— И кто это сделал?

— Как только мы узнаем — зачем, мы сможем начать искать — кто.

Торманд почувствовал приступ тошноты. Ни одна женщина не заслуживала такой смерти, какой погибла Клара, лишь потому, что он когда-то делил с ней постель или она с ним. Что же это за враг, который, чтобы добраться до того, кому он действительно хочет причинить зло, столь жестоко убивает невинных? Это казалось Торманду лишенным смысла. Если кто-то хочет его убить, но слишком труслив, чтобы сделать это самому, он мог просто нанять какого-нибудь разбойника, благо их сейчас множество бродит по дорогам Англии. Если план заключался в том, чтобы очернить его имя, — это можно было сделать, не убивая, тем более так жестоко, невинную женщину. Совершая убийство, его враг сам рисковал быть застигнутым на месте преступления и повешенным — хотя эту судьбу он, очевидно, уготовил Торманду. Кроме того, похоже, в этом жутком преступлении ощущался некий налет безумия, но кто же может разобраться в этом?

— Мои грехи вернулись, чтобы неотступно преследовать меня, — пробормотал Торманд.

— Полагаю, ты немало грешил, приятель, не так ли? — спросил Саймон, и его губы искривились в легкой усмешке.

— Прелюбодеяние, конечно, грех, — произнес Уолтер.

— Спасибо, Уолтер, — хмыкнул Торманд. — Полагаю, что мне это известно. — Он поморщился. — Да, я часто слышал, как это повторяли моя мать, сестры и тетки—в общем, почти все женщины нашего рода.

— Подозреваю, что и кое-кто из мужчин. — Торманд бросил на друга сердитый взгляд, но Саймон лишь шире улыбнулся. — Ну, ты ведь и в самом деле был, ну, скажем так, не слишком благочестивым.

— Мне действительно нравится порезвиться в постели с пылкой женщиной. Но какой же мужчина этого не любит?

— Но большинство из них хотя бы пытаются быть осторожными.

— Я тоже не ложился в постель с кем попало.

— Твоя проблема всегда заключалась в том, что у тебя был слишком богатый выбор, тебе всегда предлагалось слишком многое и слишком щедро.

— Да, — согласился Уолтер. — Девушки так и льнут к этому негодяю.

— А негодяй их не отвергает, — добавил Саймон.

— Я считал тебя своим другом, Саймон.

Торманд чувствовал странную смесь боли и обиды. Саймон усмехнулся:

— Эх ты, я действительно твой друг, но это не означает, что я должен всегда одобрять то, что ты делаешь. И потом, разве ты не допускаешь, что время от времени я просто немного завидую тебе? Скажи, Торманд, тебе хоть немного нравилась Клара?

Торманд вздохнул:

— Нет, но желание на некоторое время меня просто ослепило. Она была очень искусна.

— Ну, это меня не удивляет. Я уже говорил, что свои первые уроки в любви она получила, когда ей едва исполнилось тринадцать. Хотя временами я бываю не слишком разборчив, но должен признаться, что предпочитаю по крайней мере знать девушку, с которой ложусь в постель, потому что хочу наслаждаться не только ее нежной кожей и темпераментом,

Торманд подумал, что у него было не так много женщин, которые соответствовали бы даже таким скромным требованиям Саймона. Ему не хотелось думать, что он действительно, по выражению его кузины Моры, просто жеребец. Но ведь, насколько ему известно, у него нет внебрачных детей, а разве не производство потомства — единственное предназначение жеребцов-производителей? К сожалению, чем дольше он размышлял над всем этим, тем больше соглашался с Саймоном, что в последнее время стал слишком неразборчивым и ненасытным. Уже несколько лет его требования к партнерше по постели ограничивались лишь тем, чтобы женщина была привлекательной, чистоплотной и темпераментной. Вывод, к которому пришел Торманд, был настолько неутешительным, что он с готовностью вернулся к размышлениям о жестоком убийстве Клары.

— Кроме улики против меня, ты не нашел ничего, что бы указывало на настоящего преступника? — обратился он к Саймону, не обращая внимания на искорку насмешки, промелькнувшую в его глазах, которая свидетельствовала о том, что мудрый Саймон легко разгадал попытку Торманда замять разговор о его любовных похождениях.

— Нет, — ответил Саймон. — Ничего, кроме твоего перстня. Ничего, что говорило бы о том, что кто-то еще был в этой комнате.

— Как такое могло случиться? Если бы ей только пригрозили ножом, Клара завизжала бы так, что зашатались стены.

— Скорее всего ей просто заткнули рот кляпом. Об этом можно догадаться по тому, как было перекошено ее лицо.

Торманд заставил себя подробно вспомнить все, что он видел.

— Похоже на то. Мне кажется, что скорее всего ее пытали в другом месте. Учитывая те страшные раны, которые ей нанесли, я должен был очнуться в луже ее крови. Ее и так было много, и, уверен, умерла она именно в постели, но теперь я все больше склонен думать, что все эти раны и порезы ей нанесли заранее.

