Джейн Остин - Гордость и предубеждение

– Я просто в восторге от твоей деятельной доброты, – отметила Мэри, – но душевные порывы должны руководствоваться здравым смыслом; и вообще – я считаю, что странности всегда должна быть пропорциональными тому, к чему ты стремишься.

– Мы пойдем с тобой в Меритон, – ободрили ее Кэтрин и Лидия. Элизабет согласилась на их предложение, и три девушки вместе отправились в путь.

– Если мы не будем медлить, – сказала по дороге Лидия, – то, возможно, даже успеем немного увидеться с капитаном Картером, пока он не уехал в Лондон.

В Меритоне они разделились: две младших девушки направились в помещение жены одного из офицеров, а Элизабет пошла дальше сама, быстрым шагом минуя поле за полем, с нетерпеливой живостью перепрыгивая ступеньки и лужи, пока наконец не увидела впереди дом; ноги у нее болели, чулки были в грязи, а лицо пылало от энергичных усилий.

Ее провели в комнату для завтрака, где собрались все, кроме Джейн, и где ее появление вызвало большое удивление. То, что она в столь раннее время пешком прошла три мили – и еще по такой грязи, да еще и одна, – было для миссис Херст и мисс Бингли почти непостижимым; Элизабет не сомневалась, что они ее за это презирают. Однако они встретили ее очень вежливо, а в манерах брата было нечто большее, чем просто вежливость – в них чувствовалась приветливость и доброта. Мистер Дарси не сказал почти ничего, а мистер Херст – вообще ничего. Первый разрывался между восторгом, вызванным тем чудесным цветом, которого быстрая ходьба придала лицу Элизабет, и сомнений относительно необходимости отправляться одной в такую дальнюю дорогу. Другой думал только о своем завтраке.

На свои расспросы о сестре она получила ответ не слишком оптимистичный. Спала мисс Беннет плохо, и хотя она была уже на ногах, ей было не под силу покинуть комнату из-за очень высокой температуры и плохого самочувствия. Элиза пожелала, чтобы ее немедленно провели к ней; а Джейн очень обрадовалась, когда увидела ее, потому что в своей записке не решилась попросить ее прийти, опасаясь вызвать тревогу или причинить лишние хлопоты. Однако ей было трудно много разговаривать, и, когда мисс Бингли оставила их вдвоем, она не сказала почти ничего, кроме слов благодарности за ту доброту, с которой к ней относились. Поэтому Элиза просто молча ухаживала за ней.

Когда завтрак закончился, две сестры присоединились к ним; когда Элиза увидела, с какой нежностью и заботой относятся они к Джейн, то и сама стала испытывать к ним симпатию. Пришел аптекарь, осмотрел больную и сказал, – как и следовало было ожидать – что она сильно простудилась и они должны тщательно за ней ухаживать; а еще он посоветовал Джейн не вставать с постели и обещал какие-то лекарства. Она сразу же воспользовалась советом, ибо температура у нее повысилась, а голова разболелась еще больше. Элизабет ни на минуту не оставляла ее, сестры тоже подходили достаточно часто: им все равно нечего было делать, потому что мужчины поехали в гости.

Когда часы пробили три, Элизабет поняла, что пора идти, о чем и сказала – с большой неохотой. Мисс Бингли предложила ей карету, и осталось только немного надавить на Элизабет, чтобы она согласилась, как Джейн проявила такую обеспокоенность ее отъездом, что мисс Бингли пришлось сменить предложение воспользоваться каретой на предложение остаться на время в Недерфилде. Элизабет с большой благодарностью согласилась, а в Лонгберн послали слугу, чтобы тот сообщил семье о вынужденной задержке и принес чистое платье.

В пять часов две хозяйки пошли одеваться, а в половине седьмого Элизабет пригласили на обед. На многочисленные вежливые расспросы, которые полились непрерывным потоком, как только начался обед и во время которого Элизабет с удовольствием для себя отметила большую обеспокоенность мистера Бингли состоянием здоровья Джейн, она не могла дать утешительного ответа – ее сестре совсем не стало лучше. Сестры, услышав это, еще два-три раза повторили, как они расстроены, как это вообще ужасно, когда кто-то сильно простужается, и как сильно им не нравится болеть самим, а потом эту тему и не вспоминали. Их равнодушие к Джейн (когда ее не было рядом) возобновило в Элизабет всю ее изначальную неприязнь к ним.

Единственным из компании, кто вызвал у нее хоть какую-то симпатию, был их брат. Его забота о Джейн была очевидной, а вежливость, с которой он относился к ней самой, – очень приятной, поэтому Элизабет в значительной степени лишилась ощущения, что она здесь незваная гостья – а именно такой, как ей казалось, и считали ее все остальные. Они уже едва замечали ее. Мисс Бингли жадно прислушивалась и присматривалась к мистеру Дарси, сестра ее с меньшей жадностью делала то же; Мистер Херст, рядом с которым сидела Элизабет, – был вялый человечек, который жил для того, чтобы пить, есть и играть в карты; он так и не сообразил, что сказать, когда узнал, что ей больше нравятся простые блюда, а не рагу.

