— Вы согласитесь? — спросил он, спускаясь с ней рука об руку в холл. — Думаю, нам стоило бы поговорить.

— Разумеется.

В ней не чувствовалось ни теплоты, ни огня, ему показалось, что он может умереть, если не сумеет возвратить утраченное расположение.

Они вошли в салон. Люси уселась, сосредоточенно расправляя на подушках свадебное платье цвета закатного неба.

— Вы так прекрасны.

Она ничего не ответила, только посмотрела на него или, скорее, сквозь него.

— Все не так безнадежно между нами, надеюсь. Я хотел завоевать вас должным образом, а не так… как это произошло.

— Вы получили меня. Прочие ваши желания меня не касаются!

— Я понимаю, вам больно, Люси.

— Нет, вам не понять.

— Отчего же. Я знаю, что вы сейчас чувствуете.

Что-то у нее внутри высвободилось и рвалось наружу, заставляя заговорить.

— Вы ничего не знаете! Ни меня, ни того, что я чувствую. Ничего!

— Мне приходилось испытывать подобные чувства, Люси. Они мне знакомы.

Жалоба и ярость смешались в ее речи. Ей хотелось, чтобы он, наконец, понял, насколько напыщенно и самонадеянно звучит заявление о том, что ее чувства понятны ему.

— Как часто вам приходилось делать то, что идет против ваших желаний, ваша светлость? — требовательно спросила она. — Ломать стереотипы или выходить из непереносимых рамок благопристойности и душного маленького мирка для того, чтобы рискнуть?

До чего же ей сейчас хотелось ударить его. Весь мир и будущее в его лице нависли над ней тяжестью и одиночеством. Она была переполнена злостью и гневом от несправедливости происходящего, болью оттого, что ее жизнью распоряжаются за нее, будто она слаба или недостаточно умна, чтобы выбирать свое будущее. Герцог стоял перед ней безмолвно, возвышаясь, как гранитная глыба. Его лицо не выдавало никаких эмоций, если, конечно, он вообще что-либо чувствовал.

— Что вы знаете о том, что значит жить, рисковать? У вас нет ни понимания, ни представления об этом, ваша жизнь всегда была упорядоченной, удаленной от страстей и управляемой. Вы не можете ничего прибавить к вашему титулу, — съязвила она, стараясь его зацепить, вызвать вспышку, которая растопит этот холод во взгляде.

Когда он остался спокоен и не принял вызов, Люси вскочила с дивана и шагнула ему навстречу. Все в ней дышало злостью, заставляя действовать безрассудно и разрушительно. Но она пыталась подавить в себе этот порыв, с самого детства она приучала себя не обращать внимания на боль, переносить душевные страдания в надежде на то, что со временем все это стихнет и уйдет. Но этого не происходило. А сейчас… Сейчас ее сердце разрывалось на части, миллион меленьких осколков на глазах человека, которого только что назвали ее мужем, равнодушно-бесстрастного и бесчувственного зрителя. Его не может тронуть ничего, кроме возможности закрепить за собой богатую невесту голубых кровей.

— Вам недоступна даже мысль о том, что можно рискнуть всем ради счастья. — Она сделала шаг вперед, потом еще один, не обращая внимания ни на то, как трепещет ее тело, ни на то, как подрагивает нижняя губа, а глаза обжигают слезы. Одна слезинка уже скатилась по щеке, она почувствовала ее вкус, вкус горечи от предательства и боли, сосущей сердце тоски и отчаяния, которые переполнили каждую клеточку ее существа. Еще один провал, печальное доказательство тому, как легко разрушаются хрупкие надежды и мечты одним небрежным эгоистичным решением отца и герцога. — Что вы можете знать? — воскликнула она, приближаясь еще на шаг, пока ее отсвечивающее золотом платье не соприкоснулось с его одеждой. Пришлось поднять голову, чтобы взглянуть ему в лицо. — Что, будь вы трижды прокляты, Сассекс, можете знать о том, как рискуют всем ради одной только вещи, которая для вас важнее всего на свете?

Секунды текли, слышно было лишь, как тикают часы на каминной полке. Казалось, воздух между ними наэлектризовался и потрескивает, когда Сассекс опустил взгляд на ее лицо, скользнув по следам слез, по губам, где задержался надолго, лишив Люси дыхания.

— Что я могу знать о риске? — тихо произнес он мелодичным чувственным голосом, соблазнительным и манящим. — Что я знаю? — повторил он на этот раз более печально и интригующе, подступая ближе, так что жар его тела и запах одеколона окутали ее. — Я хорошо знаю, что такое риск, — сказал он, и Люси услышала шуршание шелка своих юбок, обвивших его ноги, когда он шагнул ближе. — Я испытал это.

— Вы никогда бы не поддались ему, — возразила она.

— О, я уже это сделал. Пошел на самый большой риск, который только выпадал мне в жизни, ради одной-единственной вещи, которой я хочу больше всего.

Он прижал ее к стене, мрамор колонны холодно и твердо удерживал ее плечи.

— На самый большой риск в своей жизни я пошел сегодня, когда назвал вас своей женой, поклялся любить и защищать, хранить верность. Когда поклялся почитать ваше тело своим.

