что скажет хозяин, – ответил стражник.

Алана поморщилась, когда люк закрылся, и они снова погрузились в полную темноту. Напряженно прислушиваясь, она пыталась определить, где находился Грегор, но все равно вздрогнула от неожиданности, когда он присел рядом. Когда же она уловила запах сыра и теплого хлеба, в животе у нее заурчало.

Грегор рассмеялся, потом сказал:

– Двигайся очень осторожно, девочка. Еда между нами. Гоуэны кормят вволю, хотя пища довольно однообразная.

– Лучше хоть что-то, чем ничего. Может, ты сам станешь давать мне еду? Похоже, мне долго придется привыкать к такой темноте.

Алана напряглась, почувствовав на ноге его ладонь, но затем что-то упало к ней на колени. Опустив руку, она нащупала кусок хлеба и тут же начала его жевать. Грегор не собирался ее лапать – просто пытался понять, где именно она сидит. Интересно, почему при этой мысли она испытала некоторое разочарование?

– Ешь все, что дают, девочка. Пока меня никакие твари не беспокоили, но я слышал их писк. Оставишь еду, и они не замедлят явиться за угощением.

Алана поежилась:

– Терпеть не могу крыс.

– И я тоже. Поэтому и не делаю запасов.

Алана кивнула, хотя он скорее всего этого не увидел, и принялась за еду. Какое-то время оба ели молча. Когда желудок наполнился, Алана почувствовала крайнюю усталость – все тяготы этого дня разом навалились на нее и сморили. Ей ужасно захотелось спать. И тут она поняла, что для нее отдельной постели не предусмотрено.

– Где мне спать? – спросила она, благодаря темноту за то, что она скрыла краску стыда на ее щеках.

– Здесь, со мной, – ответил Грегор. – Я буду спать у стены. – Он улыбнулся, почувствовав ее смущение. – Не бойся, девочка. Я не обижу тебя. Я маленьких никогда не обижал.

«Да, конечно, – со вздохом облегчения подумала Алана. – Он ведь считает меня ребенком». Она почти забыла о своей маскировке. Придется несколько дней не снимать повязку с груди – но что делать? Считая ее ребенком, Грегор станет обращаться с ней как с сестрой или дочерью. А если поймет, что рядом с ним женщина, то, возможно, станет приставать к ней. У нее промелькнула предательская мысль, что в этом ничего плохого не будет, но Алана тут же одернула себя за распутные мысли – ведь она даже не знала, как этот мужчина выглядит.

Как только с едой было покончено, Грегор встал и убрал подальше ведро. Минуту спустя Алана услышала, как он снимает одежду, а потом почувствовала, как он забирается под одеяло. Она тут же отодвинулась и замерла на несколько мгновений. А потом, после недолгого раздумья, ослабила шнуровку на корсаже и разулась, прежде чем забраться к нему под одеяло. И ей тотчас же стало тепло, так что она даже вздохнула с облегчением. Близость Грегора успокаивала ее – казалось, одним своим присутствием он придавал ей храбрости в этой жуткой темнице. Почему так происходило?.. О, сейчас она чувствовала себя слишком усталой, чтобы докапываться до причин этого чуда.

– Утром подумаем о побеге, – сказал Грегор.

– Ты знаешь, как отсюда выбраться?

– Шанс есть, но очень маленький. Спи. Копи силы. Они нам понадобятся.

Не слишком-то обнадеживающее заявление, подумала Алана, закрывая глаза.

Алана поморщилась, когда, закончив умываться, вынуждена была надеть пусть и чистую, но влажную одежду. Гоуэны удовлетворили их с Грегором требование и дали им достаточно воды для умывания, но в подземной темнице было очень сыро, так что пробирало до костей.

Да, сыро и ужасно холодно… За те трое суток, что Гоуэны продержали ее в яме, эта леденящая сырость чуть не свела ее с ума, и не было никакой возможности избавиться от холода. Если ей и бывало тепло, так только во сне, когда Грегор прижимал ее к груди, согревая теплом своего тела.

Все это становится настоящей пыткой, думала Алана, расчесывая волосы растопыренной пятерней. И слишком уж часто ей хотелось признаться Грегору в том, что она вовсе не ребенок, а взрослая девушка. Алана не понимала, откуда могло в ней взяться столь острое вожделение к мужчине, которого она знала всего несколько дней, которого никогда толком не видела, и который не торопился ей о себе рассказывать. Впрочем, ей почему-то казалось, что она знает его уже долгие годы. И всякий раз, когда он прижимал ее к себе, у нее возникала потребность прижаться к нему еще крепче. В такие моменты ей очень хотелось, чтобы он почувствовал влечение к ней. Временами ей казалось, что она потихоньку сходит с ума, однако Алана не знала, как излечиться от этого безумия.

«Давно бы пора ему придумать какой-нибудь план побега», – говорила себе Алана. Увы, ей самой ничего путного в голову не приходило. С тех пор как Грегор обмолвился о побеге в ее самый первый вечер в яме, он больше ни разу об этом не вспоминал. Когда же она осмеливалась заговорить о побеге, он отвечал одно и то же: «Терпение, девочка». Но как долго им предстояло терпеть? Если у него имелся план побега, он мог бы поделиться с ней, а если у него такого плана не было, так почему бы честно в этом не признаться? Она, конечно, была бы разочарована, но держать на него зло за недостаток изобретательности не стала бы.

