Она слышала, как Поль резко вобрал в себя воздух, но когда он собирался сказать что-то, в дверь постучали, и она открылась. Мальчишеская головка Кары заглянула в комнату.

— Я пришла попросить чуть-чуть волшебных духов, которыми ты пользовалась вчера, Домини. — Она перевела улыбающийся взгляд с невестки на брата и вошла в комнату. Волосы у нее блестели от энергичного расчесывания, на ней было надето простого покроя липово-зеленое платье. В ушах — серебряные лиры — сережки, подаренные этим утром Домини.

— Ты сегодня хорошенькая, как нимфа, Кара. — Рука у Домини, когда она опрыскивала девушку духами, немного дрожала. Кара склонила голову набок, рассматривая строгое лицо Поля.

— Что с тобой? — спросила она. — Ты выглядишь так, будто готов кого-то разорвать на части. Надеюсь, не милую Домини?

— Не будь таким ребенком, — резко сказал он и, положив картину, быстрым шагом вышел из комнаты. Кара расстроенно посмотрела на Домини.

— Мужчины, бывает, сердятся, Кара, — Домини коснулась щеки девочки и заставила себя улыбнуться.

— Пойдем вниз? Наверное, гости уже прибывают.

— Этот вечер для вас с Полем, — возразила Кара, — а у него лицо, как грозовая туча. Что случилось, kyria?

— Простая ссора мужа и жены, — Домини заставила себя рассмеяться. — Не стоит воспринимать ее трагически.

Но сама Домини воспринимала ситуацию трагически. Завтра они с Полем вернутся в свой дом на Орлияом утесе, а будущее для нее, как и тот утес, пряталось в громадах облаков. Кара приедет к ним через две недели.

Тетка Поля не возражала против того, чтобы девочка жила у них, но поставила условие: племянник с женой поживут немного одни до приезда Кары.

Домини смотрела на танцоров в греческих костюмах, развлекавших гостей, и не сознавала, что пальцы ее ломают розы, приколотые Полем у самого сердца. Он стоял один на противоположной стороне ярко освещенного внутреннего дворика, налицо падала тень от лаврового дерева, и оно казалось греческой маской, совершенно неподвижной, за исключением сверкающих меж ресниц тигриных глаз.

В игре теней от листвы лицо его было таким, каким помнилось Домини с той ночи, когда в Афинах случился пожар, а под ее пальцами одна за другой рассыпались розы.

Глава 12

Всю первую неделю Поль не работал. Они провели эти дни на уединенном пляже под черными скалами и в синих волнах Ионического моря. Они купались и плавали на маленькой ярко раскрашенной парусной лодочке, и солнце освещало голые коричневые от загара мощные плечи Поля, стоявшего на руле.

Домини казалось, что он посвятил эти проведенные с ней наедине дни и ночи тому, чтобы уничтожить саму память о Берри или о ком-либо еще.

С борта лодки она нырнула в пену, а солнце пробегало пальцами-лучами по морю, будто играло на огромной арфе. Она лениво качалась на волнах, поглядывая на Поля, сидящего в лодке, на его широкие плечи, четко обрисованные солнцем, темные кудри, завивающиеся на шее от влаги. Что-то пронзило ее тело, и Домини поплыла к берегу. Вышла на берег, поморгала, чтобы избавиться от залившей глаза воды, отжала волосы и побежала по песку в тень грота, где была спрятана от жара солнечных лучей их корзина с едой для пикника.

Домини нарезала охлажденную peponi,[16] когда Поль перекувырнулся за борт лодки и направился по песку в ее сторону. Она наблюдала из-под ресниц за ним, одетым только в морского покроя брюки, обнаженного по талию и казавшегося сверкающей статуей из дельфийской бронзы.

— Я вполне готов к этому. — Он бросился на песок рядом с ней и взял из ее рук ломоть дыни. Белые зубы глубоко вонзились в золотистую мякоть, в то время как Домини откусывала от своего ломтя по чуть-чуть, закапывая в теплый мелкий песок пальцы ног.

Над скалами взмыл орел, распластав крылья, вытянув вперед тощую шею. Поль закинул голову, наблюдая за полетом большой темной птицы. При виде семифутового размаха орлиных крыльев на губах его мелькнула улыбка.

— Чудо, — сказал он, — как в пословице. Ты знаешь ее, Домини?

Домини покачала головой, думая, что он сам не менее неукротим и безжалостен, чем любой орел в погоне за добычей.

— В пословице перечисляются несколько чудес, — с улыбкой сообщил он. — И среди них орел в небе, корабль посреди океана… и мужчина с девушкой.

— Как интересно, — сказала она. — Хочешь мясного паштета? — Она наклонилась к корзине с едой и в то же мгновение он ухватил ее за талию.

— Верно, накорми зверя, — хрипло прошептал Поль, — тогда он уснет на часок, и ты сможешь спокойно развлекаться, разглядывая разноцветных рыбок и разыскивая кораллы.

Она покраснела, почувствовав в его голосе насмешку, и подала ему великолепный мясной паштет, картонную коробку с йогуртом и несколько крупных помидоров. Он опустился на локоть и принялся за еду, задумчиво глядя чуть прищуренными глазами далеко в море. Домини налила из термоса кофе и добавила в него, как нравилось Полю, дикого меда. Он взял чашку и поднял ее в тосте.

