– Помнишь, что такое Железный Легион?

– Конечно, помню. Железным Легионом называли несколько отрядов, собранных из лучших солдат Конгрес-Магер. На счету Железного Легиона – захват четырёх провинций Пангеи.

– Правильно, – кивнул Ричард. – Так вот, в официальных отчётах нет этой информации, но наместником Железного Легиона был не кто иной, как Астор Ревокарт! Старший брат Таира!

Я чувствовала, как моё сердце замирает. И в то время как губы шептали: «не может быть», разум уже смирился.

– Получается, – пробормотала я отстранённо, – согласно официальным документам, ты погубил не только Железный Легион, но и хладнокровно убил Астора Ревокарта.

Вот почему Таир уделял мне так много внимания! Вот почему предложил замуж выйти – хотел получить надо мной контроль и таким образом попытаться найти моего отца, в чьей гибели сомневался. А когда я ему отказала – взбесился, и ярость его умножилась тем, чья я дочь.

– Я не виноват в гибели Железного Легиона, – голос отца звучал откуда-то издалека. – Но вот Ревокарта-старшего убивал с огромнейшим удовольствием, этот подонок заслужил такую участь после всего, что он натворил.

– Таир хотел через меня отыскать твои следы, – поняла я. – Он всё это время искал тебя.

– Именно. Не мне тебе объяснять: закон кровной мести применим, только если виновник жив.

Да, то был глупый закон, который, согласно мифам, на нашу планету привезла сама Матер Мариани. Он гласил: оскорблённый может мстить семье обидчика только в случае, если сам обидчик жив. Если же он мёртв, убивать его семью – бессмысленная бойня.

Я посмотрела на отца, пытаясь переварить полученную информацию. Ричард встретил мой взгляд.

– Клара, он лишь подозревал, что Рем Тебрис может быть жив, но ради своих предположений был готов жениться на тебе. Осознай степень его помешательства! Мы с ним видимся регулярно, на приёмах или деловых встречах, но если бы он знал, что я – тот человек, которого он ищет… У Ревокарта лицензия на моё убийство. Стоит ему найти доказательства, что я и есть Рем Тебрис, на его стороне будет вся страна. А ты ведь помнишь закон. Ну же, Клара, этому даже в художественных академиях учат.

– Кровная месть, – прошептала я, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. – Он имеет право убить семью Рема Тебриса.

В комнате наступила тишина.

– Да, – Ричард ударил кулаком по колену. – Представь, если бы ты стала его женой. Думаешь, он бы пожалел? Нет, собственноручно бы исполнил вендетту за смерть своего обожествлённого брата.

– Но почему… почему он просто меня не убил раньше, обойдя закон? Меня или маму… Это ведь так просто.

– У меня есть подозрение, что твоя смерть имела бы для него смысл только в том случае, если бы она принесла мне страдания. Ревокарт не спешил причинять тебе реальный вред, предпочитая синице в руках – журавля в небе, то есть надеялся найти меня живым и лишь тогда убить тебя, твою мать и брата. Но если бы ты согласилась выйти за него замуж – тебя бы ждал ад в любом случае, жив я или мёртв, уж в этом можешь не сомневаться.

– Небеса…

Я встала. Отставила бокал и приблизилась к окну. Метель, метель, какая же ты, сволочь, красивая!

Только теперь я осознавала масштабы ситуации, в которой оказалась.

Голос отца звучал издалека. Тем не менее, я не пропускала ни единого слова.

– Я принял сложное решение – не приехал к тебе в момент, когда ты во мне нуждалась. Потому что если бы Таир Ревокарт узнал, окончательно убедился, что я жив, – он бы пытал тебя до потери… нет, не сознания – здравого смысла! И убил, имея на то законные права. Мой приезд и вмешательство моих людей служили бы лучшим тому поводом! Извини, что говорю это, но в результате всё сложилось самым лучшим образом – ты убежала сама, без чьей-либо помощи, потому что Ревокарт, видя, что никто не спешит тебе на помощь, на некоторое время потерял бдительность и позволил тебе уехать от него без охраны. Поверь, это бы ни в коем случае не случилось, если бы он заметил рядом с тобой чужих людей, предположительно, людей Рема Тебриса. Мы тебя перехватили тогда, когда за тобой не следили, а дальше Ревокарт может додумывать что угодно: тебя могли убить где-то в дороге, ты могла покончить с собой, могла жить в трущобах и продавать своё тело. Существует перечень профессий, для которых не нужно предъявлять документы.

– А мама? Что с ней?

– Он допрашивал её, – нехотя признался Ричард. – Лично приехал к ним в дом. Но она накричала на него и обвинила в твоём убийстве. Нам её эмоции пошли на пользу – в своём горе она была очень правдоподобна.

– Высшие силы! – взвыла я. – Она считает, что я мертва!

– Да, Клара, она так считает, – холодно ответил Ричард, не отводя от меня напряжённого взгляда. – Но это дало тебе шанс начать новую жизнь. Ту, которую я бы желал для своей дочери.