Когда обед закончился, Элизабет быстренько вернулась к Джейн, мисс Бингли начала ругать ее сразу же после того, как за ней закрылась дверь. Оказалось, что и манеры у нее плохие – смесь чопорности и наглости, – и разговор поддерживать она не умеет, и вообще – нет у нее ни стиля, ни вкуса, ни красоты. Миссис Херст, которая была того же мнения, добавила:

– Короче говоря, она может похвастаться только тем, что она – прекрасный ходок, и больше ничем. Никогда не забуду, как она выглядела сегодня утром. А выглядела просто какой-то неистовой.

– Ты права, Луиза. Я чуть не расхохоталась. Ее приход – такая глупость! Это же надо – мчаться по полю из-за того, что сестра простудилась! А ее волосы – неопрятные, растрепанные!

– Да вот же. А ее нижняя юбка! Думаю, ты видела ее нижнюю юбку – она вся была в грязи, этого не смогло скрыть даже приспущенное платье.

– Может, изображенная тобой картина и чрезвычайно точна, Луиза, – сказал мистер Бингли, – но все это не коснулось моего взгляда. Мне показалось, что мисс Элизабет Беннет выглядела чрезвычайно хорошо, когда зашла сегодня утром в комнату. А ее грязной нижней юбки я просто не заметил.

– А вы, мистер Дарси? Вы же просто не могли этого не заметить! – спросила мисс Бингли. – Я склонна думать, что вам совсем не хотелось бы, чтобы подобным образом выглядела, скажем, ваша сестра?

– Конечно же, не хотелось бы.

– Пройти три, четыре, пять – или сколько там? – миль по колено в грязи, и к тому же, абсолютно одной! Интересно, что она хотела этим сказать? Как по мне, то таким задорно-хвастливым образом она хотела продемонстрировать свою самостоятельность и свое деревенское равнодушие к правилам приличия.

– Она хотела продемонстрировать свою любовь к сестре, и это – очень похвально, – сказал Бингли.

– Боюсь, мистер Дарси, – отметила мисс Бингли почти шепотом, – что эта история пошатнула ваше увлечение ее чарующими глазами.

– Отнюдь, – ответил тот. – Быстрая походка только добавила им сияния.

После этой фразы на некоторое время воцарилась тишина, потом сказала миссис Херст:

– Я чувствую необычайное уважение к Джейн Беннет, она – девушка действительно очень красивая, и я всем сердцем желаю ей удачно выйти замуж. Но при таких родителях и при отсутствии знатных родственников, боюсь, что шансов на это у нее нет никаких.

– Ты как-то говорила, что их дядя – адвокат в Меритоне.

– Да; и у них есть еще один, он живет где-то вблизи Чипсайда.

– Большая шишка, ничего не скажешь, – отметила ее сестра, и они обе весело захихикали.

– Да пусть хоть все их родственники живут в Чипсайде – это не сделало бы сестер Беннет менее приятными ни на грамм! – воскликнул Бингли.

– Но это существенно бы уменьшило их шансы выйти замуж за мужчин с положением, – ответил Дарси.

В ответ на эту реплику Бингли промолчал, зато его сестры радушно с ней согласились и некоторое время весело радовались по поводу родственников– простолюдинов своей дорогой подруги.

Но когда к ним снова вернулись нежные дружеские чувства, то они покинули столовую и направились к ней в комнату, а потом сидели у Джейн, пока их не позвали пить кофе. Джейн чувствовала себя еще очень плохо, и Элизабет не отходила от нее ни на шаг до самого вечера, пока с облегчением убедилась, что сестра ее уснула, и когда она скорее из вежливости, чем по желанию спустилась вниз в гостиную. Зайдя в комнату, застала все общество за игрой в мушку; ее немедленно пригласили присоединиться, но она, догадываясь, что игра идет по-крупному, отказалась, сославшись на необходимость ухода за сестрой, а потом сказала, что некоторое время побудет внизу и немного почитает. Мистер Херст удивленно уставился на нее.

– Вам интереснее читать, чем играть в карты? – спросил он. – Это что-то оригинальное!

– Мисс Элиза Беннет, – сказала мисс Бингли, – карты терпеть не может. Книги для нее – все, остальное же ее просто не интересует.

– Я не заслуживаю ни на такую похвалу, ни на такое осуждение! – воскликнула Элизабет. – Книги для меня – далеко не все, другие вещи меня тоже интересуют и доставляют мне наслаждение!

– Как по мне, то вы получите удовольствие от ухода за вашей сестрой, – сказал Бингли. – Надеюсь, что вскоре наслаждение ваше возрастет, когда вы увидите ее в добром здравии.

Элизабет поблагодарила его за такое сочувствие, а затем подошла к столу, на котором лежало несколько книг. Мистер Бингли сразу же предложил принести ей еще книг – это, собственно, было и все, из чего состояла его библиотека.

– Конечно, хотелось бы, чтобы моя библиотека была побольше – вам удовольствие, а мне в честь; но я – человек ленивый, и, имея книг немного, читаю их еще меньше.

Элизабет заверила его, что прекрасно обойдется теми книгами, которые были в комнате.

– Просто диву даюсь, – сказала мисс Бингли, – и почему это мой отец оставил нам в наследство такую малочисленную библиотеку? Вот у вас в Пемберли библиотека просто прекрасна, мистер Дарси!

– Другой она просто не может быть, потому что представляет собой произведения многих поколений.