Саймон кивнул:

— Пожалуй… Кляп кляпом, но если бы ее пытали в спальне, кто-нибудь все равно что-нибудь услышал, ведь бедняжка изо всех сил сопротивлялась. Оказавшись на кровати, Клара по-прежнему пыталась освободиться от веревок на запястьях и щиколотках, однако слугам даже в голову не пришло, что она дома.

— В таком случае убийце известны все тайные ходы замка.

— Да, и это означает, что он был с ней знаком, и, может быть, довольно близко. — Саймон поморщился. — Если учесть, что у Клары было множество любовников, сомневаюсь, что тайные ходы в ее доме были действительно тайными. Слуги никогда бы не обеспокоились шумом, доносящимся из ее спальни, если, конечно, речь не идет о криках, от которых кровь стынет в жилах. Значит, они действительно ничего не слышали, как утверждают. Я вернусь в дом Клары и посмотрю, нет ли там каких-то следов, которые говорили бы о том, что ее пытали в другом месте и только после этого, перенесли в дом. — Саймон сделал еще один большой глоток эля. — Пойду немного позже. Я послал записку ее мужу, и мне бы не хотелось оказаться там, когда он ее увидит. Он не любил свою жену, и она не любила его, но он ценил ее красоту.

— Да уж, от такого зрелища кому угодно сделается дурно.

— К тому же Раналд не может похвастаться выдержкой. Однако я хочу немного отсрочить встречу с ним не только потому, что не выношу мужских истерик. Как только Раналд немного придет в себя, он сразу же начнет строить из себя знатного вельможу и требовать, чтобы я немедленно нашел убийцу. Он станет говорить долго, обрушит на меня массу бесполезной информации, потом начнет угрожать: мол, если я не найду убийцу Клары, то он пожалуется самому королю. У меня порой возникает желание вызвать его на поединок и слегка стряхнуть с него высокомерие и, возможно, слегка подпортить ему физиономию.

Торманд усмехнулся, но усмешка получилась довольно грустной, ситуация явно не располагала к веселью. Хорошо, что Саймон, несмотря ни на что, поверил в его невиновность, понимая, что его друг хоть и ловелас, но не способен на такое зверство. Плохо, что Саймону не удалось найти ни одной улики, за исключением той, которая была оставлена специально. К сожалению, это означало, что у них практически нет следа, по которому они могут выйти на убийцу. Следовательно, убийца Клары не будет брошен, в темницу, а значит, сможет убивать вновь. Если Торманд прав, считая, что именно он является истинной целью убийцы, то на этот раз преступнику не удалось достичь своей цели. Поэтому скорее всего он будет убивать снова и снова, пока наконец его злодейский план не сработает и Торманда не повесят.

Торманд налил себе еще эля, всерьез подумывая о том, чтобы напиться до беспамятства. Но нельзя было поддаваться соблазну, и он поклялся себе, что это будет его последняя кружка. В такое опасное время голова должна оставаться ясной. Кто-то хочет не только убить его, но и опорочить его доброе имя. Неизвестный враг, так изувечивший Клару, явно готов пойти на все, чтобы добиться своей цели. Торманд понимал, что не заслужил этого мучительного чувства вины, которое он испытывал, но легче от этого не становилось. Если им с Саймоном не удастся покарать убийцу, то, как подозревал Торманд, дело кончится тем, что он готов будет взять вину на себя, лишь бы прекратились убийства.

— Не думаю, что Клара останется единственной жертвой, — сказал Саймон.

Поморщившись от того, что эти слова, словно эхо, повторили его собственные мысли, Торманд кивнул:

— Боюсь, ты прав. Если их цель — отправить меня на виселицу, то провал первой попутки вынудит их попробовать снова. Однако на этот раз они не застанут меня врасплох.

— Думаю, тебе не стоит выезжать одному.

— Это будет не так просто.

— Почему?

— Ну, есть места, где спутник может оказаться лишним.

Только закончив фразу, Торманд понял, что сморозил глупость. В следующий раз ему может повезти меньше, и он не сможет ускользнуть раньше, чем его застанут рядом с убитой женщиной.

Он внутренне поморщился. Наверное, он все-таки бесчувственный тип, если сейчас так заботится о собственной безопасности, но, с другой стороны, если дело закончится тем, что его обвинят в убийстве Клары или какой-то другой женщины, настоящий убийца останется безнаказанным. А Торманд был решительно настроен заставить этого ублюдка заплатить за то, что тот сотворил. Сейчас он мог только молиться, чтобы Господь позволил ему сделать это раньше, чем произойдет новое кровавое преступление.

Кроме того, его душа настоятельно требовала узнать, как все это произошло. Торманд понимал, что эта потребность объясняется главным образом чувством вины, от которого он никак не мог избавиться. Может быть, это чувство исчезнет или хотя бы ослабнет, если он поймет, почему этот неизвестный так сильно ненавидит его. И, подумалось Торманду, так же сильно ненавидит тех женщин, с которыми он делил постель. Преступник, кто бы он ни был, старался изуродовать Клару, полностью уничтожить ее красоту; он искромсал даже ее чудесные волосы. Во всем этом чувствуется не просто первобытная жестокость, но и самая настоящая ненависть. И все же пережитый кошмар не поддавался осмыслению. Как ни печально, Торманд не мог представить ни одного человека — ни мужа, ни любовника, который способен на такое изуверство.