— Почему?

— Ты мне нравишься, — сообщил Каллен, быстро распуская шнуровку и высвобождая плечи Эвелинды из платья.

— Я не могу приезжать сюда одна, потому что нравлюсь вам? — уточнила она в замешательстве, рассеянно отметив про себя его непонятные действия и придерживая платье, чтобы оно не соскользнуло вниз.

— Нет, то есть да, — поправился Каллен. — Ты не можешь приезжать сюда одна, потому что это опасно… А ты мне нравишься, — закончил он и, оставив в покое платье, принялся вытаскивать шпильки из ее волос, которые она утром собрала в узел на затылке.

— Почему это опасно? И что вы делаете? — осведомилась Эвелинда, пытаясь стряхнуть его руки со своих волос.

— Ты мне нравишься, — повторил Каллен.

Эвелинда открыла рот и беспомощно закрыла его, не издав ни звука. До сих пор она размышляла о красотах природы и только сейчас по-настоящему услышала Каллена. Она ему нравится. Она нравится своему мужу. К чему бы это? Она просто не знала, что и думать. Тем временем его руки, вернувшись к платью, вновь принялись стаскивать его прочь, и она снова задала вопрос:

— Что вы делаете?

— Ты мне нравишься, — еще раз повторил он, и она вспомнила, как при первой встрече он точно так же упорно твердил, что он Дункан. Ничего не изменилось. Она не понимала его тогда и не понимает сейчас. «Ты мне нравишься». В этих словах, должно быть, заключен какой-то тайный смысл, но разгадать его она была не в состоянии. И тут Каллен продолжил: — Я все сказал и перехожу к действиям. Тебе хотелось и слов, и поступков? Ты получишь и то и другое.

Эвелинда ошеломленно моргнула — на нее снизошло внезапное озарение. Он собирается…

— Здесь?! — изумленно выдохнула она.

— Да. Здесь, в постели, на шкуре перед камином… Этим можно заниматься в самых разных местах. Теперь ты здорова, и я не намерен больше ждать.

Эвелинда была потрясена. Оказывается, пока она изводила себя сомнениями, опасаясь, что муж вовсе не желает ее, он мечтал о том, как везде и всюду будет…

— Вы?..

— Жена, — со вздохом перебил ее Каллен, — может быть, по-твоему, я говорю слишком мало, но ты явно говоришь слишком много. Помолчи и дай мне любить тебя.

Услышав приказ, Эвелинда послушно замерла и только прерывисто вздохнула, когда он, перестав терзать платье, наклонился и поцеловал ее.

«Помолчи и дай мне любить тебя». Его слова звенели у нее в ушах, и, раскрывая губы навстречу его поцелую, она тихонько вздохнула, желая, чтобы это и в самом деле была любовь. Однако даже если она нравится мужу и он наслаждается ее телом, вряд ли речь может идти о любви… во всяком случае, с его стороны. Что касается ее самой… По правде говоря, Эвелинда находилась в полном смятении, не в силах разобраться в собственных чувствах. Она порой считала Каллена несносным, деспотичным, но и заботливым, привлекательным, нежным… Боже милосердный! Когда он целовал ее с такой жадностью, которую демонстрировал сейчас, она готова была забыть обо всем на свете. Напоследок подивившись про себя, до чего противоречивый человек достался ей в мужья, она оставила свои раздумья на потом и обвила руками его шею.

Действительно, против поцелуев Каллена невозможно было устоять, и Эвелинда снова убедилась в этом, испытывая нарастающее возбуждение. Он вернулся к платью и возобновил свои усилия, но на сей раз она не стала препятствовать его попыткам, а просто опустила руки, позволив платью опуститься вниз и упасть к ее ногам. Оставшись в одной сорочке, Эвелинда провела руками по груди Каллена, вслепую нащупывая пряжку, удерживавшую на месте верхнюю часть килта. С большим трудом, к тому же ухитрившись по ходу дела уколоться об острие булавки, она в конце концов расстегнула пряжку. И с облегчением выдохнула в его губы, чувствуя, как килт плавно скользит вниз, присоединяясь к платью, лежащему на земле. Она слегка отстранилась и перед тем, как взяться за его рубашку, внимательно посмотрела себе под ноги и аккуратно положила пряжку поверх килта.

Едва оказавшись без рубашки, Каллен подхватил Эвелинду на руки и прижался губами к ее губам. Она не могла видеть, куда он несет ее. Но вот он остановился и сел, расположив ее у себя на коленях, и она, не прерывая поцелуя, мягко улыбнулась, сильно подозревая, что Каллен опустился на ствол упавшего дерева. Эвелинда вспомнила их первую встречу и острое сожаление, охватившее ее в тот момент, когда она вынуждена была покинуть его объятия. Сейчас ей не нужно этого делать. Они муж и жена.

— Ты улыбаешься, — прошептал Каллен, скользя губами по ее щеке.

— Да. Потому что вы мне тоже нравитесь, — просто ответила Эвелинда.

Он поднял глаза и внимательно посмотрел ей в лицо перед тем, как поцеловать снова. Погрузив руку в ее волосы, Каллен властно притянул ее к себе и с возросшей требовательностью впился в ее губы. Эвелинда, со стоном выгибаясь в его объятиях, пылко ответила на его поцелуй с таким рвением, которое смутило бы ее саму, если бы в этот момент она могла мало-мальски трезво оценивать свое поведение.

