Бидди вновь остановилась, крайне изумленная:

— Девочка, у нас нет времени на праздники. Слишком много работы, чтобы отвлекаться по пустякам.

Эвелинда помрачнела:

— Итак, мужчины упражняются с мечами или празднуют, а женщины выполняют всю работу?

— Конечно. — Бидди кивнула и отрубила у цыпленка крыло. — Так было всегда.

— Понятно, — пробормотала Эвелинда. — Мой муж тоже будет праздновать вместе со всеми?

— Никаких сомнений, — ответила Бидди. — Он как раз тащил один из бочонков с элем, когда выходил отсюда.

— Думаю, я пойду и попробую с ним поговорить. А потом вернусь, и, возможно, мне придется снова помучить вас вопросами. Вы не возражаете? Конечно, я вела хозяйство в д'Омсбери после смерти матери, но в каждом замке свои порядки, и я…

— Твоя мачеха не занялась домашними делами, когда вышла замуж за твоего отца? — удивленно перебила Бидди.

Эвелинда наморщила нос:

— Эдда предпочитала быть праздной дамой.

— А, — понимающе кивнула Бидди. — Что ж, девочка, добро пожаловать в замок Доннехэд. У нас тут нет праздных дам, но мы рады приветствовать тебя. Буду счастлива помочь тебе освоиться на новом месте и разобраться, что к чему.

— Большое спасибо. — Эвелинда в знак признательности тепло сжала плечо Бидди, встала и направилась к выходу из кухни.

Пересекая главный зал, она обвела его внимательным взглядом. Слишком простая обстановка для жилища, в котором обитают преимущественно женщины. Никаких излишеств, только самое необходимое. Посередине столы, расставленные в форме буквы «П», а у камина два стула — с прямыми спинками, квадратными сиденьями и безо всяких подушек. Они выглядели не слишком гостеприимно. Как и зал в целом — в этом заключалась его главная отличительная черта. На полу лежали камышовые подстилки, но стены были совершенно голые, даже не побеленные, не говоря уже о каких-нибудь гобеленах. Эвелинда осталась весьма недовольна увиденным. Интересно, первая жена Каллена действительно была поклонницей такой простоты или при ней все выглядело гораздо более привлекательно и только после ее смерти пришло в запустение?

Унылая пустота стен напомнила Эвелинде о двух гобеленах, оставленных в д'Омсбери. Отец купил их для матери после женитьбы. На одном из них были изображены Адам и Ева в райском саду, а на втором красовались единорог и прекрасная дама. Гобелены висели в главном зале, пока в замок не прибыла Эдда. Выяснив, что это подарки барона первой жене, мачеха немедленно настояла на том, чтобы их сняли. Она последовательно уничтожала любое напоминание о предыдущей леди д'Омсбери.

Отец Эвелинды не стал спорить. Он просто приказал свернуть гобелены и убрать их, сказав дочери, что она может забрать их с собой, когда выйдет замуж и будет жить в собственном доме.

Какой позор оставить их в д'Омсбери! Они прекрасно смотрелись бы на здешних стенах и могли сильно украсить помещение. А ведь были еще подушки, которые они с матерью вышивали по вечерам. Если положить их на стулья у камина, стало бы гораздо уютнее. И еще были…

Эвелинда решительно пресекла собственные раздумья. Бессмысленно тосковать о безвозвратно утерянных вещах.

Распахнув двери, она вышла из главной башни замка и ступила на лестницу, ведущую во внутренний двор. Направление ее мыслей изменилось. Всегда можно что-то сделать самой. Конечно, она неспособна самостоятельно выткать гобелен. У нее нет для этого ни умения, ни времени, не говоря уж о ткацком станке, необходимом для такого занятия. Мастерами по изготовлению гобеленов всегда были исключительно мужчины. Работая вдвоем, они за два месяца успевали соткать примерно квадратный фут гобеленового полотна. Именно поэтому гобелены ценились так дорого. И тем более постыдно для мужа, что он не дал ей возможности взять их с собой. И не только их.

С сердитым видом Эвелинда подхватила юбки чужого широченного синего платья и начала спускаться по лестнице, добавив еще кое-что в копилку претензий, которые она имела к своему мужу. Похоже, к настоящему моменту их оказалось уже предостаточно. Она готова была выдвинуть против мужа солидный список обвинений, а ведь со дня венчания прошло всего лишь три дня.

Сойдя со ступеней, Эвелинда остановилась и оглядела внутренний двор. Здесь было почти так же пусто, как в главном зале. Только несколько женщин суетились тут и там, занимаясь своими делами. Эвелинду могло бы удивить полное отсутствие мужчин, но после разговора с Бидди она отлично знала, где их искать. У загонов.

Она припомнила направление, в котором Фергус прошлой ночью водил лошадей, и, полагая, что загоны должны быть рядом с конюшнями, пошла вперед, рассчитывая найти их достаточно легко. Нужно только искать мужчин, пытаясь услышать их крики. Исходя из ее опыта, мужчины во время «празднований» становились шумными и неуправляемыми, и, без сомнения, она их услышит задолго до того, как приблизится к ним.

