Все громко запротестовали против таких ужасающих мыслей, а мистер Гардинер, после заверений в преданности своей сестре и всей ее семье, сказал, что собирается отбыть в Лондон на следующий день, чтобы помочь мистеру Беннету в его попытках найти Лидию.

– Не поддавайтесь панике, это ни к чему, – добавил он, – потому что, хотя мы и должны готовиться к худшему, все равно не надо рассматривать это как свершившийся факт. Еще и неделя не прошла, как они покинули Брайтон. Через несколько дней мы, возможно, получим от них какие-то сведения, и пока мы точно не убедились, что они не поженились и не намерены этого делать, давайте не будем считать это дело безнадежным. Как только я доберусь до города, поеду к своему шурину, и мы вместе подумаем, что тут можно сделать.

– Мой дорогой брат, – сказала миссис Беннет, – это как раз то, чего я больше всего хочу. Поэтому когда приедешь в город, найди их, где бы они ни были, и если они еще не женаты, то заставь их пожениться. А что касается свадебного наряда, то пусть его не ждут – передай Лидии, что после того, как они поженятся, она будет иметь достаточно денег, чтобы его приобрести. И ради Бога – смотри, чтобы мистер Беннет не вызвал Викхема на дуэль. Расскажи ему о моем ужасном состоянии – что я безумно напугана, что я изнервничалась и вся дрожу, в боку колет, голова болит, а сердце так бьется, что нет мне покоя ни днем ни ночью. А Лидочке скажи – пускай не делает распоряжений относительно свадебного наряда, пока не увидит меня, потому что она не знает, где расположены лучшие магазины. О братец! Ты такой добрый! Я знаю – ты все это устроишь!

И хотя мистер Гардинер и заверил ее снова, что примет самое активное участие в этом деле, но все равно не упустил возможности посоветовать ей проявлять сдержанность, как в надеждах, так и в опасениях. Так они и разговаривали с миссис Беннет, пока на столе не появился обед, после чего все ушли, дав ей возможность излить все свои чувства экономке, которая прислуживала ей из-за отсутствия дочерей.

Хотя Гардинеры и уверены в ненужности такого уединения от семьи, они не пытались вмешиваться, зная, что миссис Беннет не имела достаточно ума, чтобы держать язык за зубами в присутствии слуг, пока те будут возиться у стола. Поэтому они предпочли только кого-то одного из слуг – кому можно было больше доверять – посвятить во все страхи и заботы своей сестры.

В столовой к ним вскоре присоединились Мэри и Китти, которые не появились раньше потому, что были очень заняты в своих отдельных комнатах. Первая была поглощена своими книгами, вторая – собственной внешностью. Однако их лица были относительно спокойными, без каких-либо видимых изменений, разве что бегство любимой сестры или гнев по этому поводу прибавили голосу Китти больше, чем обычно, раздражительности. Что касается Мэри, то она настолько хорошо владела собой, что, сев вместе со всеми за стол, обратилась шепотом к Элизабет с глубокомысленным выражением на лице:

– Нас постигло большое несчастье. Не исключено, что об этой истории будет много пересудов. Но мы должны стойко держаться перед волной злобы, вливая в наши израненные души бальзам сестринского сочувствия и утешения.

Затем, увидев, что Элизабет не имеет особого желания отвечать, добавила:

– Каким бы несчастьем для Лидии не обернулось это событие, мы должны получить от нее полезный урок: потеря девушкой девственности является потерей невосполнимой. Один неверный шаг – и жизнь ее будет разрушена навсегда, потому что безупречная репутация – вещь прекрасная, но хрупкая. В своем поведении женщина должна быть очень осторожной, чтобы не стать жертвой представителей противоположного пола, которым неизвестны чувства чести и совести.

Элизабет удивленно подняла на нее глаза, но чувствовала себя слишком подавленной, чтобы дать хоть какой-то ответ. Однако Мэри и дальше продолжала утешать ее подобными сентенциями, вызванными порочным поведением их сестры.

Днем две старших сестры Беннет наконец получили возможность побыть полчаса вдвоем, и Элизабет сразу же воспользовалась этим случаем, чтобы задать многочисленные вопросы, на которые Джейн ответила с не меньшим нетерпением. Посетовав вместе над ужасными последствиями этого события, которые Элизабет считала неизбежными, а старшая мисс Беннет – вполне возможными, первая продолжила эту тему и сказала:

– Но расскажи мне все, о чем я еще не успела услышать. Поведай мне все подробности. Что сказал полковник Форстер? Разве никто ничего не подозревал еще до того, как побег произошел? Не может быть, чтобы их очень часто не видели вместе.

– Да, полковник Форстер признал, что часто догадывался об определенном неравнодушии, особенно со стороны Лидии, но он не видел ничего такого, что послужило бы основанием для беспокойства. Мне так его жалко! Он вел себя вежливо и доброжелательно! Он и так собирался приехать к нам, чтобы выразить свою обеспокоенность, даже еще не догадываясь, что Лидия и Викхем не направились в Шотландию; а как только такое опасение возникло, это заставило его поторопиться.

– А Дэнни и впрямь был убежден, что Викхем не собирается жениться? Он знал об их намерении сбежать? А сам полковник Форстер виделся с Дэнни?