Он подошёл ко мне и схватил за плечи. Встряхнул, отгоняя надвигающую истерику.

– Я горжусь тобой, Клара. Тем, что ты осмелилась выбрать сложный путь, что стремишься к своей мечте, хоть мне и страшно тебя отпускать. Женщина в браке – существо с теми правами, которые определяет для неё муж. Ревокарт знал об этом, именно потому хотел, чтобы ты вышла за него. Если бы ты согласилась, я бы ничего уже не мог сделать. Но ты отказала! Моя дочь отказала человеку, который преследует меня последние десять лет!

Я посмотрела на отца, не понимая, что и зачем он говорит. Спросила:

– Почему ты убил Астора Ревокарта?

– Я расскажу.

•••

Я вернулась в Мирны, когда советник президента покинул город… и вздохнула полной грудью: неужели пронесло?

Целый день я потратила на то, чтобы подтянуть «хвосты» в академии: понять, что и где я пропустила, вырвать у друзей конспекты и выклянчить у преподавателей пересдачи.

В тот же вечер я закатила гулянку в честь своего возвращения. Собрала всех подружек, пригласила приятелей Парижа. Сказала, что получила наследство от бабушки (или от тётушки, не помню), и начала всех угощать. Счастье и юношеская дерзость переполняли меня! На улице – снег, в кабачке – тепло, любимый мужчина – под боком. И отец, которым – теперь я знала точно, – я могу гордиться.

Мы пили много, смеялись громко, а потом начался ещё один спор, дурацкий, студенческий: кто лучше всех целуется. Я перегнулась через стол, схватила Парижа за галстук со словами: «Ну что, покажем, жених мой, кто лучший в этом деле?»

Он, в свою очередь, тоже схватил меня за воротник и ответил в тон: «Хочешь вызвать зависть моих друзей? Ну же, давай покажем им, кто в доме хозяин!»

Париж одним точным движением перепрыгнул через стол на мою сторону и оказался рядом. Я глупо хихикнула. Он был очень ловок, но никогда до конца не осознавал, насколько здорово это его умение смотрится со стороны. Знаю, он считал, что ему со мной повезло. Я знала – всё наоборот.

И мы поцеловались.

Пьяная, счастливая, свободная, я целовала лучшего мужчину в мире, не боясь показаться смешной, наивной, неумелой.

Париж был из не очень богатой семьи, зато имел светлую голову и желание стать хорошим госслужащим, получать приличную (с его слов) зарплату, которая позволит ему по выходным катать меня на лошадях (с ними он сам очень хорошо ладил). Так он хотел, а я поддакивала: ну чем не шикарная мечта?

Оторвались мы друг от друга лишь тогда, когда на улюлюканье и крики толпы прибежал хозяин кабака с требованием вести себя потише.

Я усмехнулась, а Париж отшутился: «Ну что ты разбушевался, старина Генри, ты нам просто завидуешь». И опять наша дружная компания разразилась громким смехом.

Я не привыкла пить много, так что в какой-то момент мне стало плохо, и я решила выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Париж попытался меня проводить, на что я вежливо, но твёрдо отказалась: сама хочу.

Улицу замело, и чтобы открыть дверь, пришлось хорошенько постараться.

Оказавшись на улице, я ощутила, как мокрый снег бьёт в лицо, оседая на ресницах и губах. Понемногу тошнота проходила. Трезвела медленно, думая о том, какая чудесная у меня жизнь.

«Мы с самой страшной прыгнем вышки, давай сыграем…» – бормотала я еле слышно старую песенку.

На улице уже было темно. Казалось, весь мир покрыт невесомой снежной массой.

В каком бы настроении я ни была – когда наблюдала метель, на меня резко накатывало чувство безысходности и одиночества. Думаю, подобное способны испытывать только люди, для которых снег – ужасающая норма четыре-пять месяцев в году, как у нас в Конгрес-Магерах.

Кабачок находился далеко от центра, в бедном районе. Глядя на разбушевавшуюся вьюгу и одинаковые домики болотных оттенков, я осознала, что ко мне вернулось давно забытое ощущение, будто я пытаюсь удержать в руках песок. Я не знала, откуда пришло то чувство, но оно было очень ярким, почти осязаемым.

«Кого ты обманываешь, Клара, – говорил внутренний голос, – ты ведь знаешь, что такое счастье, как у тебя, не может длиться вечно».

Мне стало не по себе, и я решила побыстрее вернуться в кабачок, к своему жениху, к его шуткам и подколкам друзей.

Когда обернулась, намереваясь идти обратно, столкнулась с мужчиной, выходящим из кабака. Я непроизвольно уткнулась носом ему в грудь и медленно подняла голову вверх. И поняла, что весь песок только что убежал из моих рук.

– Здравствуй, Клара.

Пауза. Снег. Метель. Жёлтое пальто, сладкие поцелуи Парижа, уроки в Мирной Академии, смешные замечания госпожи Гдански – всё в прошлом!

Я отступила назад, не веря.

– Нет, – прошептала я, чувствуя, как к глазам мгновенно подступили слёзы. – Не может быть! – это было почти обвинение.