Рука, обнимавшая ее, плавно двинулась вверх, и Эвелинда, приветственно ахнув, вжалась в его ладонь, захватившую грудь, обтянутую тонкой сорочкой. Внезапно Каллен убрал руку, и Эвелинда разочарованно выдохнула в его губы, но тут же почувствовала, как он нетерпеливо дергает ворот ее сорочки, стремясь удалить разделявшую их преграду.

Она поспешила помочь ему и повела плечами, позволяя сорочке опуститься на талию. Каллен мгновенно накрыл рукой ее обнаженную грудь, слегка сдавил ее, а затем его пальцы сомкнулись и заиграли с соском, вынуждая Эвелинду издавать низкие протяжные стоны. Она исступленно целовала Каллена, пока он не лишил ее этой возможности — прервав поцелуй, он склонился к ее груди и поймал губами сосок.

Эвелинда запустила пальцы в его волосы, собрала несколько прядей в ладонь и с силой скрутила их, когда Каллен, слегка сжав зубами сосок, резко провел по нему языком. Испытывая пронзительный восторг, Эвелинда заерзала на коленях у Каллена, вдавливаясь между его бедрами и чувствуя, как нарастает его возбуждение.

Его ладонь, опустившись на ее ногу, медленно двинулась вверх, и на этот раз Эвелинда не стала вырываться и убегать. Напротив, она раздвинула ноги и, прерывисто дыша, замерла в предвкушении наслаждения. Когда пальцы Каллена, достигнув места слияния ее бедер, провели по золотистым завиткам и, скользнув чуть глубже, принялись ласкать ее, она охнула и застонала. И вскоре уже почти всхлипывала от желания, призывно выгибаясь всем телом в объятиях мужа.

Он неожиданно прекратил ласки и приподнял ее, оторвав от своих коленей. Эвелинда затихла в недоумении и вздрогнула, когда он, поставив ее на землю, сдернул державшуюся у нее на талии сорочку. Повернув Эвелинду лицом к себе, он одной рукой придвинул ее поближе, а другой — развел ее ноги и возобновил свои ласки.

Она прикусила губу и обхватила его голову руками в поисках опоры: от его прикосновений она готова была лишиться чувств. Тяжело дыша, она запустила пальцы в его волосы и судорожно вцепилась в них, чтобы не упасть, когда он внезапно поднял ее правую ногу и поставил на ствол упавшего дерева. Обеими руками удерживая Эвелинду за бедра, он подался вперед и прижался ртом к тому сокровенному месту, где раньше властвовали его пальцы. Вскрикнув от потрясения и пронзительного удовольствия, она с трудом удержалась на одной ноге и, вероятно, потеряла бы равновесие, если бы муж не придал ей устойчивости, еще крепче обхватив за бедра.

Эвелинда испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие, однако где-то в уголке ее сознания зрело растущее чувство вины — он всячески ублажает ее, а она, вместо того чтобы ласкать его в ответ, только все отчаяннее вцепляется в его волосы. Она постаралась слегка отодвинуться в надежде получить возможность поцеловать или хотя бы погладить его, но он не дал ей пошевелиться и решительно удержал на месте. Удвоив усилия, он изгнал чувство вины из ее сознания, а когда он провел языком по ее разгоряченной плоти, Эвелинда, несмотря на свое шаткое положение на одной ноге, даже приподнялась на цыпочки.

— Каллен, — взмолилась она, непроизвольно прижимая его голову все теснее к своему телу, жаждущему излить непереносимое томление. Она почти не заметила, как он убрал руку с ее бедра, зато очень хорошо почувствовала его пальцы, когда они оказалась там же, где его язык. Его палец проник глубоко в лоно, и жаркая волна, захватившая все ее существо, выплеснулась наружу. Содрогнувшись всем телом, Эвелинда запрокинула голову и издала протяжный стон.

Каллен убрал руки, снял ее ногу с бревна, и Эвелинда тут же бессильно опустилась на землю.

Закрыв глаза, она обняла его колено, а он, не переставая, нежно гладил ее волосы, ждал, пока она переведет дыхание. Немного успокоившись, Эвелинда открыла глаза и обнаружила прямо перед собой возбужденный пульсирующий детородный орган весьма впечатляющих размеров. Она с любопытством посмотрела на него, вспомнила удовольствие, которое испытала, впервые ощутив его у себя внутри, и, не долго думая, потянулась и обхватила его рукой.

От этого легкого прикосновения Каллен застонал, закрыл глаза, и его лицо приняло отрешенное выражение. Наблюдая за реакцией мужа, Эвелинда прошлась ладонью по всей длине его весомого достоинства, на ходу приобретая уверенность, — она чувствовала, как руки Каллена все крепче сжимают пряди ее волос, и знала, что он испытывает удовольствие, сходное с тем, какое доставляли ей его ласки.

Сходное… но не такое. Подумав об этом, Эвелинда, не сводя глаз с лица Каллена, наклонилась и поцеловала самый кончик того, что сжимала в руке. Каллен мгновенно распахнул глаза, и в них отразились удивление и своего рода надежда. Эта надежда подтолкнула ее к тому, чтобы поцеловать его снова, а собственное любопытство заставило высунуть язык и лизнуть то место, которое она поцеловала. Ей страшно захотелось попробовать его на вкус, и, находя свое желание совершенно необъяснимым, Эвелинда рассчитывала осуществить его очень быстро — вероятно, в таком случае Каллен ничего не заметит. Однако он заметил, и его реакция была совершенно ошеломляющей. Он резко вскинул бедра и вцепился в ее волосы, невольно причиняя ей боль.