– Да; но когда он начал расспрашивать Дэнни, то последний отрицал свою осведомленность с их планом и не захотел высказывать своего истинного отношения к этому случаю. Он не подтвердил своей убежденности в том, что они не собирались пожениться, и я хочу надеяться, что относительно этого его просто неправильно поняли раньше.

– А пока полковник Форстер не приехал, у вас ни у кого не возникло сомнений относительно их намерения пожениться?

– А откуда у нас могла появиться такая мысль? Я немного волновалась, потому что опасалась за счастье своей сестры в браке с этим человеком, потому что знала о его не всегда достойном поведении. Мама и папа об этом вообще ничего не знали и были обеспокоены только неуместностью этого брака. А потом Китти призналась – с триумфом человека, которому дано знать больше нас, – что Лидия в своем последнем письме рассказала ей об их с Викхемом намерении. Кажется, она в течение нескольких недель уже знала об их любви.

– Но не до того, как они уехали в Брайтон?

– Кажется, нет.

– А тебе не показалось, что полковник Форстер сам плохого мнения о Викхеме? Он знает о его истинном характере?

– Должен признать, что он уже не отзывался о Викхеме так хорошо, как раньше, и считал того повесой и прожигателем. А после того, как случилось это печальное событие, люди начали говорить, что у него в Меритоне много долгов, однако надеюсь, что все это неправда.

– О Джейн, если бы мы не были такими скрытными, если бы мы рассказали все, что о нем знаем, этого могло бы не случиться!

– Возможно, так было бы лучше, – ответила ее сестра. – Но разоблачение бывших грехов любого человека без осведомленности с его нынешними чувствами казалось нам неоправданным. Мы действовали из лучших побуждений.

– А полковник Форстер знал какие-либо подробности письма, которое написала Лидия его жене?

– Он привез его с собой, чтобы мы прочитали.

С этими словами Джейн достала письмо из своей плоской сумочки и дала его Элизабет.

Вот о чем в нем говорилось:


«Моя дорогая Гарриет!

Ты будешь смеяться, когда узнаешь, куда я поехала, и мне самой смешно, когда я представляю, как ты удивишься завтра утром, узнав о моем отсутствии. Я собираюсь в Гретна-Грин, и если ты не догадываешься, с кем, тогда ты просто дура, я люблю только одного человека во всем мире, и он – просто ангел. Без него я не мыслю своего счастья, поэтому не считаю свой побег с ним чем-то постыдным. Если не хочешь, то не пиши в Лонгберн, что я уехала, потому что представляешь, каким будет их удивление, когда они получат мое письмо с подписью «Лидия Викхем»? Это будет шутка! Так смешно, что даже писать трудно. Извинись, пожалуйста, за меня перед Праттом за то, что я не смогу с ним сегодня потанцевать, хотя я обещала. Передай ему – надеюсь, что он меня простит, когда обо всем узнает, а еще передай, что на следующем балу я обязательно с ним потанцую. За своим нарядом пришлю, когда приеду в Лонгберн; но скажи, пожалуйста, Салли, чтобы она поремонтировала большой разрез в моем старом муслиновом платье перед тем, как упаковать его. Будь здорова. Привет полковнику Форстеру. Надеюсь, ты выпьешь за нашу успешную поездку.

Твоя любящая подруга Лидия Беннет».


– О, несерьезная, глупая Лидия! – воскликнула Элизабет, прочитав письмо. – И что же это за записка? Разве в такой важный момент пишут так легкомысленно! Из этой записки, по крайней мере, видно, что именно она к цели своей поездки относилась серьезно. В чем бы Викхем не убедил ее в дальнейшем, видно, что она такой позор не задумывала умышленно. Мой бедный отец! Представляю, как он переживал!

– Он был очень шокирован; целых десять минут молчал. Матери сразу стало плохо, а в доме стало происходить что-то невероятное! – Ой Джейн, – воскликнула Элизабет. – Осталась ли в нашем доме хоть одна служанка, которая в тот день не узнала все подробности этой ужасной истории?!

– Не знаю; думаю, что хоть какая-нибудь и осталась. Но в такое время трудно было проявлять осмотрительность. С матушкой началась истерика, и как я не пыталась ее успокоить, мне не удалось этого сделать! Я сама чуть не упала в обморок, когда поняла, какой ужас может произойти в дальнейшем!

– Уход за ней был выше твоих сил. У тебя болезненный вид. О, как я хотела бы в то время быть с тобой! Тебе пришлось бы заботиться и волноваться только за себя.

– Мэри и Китти очень сочувствовали и – я уверена – обязательно взяли бы на себя часть хлопот, но я предпочла их не привлекать. Китти – маленькая и хрупкая, а Мэри так много читает, что не успевает отдыхать. После отъезда отца, во вторник в Лонгберн приехала наша тетя Филипс, изъявившая милость пробыть со мной до четверга. Она помогла нам и обрадовала нас чрезвычайно, а леди Лукас тоже была такая хорошая – наведывалась сюда в среду утром, чтобы выразить свое сочувствие и предложить услуги любой из своих дочерей, если такая необходимость возникнет.