Это убедило Джаз.

— Ты права, — наконец сказала она. — Это ее просто убьет. Какое я имею право вмешиваться в ее жизнь? — Она опустилась на стул. — Спасибо, Джорджия, — устало произнесла она.

Сестры сидели в угрюмом молчании.

— Безусловно, — тихо сказала Джорджия, — ты всегда можешь показать Уильяму, что тебе известно о его отношениях с Кэрри. Пусть понервничает.

Джаз по-новому взглянула на сестру.

— Правильно! А ты стала умна и рассудительна. Что с тобой случилось? Неужели это я так разлагающе действую на тебя?

Джаз задумчиво улыбнулась.

— Мне нужен еще один совет, — тихо произнесла она.

Джорджия выслушала ее производственную дилемму. Следует ли Джаз начать работать на «Дэйли эхо»? Сможет ли она писать для них, оставаясь при этом на полставки в «Ура!», так, на всякий случай, если у нее не пойдет там? В конце Джорджия задала один простой вопрос:

— А как ты сама себя будешь чувствовать, если примешь предложение «Дэйли эхо»?

Джаз задумалась:

— Думаю, что с одной стороны буду себя чувствовать мерзко, но с другой стороны — это же моя карьера. Ради этого я и работала. Это моя жизнь, мое «я». Это я сама.

— Тогда вперед.

— Но я ненавижу все, что проповедует эта газетенка.

— Тогда не работай на них.

Джаз посмотрела на сестру. В ее глазах ничего не отражалось.


Как ни странно, но на следующий вечер Мо была дома. И, конечно же, там ошивался и Гилберт. Джаз не хотелось разговаривать с Мо при нем, но она с горечью думала, что, возможно, в ближайшие месяцы — а может, и вообще никогда — у нее не будет возможности остаться с подругой наедине. Гилберт жил в получасе езды от них, и Мо практически переселилась к нему. Она больше не жила в своей квартире. Вот уже несколько недель в ванной не сушилось ее нижнее белье, на кухонном столе не стояли ее немытые кружки, а по всему холлу не валялись ее туфли. Джаз ужасно не хватало Мо, особенно сейчас, в период глобальной неуверенности в себе и депрессии. Отец был прав: она ужасно ревновала подругу к Гилберту.

Джасмин решила, что ничего страшного, если Гилберт узнает о предложении «Дэйли эхо». Едва ли его можно было считать соперником — он интересовался только театром. Джаз просто было противно говорить о себе в его присутствии. Ну да ладно. Она подождала, когда влюбленные пообедают, и села с ними пить кофе.

Гилберт по-прежнему был демонстративно вежлив с Джаз, но теперь к этому прибавились покровительственный тон и жалость, будто не она, а он отшил ее.

— Джаззи, милая, — приветствовал он девушку, когда она зашла в кухню. — Присаживайся к нам. Мы как раз пьем кофе.

Джасмин хотела было осадить его, заявив, что не нуждается в приглашении посидеть с Мо. Но подруга радостно улыбнулась, и она села за стол.

— Как дела? — спросила Мо.

— Отлично. В ванной такой порядок без тебя.

— Это потому, что ты ею не пользуешься.

Подруги улыбнулись друг другу. Гилберт сидел серьезный.

— Ты никогда не смеешься над моими шутками, не то что Джаз, — сказала Мо, обращаясь к нему.

Гилберт воздел руки к небу.

— Извини, котенок, но, как ты догадываешься, не твои шутки возбуждают меня. — Он сделал все, чтобы это прозвучало сексуально, но Мо только мрачно взглянула на любовника. Джаз захотелось тут же убить его на месте.

— И я не вижу в вас обеих ничего смешного, — продолжал он и для пущей ясности пожал плечами. — Всем известно, что мужчины смешнее женщин.

— Особенно внешне, — сердито сказала Джаз, выразительно глядя на его живот.

Мо хихикнула, а Гилберт снисходительно улыбнулся.

— Не смешно, — сказал он, обращаясь к Мо. — А затем решил сменить тему. — Джаззи, мы с Мо подумали, а не пойти ли нам всем вместе вечером в кино, а потом и поужинать втроем? Что скажешь? Отлично проведем вечер!

«Господи, — подумала Джаз, — он ведь и правда считает, что я мечтаю пойти с ними куда-нибудь, а иначе буду сидеть одна дома и ковырять в носу».

— Посмотрим какой-нибудь милый, сентиментально-романтический фильм? — продолжал он, как сам считал, обворожительным голосом.

Джаз посмотрела на Гилберта так, как смотрела только в день прослушивания.

— Ты имеешь в виду фильм, в котором герой бесчисленное количество раз жертвует собой, говорит глупости, сидит за рулем всех существующих в мире марок машин и в самом конце достигает сказочных высот? — спросила она.

Валентайн выжидательно смотрел на нее.

— Нет, спасибо, — сказала Джаз с натянутой улыбкой. — Мне лучше посидеть дома. Я еще нос не дочистила.

Она практически видела, с каким трудом шевелятся мозги в голове Гилберта. Наконец он спросил:

— Это что, новое выражение в сексе?

Джаз решила, что пора уже сменять тему, иначе она наложит на себя руки. И поведала Мо все свои новости. О новом подходе начальства к ее колонке. О звонке Шарон Уестфилд из «Дэйли эхо».