Проходя мимо конюшен, Эвелинда с любопытством заглянула внутрь. Она увидела стойла, длинными рядами тянувшиеся вдоль стен. На первый взгляд конюшни содержались в образцовом порядке, совсем как у Мака в д'Омсбери.

Эвелинда подумала о том, что за Леди здесь ухаживали бы должным образом, но быстро постаралась выкинуть из головы эту мысль. Ей не хотелось навлекать на себя гнев мужа, ведь так не достигнешь ничего, кроме ухудшения отношений. Всегда лучше добиваться своего в спокойной обстановке, когда обе стороны находятся в добром расположении духа.

По ее мнению, как раз сейчас муж должен быть настроен исключительно благодушно. Во всяком случае, она, безусловно, чувствовала себя прекрасно после их тесного супружеского общения. По крайней мере до тех пор, пока у нее не возникли мелкие житейские трудности… в частности, полное отсутствие ее собственных вещей.

Разумеется, перед Калленом подобной проблемы не стояло, — более того, он устроил праздник. Это давало ей основания полагать, что он находится в весьма приподнятом состоянии. Следовательно, самое время подступиться к нему с вопросом о том, какие требования он предъявляет к жене. Она старалась так думать. Но в глубине души прекрасно понимала — разговор можно спокойно отложить до вечера и обсудить все дела после ужина. Однако ей очень хотелось видеть мужа. Он, конечно, тоже будет счастлив и, улыбнувшись, раскроет ей навстречу свои объятия, а потом станет целовать ее до тех пор, пока она совершенно…

Громовые раскаты хохота вынудили Эвелинду прервать свои грезы наяву. Как и ожидала, она услышала мужчин, еще не видя их. Остановившись, она огляделась по сторонам и увидела совсем рядом несколько огороженных участков. Они располагались друг за другом и доходили до крепостной стены. Первый из них, ближайший к Эвелинде, был пуст. Она подошла к деревянной изгороди и, опершись на столб, принялась всматриваться в людей, теснившихся на узкой полоске травы вдоль ограды следующего загона и наблюдавших, что в нем происходит.

Эвелинда скользила взглядом по толпе, пытаясь отыскать в ней мужа, когда раздался новый взрыв смеха. Заинтересовавшись, она посмотрела во второй загон и застыла на месте с глазами, полными ужаса. Мужчины либо уже закончили дразнить «бедного старину Ангуса», либо и вовсе отказались от этого развлечения. Во всяком случае, сейчас они перешли к верховой езде на неоседланной бешеной лошади. Честное слово, животное выглядело абсолютно обезумевшим. Оно брыкалось, вертелось, выгибалось и совершало беспорядочные скачки из стороны в сторону, прилагая все усилия к тому, чтобы избавиться от своего седока, отчаянно пытавшегося удержаться и не рухнуть на землю.

Эвелинда твердо решила, что человек на спине лошади явно такой же сумасшедший, как и само животное, но в этот момент очередной скачок развернул наездника лицом к Эвелинде, и она узнала в нем своего мужа.

В первую секунду она словно приросла к земле и стояла, вцепившись в опору изгороди, открыв рот в немом ужасе. Кошмарные видения, сменяя друг друга, пронеслись у нее перед глазами. Она уже мысленно представила себе мужа, сброшенного с лошади и затоптанного насмерть. От перспективы так скоро остаться молодой вдовой, едва вкусившей радости супружества, она готова была упасть в обморок. И тут ее муж действительно взлетел в воздух — дикое животное сбросило его с себя, как пушинку.

Издав пронзительный вопль, Эвелинда немедленно начала карабкаться на изгородь, преисполнившись решимости добраться до мужа кратчайшим путем и как можно скорее. Однако юбка зацепилась за деревянную опору, и Эвелинда повисла на изгороди. В нетерпении она дернула ткань изо всех сил, рискуя обрушиться вниз головой, услышала треск и оказалась лежащей на животе внутри загона.

Охнув от удара, Эвелинда быстро вскочила на ноги, подхватила огромную юбку и, собрав ее в руке, понеслась по загону.

Несколько мужчин, несмотря на шум, услышали, как она выкрикнула имя мужа, и, обернувшись, увидели ее стремительный бросок за ограду. Ужас, отразившийся на их лицах, заставил ее сердце тревожно сжаться. Мужчины что-то закричали, обращаясь к ней, и, даже не видя Каллена, она поняла — он приземлился неудачно.

Надеясь, что его раны оставляют шанс на выздоровление, Эвелинда на бегу судорожно пыталась припомнить правила ухода за больными, которым учила ее Милдред. Вероятно, у него перелом, или два… или больше. Надо будет ограничить его в движениях. Больше всего она боялась за его голову и посылала беззвучные мольбы, чтобы его затылок вновь не пострадал при падении. Ведь он едва успел оправиться после недавнего удара головой о землю! О чем он думал, когда садился на этого бешеного зверя? Она обязательно задаст ему несколько вопросов, как только сочтет его достаточно здоровым для того, чтобы с ним можно было жестко поговорить, не испытывая при этом угрызений совести.

Тем временем мужчины отчаянно кричали, бурно жестикулируя и размахивая руками. Эвелинда всячески старалась отогнать от себя мысль о том, что Каллена уже не удастся спасти.