— Stin iyia sou, — сказал он по-гречески.

— За твое здоровье, Поль, — ответила она и отвела взгляд в сторону, стараясь больше не смотреть на него, пока ела и пила кофе. Она была уверена, ее здоровье имело значение для него по единственной причине: он хочет, чтобы она родила ребенка.

Ленч был окончен, остатки еды аккуратно убраны в корзину, и Домини оставила Поля и отправилась разыскивать маленькие озерки в углублениях скал, где жили крошечные рыбки, окрашенные во все цвета радуги, с ангельскими крылышками-плавниками, как крошечные пушинки, проскальзывающие между пальцами Домини, когда она пыталась их поймать.

Поль вытянулся на песке в нескольких ярдах от развлекающейся Домини, подставив обнаженную спину солнцу и положив лицо на скрещенные руки. Домини не знала наверняка, дремлет он или просто с обманчивой ленью сытого и разморенного от солнечного тепла тигра отдыхает.

Домини перебирала несколько найденных ею бледных и гладких, как детские молочные зубы, камешков и все еще сердилась из-за того, как бесцеремонно Поль возвратил Берри его картину.

— Я не желаю, чтобы она была в моем доме, — заявил он. — Ты должна подумать о другом подарке для меня, моя дорогая.

И прошлой ночью Домини, страшно рассерженная, заперла дверь, соединяющую их комнаты. Она лежала в напряжении, прислушиваясь к каждому его движению в соседней комнате. Но он не попытался открыть дверь, и она наконец уснула и проснулась оттого, что Лита раздвигала шторы на окне.

Лита не из тех женщин, которые часто улыбаются, но на губах ее при виде рассыпавшихся по подушкам и сияющих на фоне их белизны густых и пышных волос Домини и ее кожи, казавшейся рядом с голубизной ночной сорочки медового цвета, появилась улыбка.

— Солнце, кажется, так и рвется в окна, — сказала Домини, усаживаясь в подушках и наблюдая, как Лита наливает для нее утренний чай.

— Сейчас пора великолепной погоды на острове, мадам, — сказала Лита. Виноград поспевает и наливается соком, темнея на лозах, а на холмах полно ягнят и козлят.

— Ты родилась на острове, Лита? — спросила Домини, отхлебывая горячий сладкий чай.

Лита стояла, держа в руках чайник в стиле рококо с нимфами, эльфами и летящими птицами. Она наклонила голову, и в ярком свете солнца узел ее волос влажно заблестел.

— Я с холмов, мадам, оттуда, где в старину было много бандитов и до сих пор существует множество самых разных легенд. Вы, конечно, знаете, что во мне течет цыганская кровь?

Домини кивнула: то, что Лита держалась так, будто имеет какую-то связь с необычайными, тайными сторонами жизни всегда вызывало в ней любопытство.

— Остров оккупировали, мадам, когда я была ребенком, — сказала она. Оливковые рощи были вырублены, маленькие фермы сожжены, девушек захватывали, как сабинянок.

Домини поежилась, глядя на горничную, и Лита поспешно добавила:

— Мне повезло. Мой дедушка спрятал всю семью в пещере среди холмов, а мой отец и братья воевали вместе с партизанами. Но для Греции этим дело не кончилось. Произошло восстание, и снова пули вонзались в землю Греции, и в людей, и в виноград.

— Для вас это было ужасное время, — сочувствуя, сказала Домини.

— Но сегодня все позади. — Лита улыбнулась. — Теперь для всех на острове есть работа, и мир, и достаточно пищи. Хотите beignet, мадам?

Она протянула ей тарелку, и Домини взяла очень вкусное слоеное пирожное, обсыпанное сахарной пудрой.

— Kalo ya to stomacha, — улыбнулась ей Лита.

— Они действительно очень вкусны. Знаешь, Лита, я начинаю любить греческие блюда. — Домини тихо рассмеялась, словно сама себе удивляясь. — Вероятно, воздух на вашем острове увеличивает аппетит.

Лита хитро посмотрела на молодую хозяйку, потом взяла ее опустевшую чашку и заглянула в нее.

— Меня ждет счастливый день, Лита? — Домини чуть приподняла ресницы, взглянув в сторону двери, ведущей в комнату Поля, которую вчера заперла.

Лита нахмурилась, разглядывая узор из чаинок на дне чашки.

— Будет потрясение, — пробормотала она, — это видно совершенно ясно.

— Шторм? — неуверенно спросила Домини.

— Случится что-то нехорошее, мадам, — голос Литы стал резким. — Это произойдет сегодня…

Она остановилась, прерванная стуком дверной ручки запертой двери. Она повернулась, чтобы посмотреть, что это за звук, и ручка снова повернулась и загремела. Домини покраснела, застыдившись, встретив потрясенный взгляд Литы.

— Отопри дверь, Лита, — сказала она, и резкий звук ключа, поворачивавшегося в замке, еще больше усилил напряжение в залитой солнечным светом комнате.

Лита пожелала хозяину доброго утра и поспешила удалиться. Домини осталась сидеть среди подушек — тоненькая и побледневшая — и смотрела во все глаза на Поля. На нем были черная шелковая рубашка и серые брюки, брови сердито сдвинуты. Он указал на только что отпертую Литой дверь.