— Фантастика! — завизжала Мо. — Молодец! Я горжусь тобой! Я всегда знала…

— Но я не уверена, стоит ли мне соглашаться! — прервала ее Джаз.

— Почему? — спросил Гилберт. — Шарон, конечно, сука, но как начальница — она очень даже ничего, если не выводить ее из себя. Правда, если уж вывела — распрощайся с карьерой журналистки.

— А ты разве работал у нее? — спросила заинтригованная Джаз.

— Да, несколько лет. Я иногда кое-что писал для нее, — сказал он весело. — Она была тогда ответственным редактором в газете «Твой месячник».

— «Твои месячные», — шепнула Мо, и подружки с трудом сдержались, чтобы не прыснуть от смеха.

— Хотя, ответственный редактор из нее, прямо скажем, был не ахти, — важно продолжал Гилберт. — Тоже мне, додумались поставить девчонку.

Его лицо выражало полное недоумение при виде того, как Джаз и Мо бились в конвульсиях от смеха. Затем недоумение сменилось выражением презрения, когда Мо начала аж хрюкать от смеха. Это вызвало новый приступ смеха у Джаз. «А, может быть, Гилберт не так уж и плох», — подумала она наконец, вытирая слезы.

Джаз озвучила им свои сомнения. Настроение у нее впервые за последнее время улучшилось.

— Да, — согласно кивнул Гилберт. — Самоуважение в таких вопросах — самое главное.

Джаз и Мо, вытаращив глаза, смотрели на него. «Не будет ли перебора, если мы опять засмеемся?», — пронеслось в голове у Джаз.

Она решила не обращать больше на него внимания.

— Ну и что ты об этом думаешь? — спросила она Мо, словно Гилберт и не высказывался по этому поводу. — Думаешь, не стоит принимать их предложение?

Мо была растеряна.

— Я думаю, ты должна делать то, что тебе велит сердце, — сказал Гилберт.

Мо с явным удивлением смотрела на него.

— Что это за ответ? — возмутилась Джаз. — Если бы я знала, что оно велит, я бы не спрашивала совета Мо! Черт!

Некоторое время они сидели молча. Наконец Джаз решила оставить любовников наедине и пошла спать. Ей надо поговорить с Джоузи. На церемонии присвоения звания «Лучший журналист как личность».

ГЛАВА 19

Всего через два дня Джаз должна была представить статью Шарон Уестфилд, а тут еще церемония награждения. Ее нервы были на пределе. «Каково это — получить награду, на которую меня представила редактор их журнала, а потом сразу «продаться другому издательству?» — мучительно размышляла она. И до чего же ей хотелось скорее увидеть Гарри, а ведь придется ждать еще несколько недель. Каждый раз при мысли о нем Джасмин испытывала острое чувство стыда. Возможно, увидев его гордое, высокомерное лицо, она наконец избавится от этого чувства. Клин клином вышибают.

Джаз пригласила Джоузи на церемонию награждения. Ей даже удалось сторговаться с Майклом, что если она все-таки получит награду, то Майкл посидит с Беном и отпустит Джоузи — это уже будет ее награда — на следующую вечеринку их актерской группы. Более того, сестра даже переночует у Джаз, так как кровать Мо свободна.

Джоузи оставит Майклу телефон дежурного районного медицинского центра, чтобы он звонил туда, если возникнут какие-то проблемы, а не жене на мобильный. Джоузи заслужила выходной, хоть изредка. Как же Джаз хотелось выиграть, хотя бы ради Джоузи.

В субботу будет первая репетиция без Гарри: он эти три недели играет на сцене Пембертона в монопьесе, написанной специально для него одним страшно модным молодым драматургом — Патриком Клифтоном. Конечно же, все билеты давно распроданы.

Джаз сидела в редакции, хмуро просматривая прессу. Все глянцевые журналы были полны злобных, уже не первой свежести сплетен и притом написаны так скучно, что девушка чуть не заснула. Гарри прав. Разве можно гордиться своей профессией? «Хуже уже некуда», — мрачно думала Джаз.

Но как выяснилось, она ошибалась.

На следующее утро Джасмин принесла на работу черное мини-платье.

— Ой, дай взглянуть, — с радостным нетерпением встретила ее Мадди. Джаз не оставляло чувство вины перед начальницей за тот разговор с Шарон Уестфилд, и она с трудом могла смотреть ей в глаза.

Когда Джасмин показала Мадди платье, улыбка буквально застыла на ее хорошеньком личике.

— О боже! — прошептала она.

— Что-то не так? — спросила Джаз. — По-моему, простенько, но миленько.

— Точь-в-точь такое же простенькое миленькое платье купила и я, — сказала Мадди.

Джаз посмотрела на нее с недоумением.

— Это катастрофа, — продолжала начальница. — Один из нас срочно должен идти в магазин и обменять его на другое.

— Ты что, шутишь? — Джаз ушам своим не могла поверить. Мадди, ежедневно имевшая дело с сумасшедшими читателями, бездарными писателями и эксцентричным главным редактором, да еще и сроки вечно поджимали, теперь впала в состояние страшной паники. Над верхней ее губой проступили капельки пота.