– Отойди от люка, девочка, – сказал Грегор. – Нам несут завтрак.

Алана ощупью приблизилась к вороху одеял. Едва ли она вообще когда-нибудь научится уверенно передвигаться в кромешной мгле, как это делает Грегор. Споткнувшись о стопку одеял, она села и задрала голову – в приоткрытом люке показался свет.

– Готовы сказать нам, кто вы? – спросил один из Гоуэнов, спуская чистое ведро.

– Нет, – ответила Алана, гордая тем, что в очередной раз поборола искушение назвать свое полное имя и сообщить, где живут ее родичи.

Она нахмурилась, когда Грегор, вместо того чтобы похвалить ее за храбрость, только проворчал что-то себе под нос, подцепив на крюк первое ведро. Она заметила: каждый раз, меняя ведра и принимая еду, что спускали к ним Гоуэны, он очень пристально смотрит на веревку. Настал черед менять ведра с грязной водой на ведра с водой чистой, и Грегор был сосредоточен до крайности. Для Аланы оставалось загадкой, почему он уделяет столь пристальное внимание такому простому делу. Действительно, почему?

Стражник закрыл люк, свет померк, и Алана невольно поежилась – она никак не могла побороть страх перед темнотой. Когда же Грегор присел с ней рядом, она не удержалась от вздоха облегчения. Всякий раз, как исчезал этот тусклый луч света, страх наваливался на нее с новой силой. Ей было стыдно за себя – за то, что она так нуждалась в присутствии Грегора, чтобы сохранить в душе остатки мужества. Она ужасно ругала себя, но страх не уходил – никакие доводы рассудка не помогали его победить. Ей очень хотелось верить, что Грегор не догадывался, насколько силен в ней этот страх. Но почему мнение о ней Грегора стало так важно для нее? На этот вопрос она не могла ответить.

– У меня созрел план, девочка, – сказал Грегор, разламывая пополам кусок хлеба. Он осторожно передал Алане ее долю.

– А когда он у тебя созрел? – спросила Алана ровным голосом, хотя сердце ее заколотилось как бешеное. – Когда ты начал менять все эти ведра?

– Ты слишком проницательная для своего возраста, – пробормотал Грегор, ухмыльнувшись. – Да, я смотрел на веревку не из праздного любопытства.

– Я это заметила. К сожалению, я почти ничего не могу разглядеть в таком тусклом свете, но мне показалось, тебя что-то очень интересовало.

– Да, верно, интересовало. Но мне понадобилось время, чтобы вынести верное суждение.

– Суждение о чем?

– О расстоянии до люка.

– И так ясно, что ни тебе, ни мне до него не дотянуться.

– Это верно, но нам двоим это может оказаться вполне по силам.

Алана в задумчивости жевала хлеб.

– Что значит «нам двоим»?

– Какого ты роста, девочка?

– Пять футов.

– А во мне шесть футов и пять дюймов.

– Как ты, должно быть, этим гордишься, – пробормотала она, но тут же одернула себя за необоснованное раздражение. – А к чему ты об этом заговорил?

– Если сложить мой рост и твой, этого может хватить, чтобы добраться до отверстия.

– А зачем? Чтобы упереться в железные засовы?

– Люк не укреплен ни засовами, ни балками. – Грегор чувствовал ее напряжение, хотя и не касался ее.

– Ты в этом уверен?

– Да, уверен. К чему им утруждать себя? До люка слишком высоко, по крайней мере, им так кажется. И по этим стенам наверх не забраться. Я несколько раз пытался еще до того, как ты тут оказалась, и не добился ничего, только лишние синяки и ссадины заработал. Я хороший скалолаз, но даже мне требуется хоть какой-то выступ или впадина, чтобы было за что ухватиться. Стены здесь не такие уж гладкие, но если ниши и впадины имеются, то они находятся слишком далеко одна от другой, чтобы можно было ими воспользоваться.

– Но как же ты собираешься отсюда выбраться?

– Я думаю, что если ты заберешься ко мне на плечи, то сможешь дотянуться до люка.

Алана задрала голову, пытаясь представить себе люк, который не могла увидеть. Люк этот, конечно же, очень тяжелый, из железа. Имелись ли на нем засовы или нет, ей будет очень трудно отодвинуть его. К тому же она будет стоять на плечах Грегора, а не на твердой земле. Высоты она тоже побаивалась, но, наверное, смогла бы преодолеть этот страх ради спасения. Единственное, что ее смущало, – это неверие в успех. Алана сильно сомневалась в том, что им удастся спастись таким вот образом.

– Люк, наверное, слишком тяжелый, – пробормотала она.

– Я это понимаю. Как понимаю и то, что такой маленькой девочке нелегко будет с этим справиться. Но другого выхода у нас нет. Я ведь не могу встать тебе на плечи.