Как бы утверждая это, он еще сильнее прижимал ее к стене, чувственно напоминая о том, что должно произойти между ними. Еще одно движение, снова запах его кожи, волос, пьянящий мускусный аромат. Этот призывный шепот напоминания согрел кожу, сделав ее чувствительной, груди напряглись и заострились, тело, казалось, слабеет и тает от желания под его нежным и страстным давлением.

Большой и сильный, он обнял ее, словно вбирая в себя хрупкую фигурку. Именно по этой причине она невольно схватилась за лацканы пиджака, чувствуя, как его рука обвилась вокруг ее талии.

— Сегодня я попробовал вкус риска, сделав вас женой, зная, что, возможно, вы никогда не сможете разделить со мной то чувство, которое я испытываю к вам.

Рука, горячая и сильная, поглаживая, заскользила вверх, кончик указательного пальца остановился у груди. Их взгляды не отрывались друг от друга, она почувствовала необъяснимое притяжение, подталкивающее навстречу. Но нет, она не станет поддаваться.

— Я не более чем пешка в игре сильных мужчин. Предмет, который покупают и размещают на полке, чтобы вызывать зависть или восхищение друзей.

— Нет, — прошелестел шепот у ее щеки, когда он склонил голову к ее лицу.

— Герцогиня призвана исполнять роль хозяйки дома. Это жена, которая надзирает за имуществом, помогает осуществлению общественных и политических амбиций.

— Нет.

— Значит… значит… — Она пыталась подыскать другие примеры, чтобы доказать, что понимает, зачем он женился на ней.

Но он остановил, мягко прижавшись губами к ее щеке:

— Подруга. Спутница. Прекрасная, полная страсти любовница, с которой будут проходить дни и ночи. Женщина, которая выносит моих детей. Разделит со мной радость триумфа и горечь падения. Женщина, с которой я стану делиться своими мечтами и которая будет делиться своими со мной. Женщина, которую я могу утешить и поддержать в трудную минуту, которая поддержит меня в минуту слабости, горя и нужды, даст мне то, что только жена может дать мужу. Женщина, которую я так безрассудно хочу. Вы, Люси, только вы одна можете быть этой женщиной.

Их глаза встретились, и она не смогла удержаться от вопроса.

— Ч-что… — Она облизала пересохшие от волнения губы, пытаясь заговорить снова. — Что вы чувствуете по отношению ко мне?

Его глаза, такие холодные и таинственные, смотрели на нее сверху, пугая мерцающими тенями и недосказанностью. Полные беспокойства и волнения глаза мужчины, которому знакомы боль и равнодушие. Ее мужа, который вынужден хранить мучительные тайны в глубинах своей души.

— Моя драгоценная Люси, — произнес он, не позволяя своему взгляду ни на секунду оторваться от ее глаз, — я готов отдать за вас жизнь.


Карета следовала по улицам Мейфэра, прежде чем выехала на старую Северную дорогу, которая вела из города по направлению к Йоркширу. Ноябрьское серое небо хмурилось, предвещая снег. Он подумывал, не стоило ли отправиться поездом. Возможно, сейчас, глядя на холодное небо, он так бы и распорядился. Но тогда он просто не в состоянии был о чем-либо трезво подумать.

Он разглядывал Люси из-под полей шляпы. Она не отрываясь смотрела в окно кареты. Интересно, думают ли они одинаково по поводу того, как глупо с его стороны тащить ее в такую погоду в Северный Йоркшир. Она считает, что муж не способен на взвешенные решения? Интересно…

Его жена. Воздух бурно ворвался в легкие, стоило лишь мысленно прошептать эти слова. Они вписали свои имена, священник благословил обручальные кольца, которые они с клятвой надели друг другу. Она принадлежит ему перед Богом и законом. Но он так и не завладел ею и с болью осознавал это. Так может продолжаться до тех пор, пока он не найдет способ пробиться сквозь ледяной заслон, который она выставила вокруг себя.

Она мало говорила в тот день, ничего, кроме клятв, спокойного прощания с отцом и леди Блэк. Она больше не обращалась к нему, не считая взрыва эмоций сразу после церемонии. Хотелось так много сказать, многим поделиться, но он не решался начать.

Просто странно, как угнетающе действовало на него это безмолвие. Страстно хотелось вновь услышать ее в тишине кареты. Он не из тех, кто любит поговорить, и все же тосковал от желания услышать нежный голос Люси.

День за днем он все больше узнавал о ней. Сегодня ему стало понятно, что его жена вполне уживается с тишиной. Странно. Все женщины, которых он когда-либо знал, любили поболтать, останавливаясь только для того, чтобы перевести дыхание. Они старались удержать или усыпить его бдительность, завлекая в свои сети словами, но это его никогда не соблазняло. В голосе Люси было что-то притягательное, сближающее.

— Наверное, пойдет снег.

Его взгляд быстро метнулся со свинцовых облаков на лицо жены.

— Вы правы, мне следовало бы распорядиться о том, чтобы отправиться на север поездом.

Она пренебрежительно махнула рукой: